Рождество. из серии Татьяна и Шротт

Ольга Заря
Утром двадцать пятого декабря Татьяна проснулась и спустилась на первый этаж. Шротт уже позавтракал и сидел на софе с журналом. Обычно на его месте она учила грамматику,обложившись учебниками и словарями, но сегодня был праздник и  штудирование отменялось.
Ob blond, ob braun, ich liebe alle Frauen!
Напевал он,  сидя пританцовывая, известную мелодию из оппереты Легара «Lustiege Witwe“,  смачно целуя при этом журнал.
-Ты что? У тебя не все чашки в шкафу?
Спросила она как можно вежливей, употребив недавно выученную поговорку.
Потом подошла к нему поближе и увидела, что у него в руках каталог для заказов женской одежды и чмокает он особенно понравившихся ему топ-моделей женского рода.
- У тебя что, помидоры вместо глаз? Ты не видишь, что я выбираю тебе заказ, чтобы сделать подарок.
Ответил он пословицей на пословицу.
- А, подарок..
Невнятно повторила Татьяна и пошла ставить чайник .
Обычно он заказывал ей что-нибудь совершенно нелепое и неносимое и ей приходилось бегать с посылкой на почту и договариваться с фирмой- поставщиком , чтобы переиграть  этот самый шротовский «заказ». «Ты вышла замуж за мужчину не  жадного, но, к сожалению, эстетически не очень развитого»,- успокаивала она себя.
Завтрак для ушей- это хорошо, Но не мешало бы подкрепиться по-настоящему.Поэтому- жарим тосты и готовим кофе-настоящий ,ароматный, из зерен.
Она поставила негромко Витаса, ей нравилось как он завывал.
Шротт подошел и молча выдернул шнур магнитофона из розетки.Русская музыка была ему не по кайфу. Он не раз ей выговаривал, что слушать «это» она может только в его отсутствие. Татьяна, тоже молча, взяла с полки толстый журнал и села читать.
Там была статья о том, что предпочитают европейцы, своеобразный рейтинг занятий, делающих их счастливыми.На первом месте стояла еда, на втором-спорт, на третьем-секс. Дальше, в порядке убывания- консум и путешествия, чтение и общение с детьми где-то на последнем месте.» Интересно,какая бы картина нарисовалась, если бы такой опрос провели в России?»- размышляла Татьяна.» Я уверена, что потребление продуктов питания никогда бы не оказалось в фаворе.»
Приехал Тони, привез бутылку ликера и коробку конфет «Мон шери».Распивать ликер не полагалось.Тони поулыбался и, сославшись на дела, исчез так же внезапно, как и появился. Татьяна называла его «Человек- тень», а Шротт считал его татьяниным поклонником: «Ты ему определенно нравишься.Ради меня он не стал бы покупать подарки. Я бы приревновал его, если он не был моим другом и порядочным человеком.» Она не стала спорить с мужем, хотя не замечала со стороны Тони никаких поползновений на ухаживания.
Шротт и Татьяна тоже обменялись подарками. Он ей подарил массажную расческу, а она на свои сбережения купила ему недорогой парфюм.

- Сегодня ты увидишь, как мы празднуем Рождество!
Произнес Шротт с гордостью.
Татьяна разложила на кухонном столе семейное серебро и по совету мужа покрывала его зубной пастой и полировала. Потемневшие от времени столовые приборы начинали блестеть и в них можно было смотреться, как в старинное зеркало. Она ничего не ответила мужу, только поднесла начищенный поднос к его лицу. Шротт, увидя свое отражение, принял импозантную позу.( У Татьяны промелькнула ассоциация с Карлсоном- она хмыкнула)
- Впрочем, мне сейчас некогда.
Озабоченно произнес он и посеменил, поправляя на ходу фартук, к кухонной плите.
Он запекал индюшку в духовке. Занятие это он считал делом чисто мужским и по этой причине не доверял больше никому.
Татьяна накрыла праздничный стол.Они пообедали при свечах-  сочную индюшку шоколадного цвета, тающую во рту, запивали красным вином. На гарнир была подана красная маринованая капуста, тушеная с приправами- национальное блюдо.Разумеется, не обошлось без кнеделей- колобков,сваренных из смеси нарезанного хлеба и яиц, их нужно было разрезать и макать в соус.

 После обеда решили ехать к родственникам . Решать, собственно, было нечего, так как это была традиция. Это было предопределено так же железобетонно, как и шоколадные санта клаусы,иллюминация и сладкие штолены  на рождественских прилавках.
Сидя в уютном « Мерседесе» Татьяна думала о том , что чувствует она себя в чужой стране, как елочная игрушка в коробке с ватой. Тепло и сухо,не напряжно. Не нужно было мерзнуть в очередях, не нужно было мчаться в семь часов утра на работу, трястись в промерзшем до звона автобусе, не нужно было...
- Обрати внимание! Какая красота!
Попросил ее муж взглядом указывая на дом, мимо  которого они проезжали: по стене карабкался ватный Николаус с подарками.Во дворе второго дома стояла фигура светящегося олененка, во дворе третьего- взметались вверх фейерверки. Город сверкал и переливался разноцветными огнями, дарил ощущение праздника и надежду.
Татьяне вспомнилась рождественская Вена с водопадами искусственных огней и прошлогодний парижский диснейленд  с шампанским на сильвестру, она ничего не ответила мужу и не восхитилась красотой, как он рассчитывал. Ведь он потратил все деньги на покупку нового гоночного мотоцикла и им приходилось туже затянуть ремешок, чтобы свести концы с концами.
Ехали они к сестре Шротта. Татьяне было известно, что та проработала всю жизнь в банке. А начинала она свою карьеру с того, что еще девчонкой подрабатывала у богатых людей- нянчилась с их ребенком. В последствии они дали ей рекомендацию и помогли  получить образование.
Дверь им  отрыла пожилая  ухоженная дама с дежурной улыбкой на губах. Впрочем, натянутость улыбки была еле заметна, видимо, сказывался профессионализм банковского работника. Поздоровалась, пожав руку гостям, провела в комнаты. Дом был основательный, построенный на века. Типичный баварский деревянный балкон, деревянная лестница, ведущая на второй этаж, все экологически чисто и ухоженно. На первом этаже располагались четыре комнаты, в самой большой из них был выход на террасу и дальше, в сад. Это было излюбленное место для летних обедов и посиделок.
Хозяйка усадила гостей в гостиной, где стояла украшенная елка и добротная кожаная мебель желтого цвета и заняла  их беседой. Последняя плавно перелилась в монолог в исполнении Шротта.
К  компании присоеденились вторая сестра- Кертсхен  с мужем. У них был дом в Испании и большую часть года они проводили там. Летом они снимали комнату у сестры, то есть у Бригиты(естественно, за определенную плату), так-как не переносили испанской жары.
« Барон Мюнхаузен», исчерпав тему трудоемкого процесса женитьбы на иностранке, переключился на другую. Нетрудно догадаться на какую.
Хозяйка сварила кофе и к нему подала... блины.  Только они были толстые и не так мастерски испеченные,как показалось Татьяне.Назывались они здесь примерно так:»сковородочные пироги».
- Вот вы варите суп с порошком «Магги»...
Завел разговор Шротт.
Сестры насторожились.
-А вы знаете, что этот порошок изготовляют из переработанных человеческих костей и крови...
Сестры замахали руками, как крыльями и "закудахтали":
- Да что ты говоришь, да как ты можешь портить нам аппетит!
-- Выглядит это так: в один большой котел  загружают кости и другие останки, потом все это основательно проваривают...
Бригита повернулась к Татьяне и заметила:
- Не обращай внимания, дорогая, он у нас с детства такой хулиган.
- Я в курсе. И не такое от него слышала.
Успокоила она тетушек- квочек.
Шротт усмехнулся, потом скорчил рожу и произнес:
- «Дураком родился, дураком и помрешь».Так говорила мне учительница, а  я ей в отместку стишки скаберзные сочинял:
Каolinchen, Kaolinchen, zeig dein Maschinchen!

Сестры не знали куда деваться от такой « распущенности». Да, после длительного вдовства он женился на интересной иностранке, но это еще не дает ему права так задаваться и быть вульгарным. Кертсхен попыталась сменить тему разговора:
- Я в Испании не раз наблюдала, как новые русские, которых там очень много, отобедав, оставляют на тарелке еду.
Она поджала губы и окинула присутствующих испытывающим взглядом, ожидая от них реакции на подобное безобразие. (Если уж она закажет в ресторане обед, то можете быть спокойны, съест все до крошки.Она не столь расточительна, чтобы выбрасывать собственным трудом заработаные деньги на ветер.)
- Не может быть! Какой ужас! Недоедали, выбрасывали..
Запричитал «Хулиган».
Керстхен махнула на него рукой и демонстративно повернулась к сестре, ища у нее поддержки.
Шротт посчитал, что уже достаточно « достал» сестер , настало время и честь знать.
Последние с большим облегчением закрыли за ним дверь.
- Ты знаешь, Рождество у нас тихий семейный праздник.
Вкрадчиво произнес Шротт, одновременно крутя руль «Мерседеса» и поглядывая на Татьяну.
- Со свечами, с тихой религиозной музыкой и задушевными беседами.  Я это заметила.
 По дороге к дому его осенила блестящая идея провести остаток дня в локале.Она представила себе мужские посиделки с соответствующими беседами и крепкими, крепчайшими выражениями и отклонила предложение.
Он подвез ее до дома, и поехал в локаль один.
Она, оставшись дома она, по неписаному правилу завела  русскую музыку и по дому разлилась приятная сердцу мелодия. Ностальгия ее мучала, особенно в первые годы. Каждую неделю она звонила матери. Взглянув на свою родину с другой точки зрения, она оценила в полной мере все ее достоинства и недостатки.И даже они казались такими милыми и ненавязчиво- необременительными. Потом она смотрела «Семнадцать мгновений весны» и родной язык действовал как бальзам и хотелось еще смотреть и еще слушать... Вот полковник Исаев обнимает березку, вот он садится в машину и позволяет себе отдохнуть и засыпает крепким сном на десять минут и его биологические часы  пунктуально срабатывают через заданый отрезок времени и он едет дальше,вперед.
А Шротт все не возвращается. Может, что случилось?
Она подлила себе вина в бокал, сделала глоток и закусила сыром.Включила иллюминацию: мягко засветилась ель, стоящая во дворе и окно, обрамленное гирляндами. Зажгла маленькую «чайную» свечу и поставила ее в декоративный домик, покрытый «снегом». Такие мелочи всегда поднимали ей настроение.
 Друзья привезли изрядно подвыпившего Шротта поздно вечером, когда она волновалась уже не на шутку.
Они остановились в прихожей, сняли с него куртку и ботинки, прежде чем доставить на второй этаж, в спальню. Взобравшись на верхнюю площадку, Шротт оттолкнул,вдруг, поддерживающие его руки,развернулся лицом к супруге и, приняв театральную позу,запел на ломаном русском:

-Расцьветальи йаблоньи и грющи,
Поплильи туманьи над рьекой,

Выходьилья на берьег Катьюша,
прьинъосильа песнью за собьей...

У него хватило сил поклониться,выдерживая стиль и образ до конца выступления и рухнуть поперек двуспальной кровати.
«Я живу с хулиганом, выпивохой и исполнителем народных песен в одном лице.В России этим никого не удивишь, а здесь он скорее исключение из правил», - по привычке заключила она.
 Так закончился тихий семейный праздник святого рождества.


6.06.2011
                Бавария