Отъявленная негодяйка и злостная хулиганка восседала на фонарном столбе. Столб – обычный бетонный восьмигранник с тремя рожками. Но из трёх горел только один. Этого было достаточно, чтобы спрятаться за яркое неоновое пятно. Ночью на нее никто и не охотился – не до того. А вот днём…
Когда началась эта заварушка, никто и не помнит, и кто её затеял – тоже, да и не всё ли равно. Бандитка промышляла многим: зимой срывала с прохожих шапки, лазила в форточки за провиантом, брелки, ключи, мелкие монеты тоже были её любимыми трофеями. Дамские сумочки-косметички, зеркальца, губная помада и вообще всё, что плохо лежит, она присваивала себе. Куда она это всё сбывала – большой вопрос! Однажды она умудрилась даже выкрасть из паспортного стола чернильницу с чернилами, оставив на столе свой автограф – кляксу неопределённого цвета. Зачем ей чернила? Ведь ни читать, ни писать она всё равно не умеет. Но умеет прятаться, выслеживать добычу, уходить из-под выстрела. И знает несколько языков, кроме родного: кошачий, собачий, птичий и т.д. Даже может передразнивать трактор. Когда в сильном возбуждении, - кричит «Ура!». А когда глумится над очередной жертвой, - смеётся «Кха-Кха-Кха». Её никто не любит. Возможно и не за что. А за ум? Судите сами.
Эпизод первый. Хозяйка священнодействует на кухне, как вдруг… Стук в дверь. Сначала тихий и несмелый. Затем всё громче и громче, настойчивей. Хозяйка с вопросом «Кто там?», предварительно вытерев о фартук руки, идёт к двери. Долго смотрит в дверной глазок и решается, наконец, открыть входную дверь. За ней никого, кроме сквозняка из открытой форточки на лестничном марше. На кухне форточка тоже настежь, и хозяйка не досчитывается чего-либо: куска сыра, колбасы или мяса. Возможно даже исчезновение сосисок из почти кипящей воды. Чудеса! Ну, это сложный трюк. Гораздо проще опрокинуть что-нибудь в комнате, например, вазу. И пока хозяйка выйдет посмотреть, что там, можно смело взять всё, что понравится, кроме консервов, - они условно съедобны: банку очень трудно открывать, разве только уложить под товарняк, чтоб наверняк!
Эпизод второй. Школьник сидит на скамейке и ест бутерброд или шоколадный батончик. Вдруг кто-то стучит у него за спиной слева. Поворот головы, - и держащая еду рука пуста. А догнать обидчицу сложно, очень уж шустра!
А помочь допить молоко котёнку или щенку – святое дело! Как и помочь им доесть завтрак либо ужин.
А поиздеваться над котом, предварительно загнав его на дерево, дёргая то за хвост, то за ухо, то за лапу на пару с подругой.
Пацаны зовут её «растрёпой». За внешний вид, наверное. Хоть она украла не одну дюжину расчёсок, но ими не пользуется. И губы не красит тоже, хотя косметики у неё – хоть магазин открывай. Пацанам она нравится за непредсказуемость и безнаказанность: ростиком невелика, но в обиду себя никому не даст, а свяжешься с ней, - себе дороже выйдет…
Он действовала просто по принципу «беру, что хочу, а на вас мне тьфу!». Мало ли кому это может не понравиться? В 1917, когда к власти пришёл пролетарий, тоже было много недовольных. Дюже активных противников утопили тогда в крови, либо «дали возможность» эммигрировать.
Пассивные противники остались и ассимилировались, впряглись в общее ярмо. Но вот диво! Пролетарий и здесь всех обманул. Он вылез из ярма и делал вид, что работает, а платили-то всем одинаково. Можешь костьми лечь, а можешь шары катать в карманах – результат один. Он ведь и революцию-то учинил лишь бы мандат получить плюс оружие и заняться узаконенным грабежом. Пролетарий он потому и голытьба по жизни, что работать лень. Любимая русская сказочка «про Емелю Дурака». Лежи себе на печи, а все, что надо – по щучьему велению состоится!
Растрёпа действовала как истинный пролетарий, занималась перераспределением имущества, иногда финансов по собственному усмотрению, а свой интерес был выше всего остального мира.
Бодливой корове бог рогов не даёт. Видимо поэтому растрёпа и была всего лишь вороной, а посему существенного влияния на политико-экономическое состояние страны, к счастью, оказать не могла.. Но ручку с золотым пером из кабинета министра финансов всё же упёрла!
То, что она плохо кончит, - ежу понятно. А негодяй, в какую бы личину не рядился, всё равно негодяем остаётся, и чем выше вверх по служебной лестнице, чем ближе к пирогу, тем количество негодяев возрастает. А те, кто внизу, - либо золотые рыбки, либо щуки. А ещё ниже только карасики и другая мелочь, с которой вообще никто никогда не считается.
Забавная ситуация: в старину грабители промышляли лишь на больших дорогах, а ныне разбойничают открыто, прикрываясь законом, который под себя же и написали, да служебным положением…
- Эй, булька! – растрёпа уселась поудобнее на раскидистом клёне в парке напротив скамьи, на которой сидел средних лет мужчина с газетой в руках.
- Ну чего тебе? – булькнул в ответ бассет, лежащий у ног мужчины, и обиженно добавил: - Меня зовут Мартин.
- Ты опять поменял хозяина? – проскрипела с издёвкой растрёпа. – И что выгадал?
- Не знаю, - хмыкнул Мартин.
- Тогда зачем убежал от прежнего?
- Он обижал меня. Держал всё время на поводке и не пускал туда, куда мне очень хотелось. Ну, были, правда, и хорошие моменты: вкусные косточки, телевизор по вечерам… И ещё, - пёс закатил глаза и облизнулся, мы вместе с хозяином ходили по девочкам, каждый к своим, разумеется.
- Рай! – восторженно гаркнула растрёпа. – Зачем тогда убежал-то?
- Он меня тапочком по морде отходил!
- А за что?
- За то, что съесть его не успел.
- Тапок? Ты что, оголодал срочно, что ли?
- Нет. Наверно, от скуки. Дома одному сидеть взаперти целый день невмоготу. Заняться-то нечем. Вот и ем всё, что плохо лежит. Телевизор-то сам включать не умею, вздохнул Мартин. – И этот туда же, - пёс покосился на хозяина, целиком ушедшего в газету, - не даёт мне рядом на скамейке посидеть. Дома на диване позволяет, и то после ванны, а тут нет… Тоже мне, друг называется!
- А разве друзей на поводок привязывают? – хохотнула растрёпа. – Ты зачем ошейник-то нацепил?
- Это гарант моей безопасности и определённого рода статус, - пёс сел, гордо приподняв голову.
- Безопасность? А что тебе угрожает?
- Не знаю, - нахмурился Мартин, - наверное, голод.
- Да жратвы где угодно любой добыть можно!
- Ты думаешь?
- Да знаю точно! – каркнула растрёпа. – Друг-то твой чем тебя потчует?
- А-а… - сморщился пёс. – Сам всухомятку всё время, и меня тем же – из пакета что-то на говёшки похожее…
- Ну вы даёте! – хохотнула растрёпа. – Такое даже мне в голову жрать не придёт!
- Зато мне по помойкам шататься нужды нет! – оправдывался Мартин.
- А за что срок-то отбываешь? – съязвила растрёпа.
- Какой срок?
- Ну, как же? Целыми днями взаперти, за непослушание по мордасам, кормят дерьмом,на прогулку под конвоем. Зона одним словом, - подытожила растрёпа.
- Действительно, а за что? – пёс внимательно посмотрел на хозяина, но кроме ног и кончиков пальцев, держащих разворот газеты «Правда» (и неважно, чья она, - правда она и есть правда), ничего не увидел. – А чего делать-то?
- Бежать! «Волка ноги кормят» - слышал? - Да-а-а, хотя у тебя ноги….,- протянула растрёпа.
- Что-то не так? – пёс стал оглядывать себя со всех сторон.
- Всё хорошо, - успокоила его растрёпа, - ты только по сильно неровной местности не бегай.
- Это почему?
- Колтуком, неровен час, где-нибудь зацепишься!
- Опять издеваешься?! – рявкнул обиженно Мартин.
- Не-е, шучу только. Ща поглядим, из чего твой кумир слеплен. – Растрёпа камнем упала вниз, затем резко спланировала над газетой, сорвав с мужчины шляпу и залепив ему внушительную кляксу на отворот пиджака.
- Ах, ты, дрянь такая! – возмутился мужчина. – Вот стерва! А! Ну, вот, погоди же! – он вскочил со скамейки и ну пулять в растрёпу пустыми пивными банками, бутылками и прочими метательными инструментами, которые он находил тут же, в квадрате бетонной урны.
- Фу, какой позор! – скривился пёс. – Как он смешон! И где были мои глаза? И за что такого любить-то? – Мартин обречённо вылез из ошейника и пошёл вразвалочку в сторону чугунной ограды парка.
- Эй, ты куда? – крикнула растрёпа вслед уходящему псу, между делом легко уворачиваясь от летящих в неё «снарядов».
- Так, погуляю, свежим воздухом подышу, - проворчал в ответ Мартин, просунув голову между элементами чугунной ограды парка.
- Ты только зла на меня не держи, паренёк! – крикнула растрёпа ему вослед.
- Ладно, - эхом отозвался пёс Мартин.
А как его будут звать потом, ну, когда-нибудь, после? А какая собственно разница?! Сейчас-то он свободен. Или, может быть, ему это только кажется? А какая она, свобода? Какого цвета? Чем пахнет? Сложно ответить сразу. Наверно, у каждого она своя…