Проба пера

                Первые сорок лет жизни дают нам текст,
                а следующие тридцать представляют комментарии к нему.
                А. Шопенгауэр





Антон Михайлович Акимов решил написать роман.

-  …  А что, в самом деле? По русскому у меня в школе была твёрдая «четвёрка», по литературе - «пять», на зависть Щелкопёровой, и фамилия- то у неё соответствующая… 

Накатаю этак страниц двести-триста,  - немного подумав, добавил,  - за полгода, пожалуй, можно и состряпать…

Супруга, молча подхватив пустые тарелки, выскользнула на кухню. «Снова на работе нелады, опять за старое, бредовая идея не даёт покоя, взял бы и попробовал, легко сказать: «состряпать»…

Будущий прозаик, не найдя отклика, долил из бутылки остатки земной радости и перешёл на внутренний монолог.

«Вот так всегда, взаимопонимания нет, - нет взаимопонимания…

Сначала, конечно, черновик…  Составлю подробный план, выведу красную линию, - о чём пойдёт речь, - и вперёд! За основу надо взять нашу дурацкую действительность, всё как есть, натурально… Э-ка, невидаль! 

В двадцать лет я не знал, о чём писать, в сорок - не знал, как писать, а вот теперь - знаю, и то, и другое, созрел окончательно и полностью.

Самое главное не скатиться на враньё, писать то, что происходит, этакий репортаж сегодняшнего дня. Если хорошенько раздуматься, то, что творится вокруг, на самом деле жутко интересно. Идёт жизнь. Люди суетятся, а суета -  это вечное движение в неопределённом направлении без чёткой цели. Вот и не видим ничего, а скорее, не желаем видеть, потому что так удобно, только суетимся и торопимся, вроде как заняты делом… Куда торопимся, на тот свет, куда ещё?..»

Антон Михайлович выпил, выдохнул, понюхал кусочек хлеба, попробовал подцепить что-нибудь в тарелке, но там уже ничего существенного не было, брезгливо отодвинул её, но с собой не прихватил, пошёл курить на кухню.

-  Ты, Лукерья, думаешь, не получится? - жену, конечно, звали не Лукерья, это он в шутку её так называл, главным образом, под мухой. 

-  Ведь кто такой писатель? Писатель - это, прежде всего, мыслитель. Вот! Думаешь, я бутылку выпил и несу бред? Ошиба-а-ешься, дорогая, ошибаешься…  Я, милая моя, вижу глубинные процессы, а ещё, о многом догадываюсь…

Между прочим, по истории у меня всегда была заслуженная «пятёрка» и не у какой-нибудь там выскочки-соплячки,  а у самой Маргариты Георгиевны! Где сейчас Маргарита Георгиевна?  А-а… то-то… Маргарита Георгиевна сейчас доктор исторических наук, член-корреспондент, если жива ещё, конечно. Вот у кого я учился! Горди-сь, мужем!..

«А мужем-то, зачем гордиться?» - здраво подумала супруга.

Акимов сделал небольшую паузу, прикурил, жена, - умная женщина, -  когда он был под шофе, в полемику с ним не вступала, - продолжил приятные воспоминания…

-  Уже в выпускном классе, она иногда ко мне обращалась, вроде как в шутку, по имени отчеству. Я все даты помнил назубок, вспомнишь дату, воспроизведёшь эпоху в подробностях, а дальше только мели…

Когда в классе никто не мог ответить на вопрос, она говорила: «А что думает Антон Михайлович? - или – «А сейчас  мы спросим у Антона Михайловича…»,  -  и я всегда отвечал. Ни разу не подвёл, - уважал человека, да и, чего греха таить, прихвастнуть был не прочь, перед девками повыпендриваться…

Прошу понять меня правильно, я отнюдь не преувеличиваю, и водка здесь ни причём. Тем более такому ухарю одна бутылка, ты же меня знаешь, -  исторический факт. Пример? Пожалуйста, за примером далеко ходить не будем…

Мой доклад о Тухачевском,  отправили в область, а там его какой-то умник  спёр, материала-то мало, почти нет, а тут, двадцать страниц - бери и пользуй, хоть диссертацию пиши… А ты говоришь…

Мысль написать какое-нибудь произведение, ну, не обязательно роман, -  роман - это, разумеется, преувеличение, последнее время всё больше и больше обуревала  Антона Михайловича  и преследовала, стала навязчивой  идеей. Чем больше он свыкался с этой мыслью, росла и крепла уверенность, что в принципе - можно…

«Условия нужны, здесь ничего путного не появится и появиться не может, Клуша не даст, что я её каналью не знаю? Начнёт улыбочки строить, да подковырки всякие, для неё - это полная дикость, чушь. Жил, жил мужик, вдруг ударился в писательство, вроде как того… Вот дождусь лета, и в этом году точно уеду в деревню…

Важен первый шаг, не то так и буду тужиться годами, сколько можно готовиться, уже полтинник за плечами, сто лет собрался жить, что-ли?..

Быстренько накатаю основу, а потом сиди и переделывай, исправляй, зачёркивай, уточняй, добавляй, сокращай, выбрасывай:  одно удовольствие, вот это и есть творчество, так сказать, - созидание. Скорее всего,так и пишут, а как ещё?»


В понедельник на щебёночный завод, где работал Акимов, пришла путёвка на теплоход «Маршал Жуков» - горящая. Сезон осенний, путёвки дорогие, желающих нет.

Профком на обеденном перерыве почти единогласно, за исключением одного воздержавшегося, принял решение предоставить бесплатно путёвку  Акимову Антону Михайловичу, механику транспортного цеха - за успехи в труде. Именно с такой формулировкой: «за успехи в труде».

Подарок судьбы!

Отдых на теплоходе включал посещение легендарных островов Кижи и Валаам, знакомство с достопримечательностями города-героя Ленинграда.

Радужное настроение, лихорадочные сборы с бодрым напеванием и задорным свистом…

… И счастливый отпускник уже в каюте номер триста сорок…


День первый, поздний вечер - ночь

Как повезло, повезло-о… - это знак. Ещё вчера за рюмкой чая мечтал об уединении, - уехать летом к Елизавете Николаевне, - сегодня…   

Тут всё ясно - ко мне прислушались, идею поддержали и однозначно дали  добро. Возможно, - хотелось бы надеяться, - даже будет оказана поддержка, в виде творческого подъёма, плодотворного вдохновения. Наверху контора зря ничего не делает, там и не такими делами ворочают…

Октябрь не самое лучшее время для отдыха, тем более, на Севере, но, тем не менее, на теплоходе собралось пассажиров человек двести, не меньше, съехались воротилы бизнеса со всей страны. Публика наглая, одной масти, с претензиями на элитарность, толстосумы и разбойники.

Пассажирский теплоход - настоящая роскошь, вот почему путёвки такие дорогие. Тепло, светло, уютно, кругом ковры, огромные фарфоровые вазы с цветами, как в гостинице «Ленинград» в Москве. На стенах, - на морском сленге переборки, - всюду висят, довольно приличные, картины в дорогих рамах, отчего сюжет и техника исполнения только выигрывают. Ощущение такое, словно ты не на воде, а в дорогущем отеле типа «Метрополь», хотя бывать там не доводилось, так, по телевизору…  фрагменты…

Команда судна - сплошная молодёжь, вежливые ребята. Одеты по форме, каждый на своём посту. Предусмотрительны, как лакеи в девятнадцатом веке, всё время смотрят в рот и ждут обращения: «Скажи-ка мне, любезный?..»,  реагируют даже на, случайно брошенный, взгляд. И что интересно, всё так галантно, с улыбочкой - вышколены знатно. А разобраться, всего лишь матросы, пацаны обыкновенные, один даже у нас одно время работал, как изменился, просто удивительно, но в лучшую сторону, конечно.

У меня двухместная каюта, существует угроза, что кого-нибудь могут подселить. Одна койка пристёгнута к стене, очень разумно и удобно, места не занимает, в глаза не бросается, словно и нет никакой койки, а так, стена и стена…

Пока один, красота, хоть бы никого не подселили, только бы не подселили…  Слабая надежда есть, стало известно, что часть путёвок всё же «сгорела»,  - не зря их называют «горящими». Может, и в самом деле, не подселят, хоть бы ещё разок в жизни повезло, ещё бы один разочек…  Начало-то хорошее, может, повезёт?..

Если взвесить все «за» и «против», разобраться, как следует, то счастливая жизнь - это, когда на душе покой и не надо исполнять никаких обязанностей. Редко так бывает, очень редко, к сожалению.

Вот придёт сюда какой-нибудь тип и сразу начнётся клоунада, игра в приличия. Каждый будет стараться изоброжать из себя, - так принято в обществе,  -  интеллигентного, до приторности вежливого попутчика, чуть ли не весельчака, стандартные вопросы, предсказуемые ответы. Ладно, если сошёлся с человеком, есть что-то общее, а ну, как нет, тогда что - притворяться: «Доброе утро! Как спали?..» и прочее, и прочее…

А хуже всего, если попадётся откровенный хам, будет без конца курить, рассказывать матерные анекдоты, громко хохотать над ними, склонять к выпивке, а то ещё приведёт бабу и попросит «погулять полчасика». Какой тут отдых? Чистое наказание, тогда о творчестве придётся забыть….

Осталось ждать и надеяться, если сразу не подселили, может и не подселят, рассосалось, поди, уж…

Если у человека деятельная душа, - он менее всего одинок, - «душа обязана трудиться», - даже находясь в реальном одиночестве. Одному хорошо, закрылся от всех и лежи себе, вытянув ноги, да хоть целый день: от завтрака до обеда, от обеда до ужина. Вот занятие, ешь и спи, и не надо ни на какую работу ходить, -  гори она, синим пламенем, - смотри в иллюминатор и фантазируй. Хотя, какой это иллюминатор, обыкновенное окно, прямоугольной формы, как в помещении.

Ушлые немцы всё продумали, места вроде немного, а уютно, слов нет, всё под рукой, а какой дизайн? Предусмотрено абсолютно всё для полноценного отдыха, расслабления и отключки.

Такие уникальные условия предполагают, в первую очередь, общение с хорошенькой девушкой, - да, да, - молодой, красивой, притягательной, но на вид, хорошо бы, скромной, и обязательно с рыжими волосами, и с формами, как та эстонка из хора, с которой я однажды ехал в Калининград…

Сидим, значит, фотографии рассматриваем, фотографии нас сильно заинтересовали, а сами норовим прикоснуться друг к другу, да главное, всё откровеннее и откровеннее…  А биополе у меня сильное, сам боюсь… Потом пошли ужинать в ресторан… Да, уж! Да ещё рыжая, волосы пышные, мягкие, их так  много…

Но тут, брат, другой случай. Пусть двести человек балдеют и колбасятся, а  мы, а мы отчаянно работать, ух, как руки чешутся скорее начать… Скорее бы уж…

Будем говорить нараспашку, без гнева и пристрастия, посмотрим,  посмотрим…  Я ведь заводной, и по ночам могу, холодной водой голову оболью и как, ни, в чём ни бывало, продолжу, если завёлся, меня не остановишь…  ни сон, ни усталость не берут…

Внутренняя лаборатория должна работать, с какими бы трудностями не пришлось столкнуться, как сказал древний мыслитель: «Если я не найду дорогу, то проложу её сам». Вот перцы были! Вот характер! Сказано давно, а ведь не возразишь, надо же так уметь сказать…

Итак!

С чего начать? Ну, конечно, с природы: литературно, нейтрально и со вкусом. Это у меня будет вступление, как у путных-то писателей, те непременно природу опишут, но только не перебарщивать. А то был один такой, на двух страницах луг описывал, живя в Париже, что-то сейчас редко упоминают этого, некогда модного и высокооплачиваемого  автора.

Не забывай, Михалыч, краткость - сестра таланта, надеюсь, ты не тупой, хотя это ещё доказать надо, доказать делом, а не декларациями, да пустой похвальбой.   

Темно,  судно покачивает. Оно  хоть и большое, - полторы сотни метров,  -  а водичка им играет, как хочет, легко и небрежно: вправо-влево, вверх-вниз, туда-сюда…

Началось движение, идём медленно, торопиться некуда - отдых.

Маршрут простой, капитан его изучил досконально, - ходит по нему больше десятка лет.

Когда он представлялся пассажирам, - какая хорошая, благородная традиция, дескать, я профессионал, беру на себя полную ответственность  за вашу безопасность, - почему-то невольно сравнил его с Черчилем.

По физиономии и солидной  комплекции, ну, вылитый Черчиль, - тот многими делами занимался, в том числе и морскими, - но наш  выглядит  намного приличнее, потому что без сигары и трезвый.

На берегу осталось море огней, никогда не предполагал, что берег может быть таким красивым. Впечатление - словно не отплываем, а отъезжаем на поезде, только ощущение небольшой, приятной качки. К качке легко привыкнуть, мне она даже нравится.

И ещё. Под носом монотонно гудит, точнее, зудит вентилятор обогревателя. То, что он гонит тёплый воздух, я приветствую, для этого и предназначен, но то, что шумит, подлец, - отвратительно. Ещё не успели отплыть, он мне уже порядком надоел, а что будет дальше? Выключить его нельзя, - включён напрямую. Придётся терпеть, вот тебе и первое испытание, хотя при моём-то характере, выдерну провод и вся недолга, но, опять же, себе во вред. Из двух зол, надо выбрать меньшее и с ним смириться, как метко заметил один известный гуманист: «Человек есть существо ко всему привыкающее». Постараюсь игнорировать назойливую «музыку» моторчика окаянного, идеального на свете ничего нет, в жизни приходится ко многому привыкать.

По программе круиза сразу направляемся в Кижи.

Был я там, давно, правда, молодой был, пиво обожал, было это летом, мне понравилось. Теперь вот осень, да и сам я уже вступил в осенний возраст, притупились некоторые страсти, поутихли отдельные эмоции, но не до конца  ещё, не полностью, а так, частично, в пределах возрастной нормы.

Помню, тогда идём, всё вроде обычно, кругом вода, даже некое однообразие, а потом, вдруг - раз! - и открывается такой потрясающий, величественный  вид. Всё произошло как-то одномоментно, неожиданно. Бац, есть! Утро, погода ясная, видимость хорошая…

Не знаю, как другим, но меня так просто отропь взяла: красота, могущество, величавость - и всё на воде, посреди воды, словно из-под воды. Сильное впечатление, пращуры этот эффект воздействия на психику точно рассчитали. «А ну-ка, подумай, человечишко паршивый, кто таков будешь, в сравнении с монументом-то? Ну,  что, мелочь пузатая, убедился, или не дошло?..»

Я и в самом деле, тогда почувствовал себя мелковатым и плюгавеньким…  Виноватая реакция усиливалась ещё тем, что был с приличного бодуна, озираюсь по сторонам… Смотрю, все, - как и я, - застыли, притихли, посерьёзнели, взирают молча, не обсуждают, не болтают… Вот такой феномен!

Интересно, будет ли что-нибудь подобное завтра, точнее, уже сегодня. Надо же, сколько лет прошло, а тот момент откровения помню до сих пор во всех  подробностях…

День второй

Оказалось, что после начала движения, примерно через два часа хода, была ночная стоянка у каких-то островов. Зачем? Странный маршрут, плывём,  потом вдруг, ни с того, ни с сего,  остановились, постояли, вновь продолжили движение… 

Большинство пассажиров не спали всю ночь - гуляли. Бар, по площади напоминающий вместительный ресторан, гудел как улей, пир стоял горой…  Мы все не дети, момент ответственный - презентация вакансий и ярмарочная торговля, комплектование союзов и временных пар…

Как передала сарафанная почта, - несколько человек, так, чуть-чуть знакомые, оказались из нашего города, - напитки лились рекой, капитаны бизнеса состязались в показном хвастовстве, трясли мошной, завоёвывали  сердца ушлых дам…

Я, как турист, стеснённый в средствах,  - девочкам из варьете мог предложить разве что немного солёных  огурчиков с холодной картошечкой в  мундире, - благоразумно спал. Надо было подготовить себя к познавательным экскурсиям, решил время зря не терять, экскурсии - это находка, готовый материал на блюдечке. Если такую возможность не использовать, не знаю, что тогда ещё надо - «рома-а-ан… напишу-у…»

Люди, бывает, пишут в поездах, гостиницах, больницах, как Василий Шукшин, где придётся, чуть ли не на чемоданах, а тут такая уникальная возможность. Хотя сравнивать себя, хотя бы отдалённо, с Василием Макаровичем - некорректно, старик, не корректно, заносит, братец…

А в целом, я всё же созрел до ситуации, которую точно сформулировал,   мой, далеко не самый любимый, писатель Толстой: «Можешь не писать - не пиши, не можешь не писать - пиши».

Ход быстрый, посудина идёт как крейсер, хотя на крейсере никогда не ходил, а хотелось бы, так, представляю лишь по фильмам и романам Валентина Пикуля. Даже не верится, что эта высоченная махина может так разогнаться. Качки нет, ход ровный, только гул стоит, и он заводит, словно в атаку идём.  Нарастает возбуждение, начинаешь чувствовать себя участником какого-то  предстоящего и, скорее всего, опасного действа, что ты тут нужен, что без тебя никак не обойтись, все вместе - команда и сейчас такое-е произойдёт, тако-о-е  начнётся…

Начался восход солнца, стало быстро светлеть.

Красоти-и-ща… жуть! Водная гладь, натура, дикость…

Куда ни посмотри - одна вода, ни берегов, ни островов, как в Тихом океане. И лишь часам к семи стали появляться низкие берега, «крейсер» неохотно снижает скорость, воображаемая атака не случилась - противник  тупо сдрейфил и поспешно ретировался, проще говоря, дал дёру.

К берегам подходим близко и осторожно, идём на малой скорости параллельным курсом, так близко, что чуть ли не касаемся ветвей деревьев.

Стали появляться крохотные деревеньки, точнее то, что от них осталось, домов по десять-двенадцать, много строений полностью разрушено. До Кижей рукой подать.

Завтрак прошёл вполне сносно, почему так говорю, с оценкой, потому что в вопросах питания щепетилен до вредности, гурман, в некоторой степени.  По ресторанам хаживал, хаживал, и не только червячка заморить, но как следует  поесть и в меру выпить.

Была у меня по молодости этакая купеческая придурь, - чего-чего, а этого у нас у всех  хватает, только у каждого своя придурь. А может быть, хорошая привычка, это как посмотреть, - коллекционировать шашлыки.

В какой бы город не приехал: в командировку, на  курсы, в гости, по делам или просто так, да, мало ли, путешествовать любят все, а в молодости это даже необходимо. Первым делом, - в лучший ресторан, пока, деньжата есть. А как иначе? Это у меня называлось - день приезда, знакомлюсь с городом через самый роскошный ресторан. По нему я определял статус города, мне уже всё становилось ясно, куда я попал. Ну, и, первым делом -  шашлык, закуски разные, разумеется, выпивка соответствующая, но в пределах, отдых должен быть культурным и в удовольствие, а не так, чтобы лыка не вязать.

Вкусовые ощущения, как известно, человек сохраняет в памяти примерно  сорок лет, вот я и сравнивал: где, какой был шашлык, кто, как, с чем, и даже на чём подавал, всё имеет значение, до сих пор помню многие изысканные тонкости…

Дни отъезда также традиционно отмечались, но не столь помпезно, преимущественно, в привокзальных ресторанчиках: постная буженинка или шпротики, лангетик, водочки грамм триста и две бутылки пива. Меньше двух -  никогда не заказывал.

Замечу в скобках, одну бутылку пива я пить никогда не стану, так как это для меня унизительно, на это способны только алкоголики, если позволяет  время, начинаю с четырёх…

Сколько денег было ухнуто! А не жаль, нет, нисколечко не жаль! Зато рестораны помню, в том числе все главные киевские, словно был там вчера. Одно время даже вёл учёт и ресторанам баллы выставлял.

А лучший в жизни шашлык мне подали, ни один эксперт моего уровня никогда не догадается, в го-лову не придёт, где - в городе Советске Калининградской области.

Эээ-э!.. Тарелище, по размерам с большую сковородку, гарнирище, какой там зелени только не было и он, главный персонаж,  - огромный, ароматный, сочный, горячий…  Ммм-м!.. Да ещё официантка с интимным обаянием Моны Лизы дель Джокондо. Спрашиваю:

- Как зовут? 

- Ма-а-ша…  -  и глазки многозначительно потупила…

А в ресторане нашей калоши, оказывается, могут запросто подать, - и глазом не моргнут, - кофе в битой чашке. Скандал, безобразие, ресторан называется. Маленькая, довольно симпатичная кофейная чашечка - со щербинкой. А оправдаться просто -  условия.

Что вы хотите, мы на плаву, волны коварные, качает… Кофе холодный -  причина та же, мы на Севере, - дуют холодные ветры…  Бутербродик у меня вызвал не столько ироническую улыбку, сколько горькую усмешку. Тоненький-претоненький кусочек белого хлебца, едва заметный намёк на сливочное масло и прозрачный слойчик, похожий на плёнку, сыра. Как хорошо, что я  предусмотрительно запасся картошкой с огурцами, тё-ртый калач, бывалый малый.

А вот и музей-заповедник Кижи. Подходим спокойно, без эмоций.

Преображенская церковь является самым сложным сооружением среди всех сохранившихся памятников деревянного зодчества. Её высота до креста центральной главы тридцать семь метров. Обидно, что она вся в лесах, впечатление совсем прозаическое, поколеблена величавость. Заболела Матушка, тяжело ей сейчас, старенькая стала, нуждается в помощи, защиты у людей просит…

На палубах люди солидные, они и здесь без проявления чувств, как на своей  круглосуточной работе: важные, деловые, угрюмые… Честно говоря, и у меня увиденное, тоже восхищения не вызвало. Вечером - восторженные  воспоминания о первой встрече, чувствах удивления, изумления, очарования, а сегодня, воспринимается как простой обычный памятник. Постарел, вероятно, стал пессимистом, начитался философии, - во многой мудрости много печали…

По радио объявили: в девять часов экскурсия на берег. Бойко собираемся, нетерпится подвигаться и подышать свежим воздухом, посмотреть, послушать, что-то потрогать своими руками, - приобщиться к старине…

Моросит мелкий дождь, дует пронизывающий ветер. Зябко.

Эх-ма! Как всё переменилось! Однако, по-порядку…

Основные постройки в лесах. Леса поставлены бестолково, грубо, кое-как. Даже мне не строителю, видно, ставили их непрофессионалы, просто нужные   люди сшибили шабашку, подзаработали детишкам на молочишко.

Несколько лет подряд, сюда приезжали на летние каникулы студенты  -  спасали шедевр деревянного зодчества, шумиха тогда в СМИ была поднята невероятная.

Ловкачи от науки рекламировали новый метод, как продлить  жизнь памятнику на ближайшую тысячу лет; каких только радужных обещаний не было дано.

Суть новации сводилась к тому, чтобы все постройки предков залить  химическими растворами, древесина станет твёрдой, грибок от голода погибнет. 

За дело сразу же энергично взялись студенческие отряды. В итоге получили: теперь, чтобы главная церковь не рухнула с грохотом, как старый дуб во время бури, в срочном порядке поставили металлические стяжки, - в то время, как  церковь построена без единого гвоздя, - и многочисленные подпорки.

-  Внутри, - говорит экскурсовод, презабавный малый, - всё в металле, туда, по соображениям безопасности давно не водим…

Вот так! Интересно как раз посмотреть, что там внутри. Снаружи все сто раз всё видели, хватает фотографий, справочных изданий, иллюстрированных проспектов, открыток, календарей и календариков…

В то время как там знаменитый иконостас, самый полный из иконостасных комплексов Русского Севера, эти иконы имеют высокую художественную ценность, так как выполнены в редкой манере северной росписи, вологодской иконописи.

Ходим по территории заповедника стихийно образовавшимися группками. Там постоим - посмотрим, туда сбегаем - поторчим, покрутим головами, потопчемся…

Перебросились парой, ничего незначащих фраз и погнали дальше. Никто ничего толком не знает, даже не пытаемся скрыть это друг от друга, форсу не держим, глазеем как папуасы, одно слово - экскурсия.

На ветру, под дождём, - остров как-никак, продувает насквозь, не лето. С одной стороны - разноликой толпе любопытно, с другой - всё так  беспорядочно, невразумительно, бестолково…

Да, полинял, полинял памятник, - время жестоко и неумолимо, - на глазах разрушается. Скоро, а именно  в 2014 году исполняется триста лет   двадцатидвухглавой Преображенской церкви, которая признана ЮНЕСКО единственным в мире по своим архитектурным достоинствам и имеющим особое культурное значение памятником деревянного зодчества.

Особое!

Старатели помогли. Наш человек бесплатно-то готов изуродовать всё, что угодно, - вандалов хватает, - а если его ещё накормить до отвала мясной тушонкой и деньжат подкинуть за усердие, тогда его вообще не остановишь, во имя благих намерений. Благими намерениями… - дальше все знают…

Чтобы всё окончательно не погибло, теперь придётся тратить средств, -   на реконструкцию способом переборки без полной раскатки, - в десятки раз больше.

Попробуй такую махину поднять, чтобы каждое брёвнышко обследовать, выбраковать, аккуратно его убрать, а на его место поставить новое, специально подготовленное к таким колоссальным нагрузкам. Да и потом, где взять мастеров? Это ведь не баньку поставить, сарай подлатать, изгородь поправить…

Экскурсовод, скорее  групповод из бывших пожарников, с придыханием поведал: «Порошки и растворы, тогда засыпались и заливались тоннами, в то время, как защитный слой достигал всего лишь трёх миллиметров. Следовательно, вся отрава ручьями прямёхонько стекала в озеро. Рыбы здесь не будет лет тридцать! - поставил он нас в известность. 

Уникальную кросс-экскурсию огнеборец закончил картинным вставанием на спецбугорок, все свои экскурсии он заканчивал одинаково, - на заповедном  постаментике. Жестом вождя угнетённых народов, указал точное направление потоков заразы.

«Воздействие химикатов на экологию окружающей среды по своей вредности было колоссальным…» - пауза, медленно обвёл всех присутствующих взглядом Мирона, - театральный поворот туловища и  стремительное удаление в неизвестность…

Пока мы стояли в замешательстве под впечатлением хорошо отрепетированной финальной сцены, Никита пропал, как в воду канул.

Несколько слов об этом персонаже.

«Вообще-то,  други мои, я родился в Сибири, но Карелию полюбил всем сердцем, как принято говорить, с первого взгляда. Мы тут одно время пожары тушили, летишь, бывало - красота…  вскоре  я  женился…  Летом тут особенно хорошо, зимой перебираемся в город, но это другая тема…» - отбарабанил легальную часть биографии экс пожарник.

Одет он был, откровенно говоря, не по сезону: поношенная, короткая джинсовая курточка, явно не его размера, так как не застёгивалась. Постоянно, как припев, он повторял: «Я смотрю на вас и вижу, как  вы озябли, -  экскурсанты надели тёплые свитера и штормовки, кто постарше - был в зимних куртках. - Вам наверняка нетерпится поскорее попасть в свои тёплые каюты,  -  отливал пули рубаха-парень, - поближе к калориферу, кофейку горяченького, хе-хе,  а то глядишь, чего покрепче…  Сегодня, сами видите, погода отнюдь не прогулочная, синоптики назавтра обещали заморозки, - пугал он нас низкими температурами окружающего воздуха.

Характеристика групповода будет неполной, если не отметить его главное достоинство: по острову он носился как угорелый, многие, очень многие   пытались за ним гоняться, но мало кому это удавалось.

Попробуй, догони полураздетого замёрзшего стайера, в зимней куртке с геморроем. А ведь у кого-то, наверняка, был ревматизм, возможно высокое давление и одышка, а тем более, если паховая грыжа…

Только подбежим к мельнице, немного поболтали, но уже замаячил арьергард, - он моментально на рывок, бежим дальше, к бане, потом к сараю, а там к плетню, потом ещё куда-то… Всё это напоминало  хорошо организованный городскими властями массовый забег граждан, во вторую субботу августа в День физкультурника.

После грустного финала, когда сибиряк пропал словно барабашка, мы как оплёванные,  с опущенными головами понуро побрели к теплоходу.

Хорошо запомнились все обещалки заезжего краеведа, свои домашние заготовки он рассыпал  обильными потоками.

«Сейчас на этом моменте останавливаться не будем; к этому мы вернёмся в конце нашей экскурсии; про это можно говорить шесть часов, но вы понимаете, наше время ограничено…»

Изобразит, недорого возьмёт, и всё это с приятным лицом, мило улыбаясь, порой возвышая голос, с намёками на этакое приятельство, взаимное понимание и доверительность. Но я заметил одну характерную особенность  -  говорит направо, а смотрит налево, точь-в-точь, как один известный ведущий на телевидении.

Групповод  быстро бегал не только потому, чтобы окончательно не замёрзнуть, а просто панически боялся вопросов, в составе арьергарда было несколько учёных-историков.

Что ещё? Конечно, о еде. Тема во все времена актуальная, не будем же и  мы её чураться.

Как смешно и излишне церемонно ведут себя наши люди в ресторане. Оговорился, оговорился, какой там ресторан, по такому-то кофе - столовка обыкновенная, только салфетки льняные, как в настоящем ресторане, например, - «Будапешт» в Москве.

А людей наших и в самом деле жалко. Надо же так позировать, разные гримасы строить, посмотрели бы они на себя со стороны. Отобедать идут медленно, словно кушать не хотят, но раз надо, так надо. Сядут важно, вкушают торжественно - ритауал, ну, прямо царствующие особы.

Обратил внимание на такой пустяк, для кого-то, может быть, и не пустяк:  пользоваться вилкой левой рукой не умеют, разве что единицы. Ну, что тут такого особенного? Но понимают, в хорошем обществе вилку надо  держать непременно в левой руке, вот и стараются, а в опыте-то нет.

Это надо видеть, как вполне приятная во всех отношениях дама с причёской и высокой грудью, ловит кусочек на тарелке, а тот всё время ускользает…

Она за ним гоняется и тычет в него вилкой, да мимо, а сама страшно боится, как бы он вообще не вылетел на пол или угодил кому-нибудь на колени. А когда, наконец, овладеет им, торопится отправить в рот, - да и голод, все знают, не тётка.

Я лично, действовать вилкой в левой руке не умею, но никогда по этому поводу не комплексовал. Нарезал мяса, переложил вилку в правую руку и… вкушай в своё удовольствие. В конце концов, я же не на зачёт в разведшколе пришёл, а поесть по-человечески. А у них - сплошные церемонии, дамские уловки, да галантерейное обращение.

Кабаки  мне знакомы, - я уже об этом обмолвился, - в какой-то степени моя стихия, если не слабость, сиживал, бывало, с солидными людьми, известными и даже знаменитыми: писателями, художниками, артистами, один раз угораздило поужинать с чемпионом мира по боксу в полутяжёлом весе.

Фамилию сознательно опускаю, реальный факт, мало ли дойдёт, не так поймёт, а я его уважаю за мастерство и мужество. У него тогда была сломана правая рука, накануне он проиграл бой, говорит, - «парень так меня отлупил», другой предпочёл бы подобный факт не афишировать.

Нормальный мужик, никаких комплексов - это признак таланта, такие мне симпатичны. Ну, ещё бы, быть чемпионом мира и иметь комплексы! Нонсенс!

Автограф мне дал на сигаретной пачке, правда, попенял: «Мне, - говорит, -  для автографа подают атласные книжки, а тут - пачка из-под сигарет». Я, воспитанный человек, тут же извинился за оплошность, так случилось, что у меня с собой не оказалось записной книжки в замшевой обложке - дома забыл, так торопился отужинать.

Чтобы немного разрядить обстановку, предложил ему выпить по пятьдесят грамм. Разговорились, он стал охотно о себе рассказывать, - я давно следил за его выступлениями, несколько боёв посмотрел по телевизору, почему  фамилию и имя сразу назвал, - поэтому поддакивал по существу, конкретно и, видимо, расположил  к себе.

К концу вечера мы уже были друзьями. Он дал мне свой адрес, телефон, звал в гости в Москву, и звал совершенно искренне, - на фальшь у меня особый нюх, скорее - аллергия.

-  Если приедешь, а меня не будет дома, тебя, как близкого человека, примет моя жена, она у меня гостеприимная, так что приезжай в любое время…

Вот так, не лыком шиты!

А ещё был случай, но это уже из разряда курьёзных.

На моём левом плече горько рыдал директор крупной электростанции, даже пиджак замочил. Нашёл бедняга повод для слёз, жена, видите ли, изменяет, открыл Америку!

Я долго и безуспешно его успокаивал, привёл утверждение Гомера: «На верность жены полагаться опасно», объяснял ему, что во все времена это было и остаётся широко распространённым явлением, даже великий полководец вынужден был однажды заявить: «Жена Цезаря вне подозрений». Кто его за язык тянул?

Нет, плачет, убивается,  ничего не понимает, даже хлюпает, как подросток.  Не знаю, что делать, как помочь? Мужик видный, деньги гребёт лопатой,  наверняка, есть правительственные награды, дураку не доверили бы такой объект, - электростанция действительно очень крупная, и вновь я умолчу, какая и где именно, - а зависит от мочалки.

И смех, и грех. И уже отчаявшись, процитировал Мольера: «Кто чересчур насчёт рогов опаслив, тот вовсе не женись - другого средства нет».

Смотрю, мужик, реветь как корова, перестал, задумался, вытер слёзы бумажной салфеткой, я подумал, - жена, и в самом деле, - курва, у такого человека, даже носового платка нет. Он долго молчал, потом с расстановкой говорит: «Ты, кажется, приятель, меня успокоил, давай, по этому поводу, вмажем».

Вмазали. В молодости по этой части я был довольно кряжистым…

А эти несчастные убиваются. Параходишко как корыто, осадка только полтора метра, - предназначен для эксплуатации на реках, - того и гляди, кувырнётся от волны покруче. Столовка занюханная, кофе жидкий, чашки битые, какой тут может быть форс!

Для особого шику и светскости, чтобы произвести благоприятное впечатление на собеседников, некоторые дамы, вкушая, оттопыривают мизинчики и шевелят ими, привлекая внимание. А то ещё начнут протирать пальчики левой руки, как бы стряхивая хлебные крошки, которые мешают им культурно кушать. Все эти фигуры под бесконечный, нарочитый стук столовых приборов - звуковое сопровождение, как в слесарной мастерской на уроке труда в пятом классе.

Притворный восторг, фальшиво-трогательные приветствия, натянутые улыбки, приторная вежливость, а сами, всего-навсего, случайные попутчики.  Неделя пролетит, не заметят, разъедутся, кто, куда и на второй день забудут друг друга, словно никогда и не встречались. Так вот хоть сегодня-то побыть элитой: теплоход четырёхпалубный, путёвки дорогие, места исторические, памятные, красивые… Вот и втирают очки друг другу, по понятиям фальшивой  корпоративной этики.

К чести, раскритикованной мною выше столовки, кофе сегодня был отменный: горячий, крепкий, ароматный и чашечка без щербинки. Значит,  есть небитые чашечки, и кофе заваривать умеют, и не жадничают, как в брендовых ресторанах, для которых самое главное - репутация.

Кофе хорош, до сих пор ощущаю блаженство послевкусия. Ладно, столовка, извини горячего северянина, с кем не бывает; ну, переборщил, ну, преувеличил, фантазия разыгралась… Не столовка, не столовка - ресторанчик, может быть, даже второго класса.

А какой я скупердяй на похвалы всё-таки…

В каждом деле надо быть справедливым, но как это порой бывает трудно, а самое отвратительное, когда на своей несправедливости, а то и откровенной глупости, ещё и пытаешься, настаиваешь…

День третий

Быстро продвигаемся, уже на Валааме. На самом деле, чудо-остров - это целая группа островов, главный, около тридцати квадратных километров, мелких - около пятидесяти.

Спасо-Преображенский монастырь был основан в начале четырнадцатого века, при советской власти всё здесь было приведено в упадок и частично разрушено. Осенью 1989 года сюда вновь вернулись монахи: первые шесть иноков.

Вчера был организован грандиозный, пеший ход по острову.

Первые впечатления такие. На легендарном острове чудная природа, об этом я не раз читал, но, конечно, не верил. Что значит «чудная природа», если я родился в Карелии и всю жизнь здесь прожил. Но это действительно так, -  убедился явочным порядком.

Окончательно загадить остров ещё не успели, воздух здесь чистый, свежий, прохладный…

Сразу вспомнилось далёкое детство, правда, почему-то зима. Морозец этак градусов под тридцать, а не холодно, идёшь себе, хоть бы хны, уши не мёрзнут, даже шапку не распускаешь. Дым из труб поднимается медленно-медленно, ровными, тонкими-претонкими струйками, высоко поднимается и нигде не прерывается. Интересно смотреть по сторонам, необычно и красиво,  кругом одни вертикальные линии: «дым отечества». Ни малейшего дуновения ветерка, воздух бодрящий, здоровый, настроение приподнятое, жизнерадостное. А объяснялось это тем, что климат тогда был континентальный, потому что был лес.

Мы, как партизаны в походе, большая часть отдыхающих, человек сто двадцать, прошли шесть километров по дороге к Спасо-Преображенскому  Собору и обратно.

Удалась отменная прогулка. Побывали в, почти полностью разрушенном, Соборе в два этажа. Постройка, я вам скажу, добротная, прочная, на века, какое на века, - на тысячелетия, настоящая летопись в камне, со знанием дела строили ребята, на совесть… 

Раньше строили, сейчас кладут…

Меня сразу, - просто ахнул, - сильно поразило, расстроило и разозлило, как всё вокруг было изуродовано. Зверски! Алтарь, настенные росписи, там и сям, имеют многочисленные сколы, ямины, всё выцарапано, больно смотреть…   

Сколько дикарей, вандалов и мерзавцев десятилетиями сдирали краску со стен, потолков, сознательно уничтожали уникальную роспись -  художественную красоту мирового уровня. Только законченные подонки  способны на такое…

Невыносимо смотреть на эти злодеяния!..

И всё равно, как бы не усердствовали изуверы, обнажённое и поруганное великолепие местами нет-нет, да и проступит, да, ещё как проступит!

Искорёженное,  в огромных чёрных выбоинах, оно жизнеутверждающей верой, силой и стойкостью продолжает воздействовать  на человека. Его немой вопрос  - «За что»?.. - внезапно вызвал у меня яростный приступ гнева, обиды и боли. К горлу подступил комок, увлажнились глаза…

В самом деле, Парень пришёл вытащить нас из дерьма, прошло две тысячи лет, а скоты так до сих пор и не перевелись. Вот, сволочи! Поднять руку на Святое!

Правильно сказал Камю: «За двадцать веков общая сумма зла в этом мире не уменьшилась».

Чтобы на меня никто не обратил внимание, незаметно отошёл от группы в сторону, якобы заинтересовался другим сюжетом. Какой там сюжет, когда  внутри всё кипит, меня колотит!  Как только справился с волнением, незаметно подошёл к группе с другой стороны. Так повторялось несколько раз, пока не понял, что могу просто рухнуть, как однажды в детстве в рентгеновском кабинете. Поспешил на выход, чтобы прийти в себя, подавить волнение и успокоиться.

Спасибо, подлецы, - это для вас ещё самое ласковое слово, - да тут любой, отпетый атеист, вроде меня, за минуту станет верующим, без всякой агитации….

Отлегло на душе только на улице, и то не сразу, а лишь после того, как я шепотком, - вслух неприлично, место святое, - многоэтажно, но художественно - образно высказался в адрес вандалов.

Надо заметить, что этот простой психологический, а точнее, психотерапевтический  приём, безотказно помогает  в минуты испытаний. 

Основы  словесной  эквилибристики я получил от виртуоза этого жанра Прохора Артемьевича Зайцева, мастера разборочного цеха авторемонтных мастерских.

Выдающийся был оратор, - Цицерон отдыхает.

К слову, директор мастерских всегда здоровался с Прохором Артемьевичем только за руку, молодёжь из других цехов и участков  специально приходила послушать в его исполнении матерные вирши.

Такому словеснику только на филфаке преподавать, легко бы защитил кандидатскую, играючи… Очень интересно было бы послушать соискателя на защите, если бы удалось, конечно, попасть в битком набитую аудиторию, а скорее всего, в актовый зал, предусмотрительно предоставленный для этой цели, из-за наплыва любознательных слушателей.   

Не без оснований русский мат по своей художественной изысканности считается непревзойдённым во всём мире - это бренд, такого же уровня, как русская водка!

Что было бы со всеми нами, если бы у нас отобрали мат и водку?

Знаю я несколько бранных выражений в переводе с других языков, они  мне напоминают детский лепет в песочнице, откровенно говоря, даже слух режет, настолько они примитивны. Ни о какой колоритной, яркой, красочной  выразительности даже не может быть и речи, как иногда говорят: близко не стояло.

Необходимо  отметить ещё одно немаловажное обстоятельство.

Прохор Артемьевич на фронте был командиром разведвзвода, «языков» приводил только офицеров. У него на них был особый нюх, всегда стремился взять чином повыше: «… а чтобы не мудохаться по болотом с «пустышкой…»

Если Спасо-Преображенский восстанавливать, - а восстанавливать  его  надо, сейчас это понимает каждый вменяемый человек, - потребуются огромные деньги, миллионы долларов, но их надо найти.

Другого не дано! 

Уверен, в России найдутся неравнодушные люди, - помогут, обязательно помогут, да и государство не имеет права оставаться в стороне, настало время искупить вину за глумление и мракобесие, смыть позор прошлых лет, поставить точку и покаяться.

Когда окончательно успокоился и немного даже повеселел, предался  радужным представлениям и фантазиям, игра воображения помогла заглянуть  как бы в будущее, мысленно воспроизвести памятник реставрированным.

Стоит жемчужина Ладоги - огромный монумент вечности. Он такой большой, что в ясную погоду виден даже из Финляндии. Кругом комары, мошки, юркие ласточки гоняются за ними, красиво пикируют, стоит многоголосый птичий гомон… Солнце приближается к закату и освещает бледно-голубые купола. Безветренно, мирно, спокойно…  Родная Земля и на ней Он - величественный проповедник в камне, как венец всему, словно Всевышний создал его одновременно с Землёй, как единое целое.

Мне подумалось, что при виде такого сказочного зрелища, - вне времени,  - любой человек ощутит благожелательную духовную атмосферу,  совершенную гармонию окружающего мира, его неповторимую, чудную  красоту.

Может о такой красоте думал мыслитель, сказав: «Красота спасёт мир».

Растрёпанное состояние души прошло, воцарился покой, появился сдержанный оптимизм. Надо же: шедевры лингвистики, одна сигарета и фантазии, всё в комплексе - удачное сочетание, результат не заставил себя ждать.

По дороге к Храму, - шли вдвоём с одним предпринимателем из Сегежи,  -  встретили инока, инок - христианский монах. Мы идём быстро и, вдруг, увидел его,  думаю, неужели померещилось, а то, что они  появились на Валааме, мы узнали только в Соборе.

Сидит у дороги на толстом бревне, как только заметил нас, встрепенулся,  вскочил и засеменил быстро-быстро… Мы идём в высоком темпе, путь далёкий,  мешкать недосуг, быстро его догнали.

Высокий парень с рыжей жиденькой бородёнкой. Ряса длинная, почти до земли, чёрная, на голове такая же чёрная шапочка, башмаки со стоптанными каблуками, как у меня, только коричневые, все в грязи и это понятно. Идёт осенний мелкий дождь, дорога грунтовая, вся раскисла, вязкая, кругом лужи.

Я обратил внимание на то, как стоптаны каблуки, стоптаны наружу, что свидетельствует о сильном характере. Надо же, человек  твёрдо решил уйти  от мирской жизни, добровольно стал затворником, сам хилый, сутулый, семенит как старикашка, нас перепугался, а характер-то - сильный. М-да!..

Как только поровнялись, Аркадий говорит:

-  Добрый вечер, - было около шести вечера. Он ответил. Я, со своей стороны, с уважением:

-  Здравствуйте, - он и мне ответил. Тихо так, робко, застенчиво улыбнулся, сложил на груди ручки домиком, это он от нас защищался. По его лицу я понял: мы ему сильно помешали.

Как мы здесь не нужны, зеваки и бездельники, вторгаемся в их обитель, это же их земля. Кто мы такие, туристы, народ случайный, любопытный, хамоватый: «Показывайте нам всё - мы деньги платили!» Но, в то же время, чувства неприязни, агрессивного недовольства не было, только досада:  «Ничего не поделаешь, приходится терпеть вашего брата…»

Как только обогнали, не сговариваясь, одновременно выразили недоумение, как легко он одет. Глубокая осень, холодно, сыро, а он хоть бы что, разгуливает в одной рясе, а сколько он ещё до нас просидел на сыром бревне? Другой, глядишь, моментально схватил бы двустороннее воспаление лёгких, два-три дня и… - в раю, он-то уж точно в раю, с нами ещё разбираться будут, а этот прямо туда.

Ладно, мы столько отмахали, устали, промокли, но пришли в каюту, приняли тёплый душ и поближе к вентилятору, а большинство - в бар: бренди, коньячок, коктейль, кофе и всё под хиханьки и хаханьки… 

А он, бедняга, куда? Кашки ячневой покушать и всю ночь читать псалмы. Как-то не укладывается в голове, что их тут специально закаляют что ли,  ведь видно же, что слабочок, ручки тоненькие, беленькие, жилки видно, далеко-о  не морпех, отню-дь. И от жилья парень отошёл довольно прилично, километра три, пожалуй, - забежать некуда, ни обогреться, ни кипяточку попросить…

Везёт нам на экскурсии. Эта оказалась ещё проще. Деньги заплатили, дорогу видите: вперёд и дальше до упора. Наша публика с разговорами, да шашнями, растянулась, чуть ли не по всему маршруту. На обратном пути, когда  стало уже темно, мы не шли, а бежали, сломя голову.

Остров не Парк культуры и отдыха, фонарей нет, асфальт не предусмотрен, те, кто кокетничал, как представили, что придётся прошагать столько же, приуныли и скисли. Выручил протоиерей, предложил  безвозмездно подкинуть туристов к теплоходу на катере.

Экзотика!  В катер набилось столько желающих, что он еле отошёл от берега. Только они взяли курс, как неожиданно поднялась сильная волна, любители дармовщинки попали в серьёзный переплёт. Все перемокли до нитки, натерпелись страху, несколько человек, не стесняясь, громко голосили, кто-то уже прощался с жизнью.

Спокойным на  ветхом судне был только один человек  - протоиерей, сидит у мотора и лихо рулит, да ещё утешает, падших духом, чад. Вот что значит вера! Он хорошо знает, что Создатель ходил по морю аки посуху.

Мокрые пилигримы явились на теплоход спустя два часа после нашего прихода, из-за них даже задержали ужин. В ту ночь они знатно уважили бар, как потом с радостью признался бармен: осушили  добрую половину запаса веселящих напитков, напитки элитные, - в барах вермутом не торгуют.

Наутро «мореплавателя» можно было легко отличить от туриста обыкновенного по его виду и другим характерным признакам.

В этот день был ещё один повод для удивления.

Когда мы подходили к Собору, увидели кавалькаду дорогих иномарок: «Мерседес», «Ауди», «Вольво», - до десятка автомобилей. Рядом стоял жизнерадостный священник и явно позировал.

Крупный нос, большая чёрная борода, шевелюра вьющихся с проседью волос и счастливая улыбка до ушей: исключительно фотогеничный персонаж, и этот дар он успешно несёт в массы.

Оказалось, группа грузинских трудящихся зафрахтовала такой же, как наш, теплоход и ничтоже сумняшеся прибыла явочным порядком на венчание молодожёнов в сопровождении многочисленной свиты. Непонятно только, зачем они своего батюшку взяли? В Тулу со своим самоваром!

Вот так, незатейливо и просто, зафрахтовали теплоход, погрузили технику и махнули прямиком на жемчужину Ладоги, в Северный Афон. Очень удобно, не надо собирать профком, придумывать формулировку, ставить вопрос на голосование, протоколировать…

На ужин впервые подали бутерброды с икрой. Прожжённые дамы их кушать не стали, приберегли для нумеров, а молоденькие и неопытные, без всякой задней мысли, проглотили их на счёт раз-два. Эх, молодость, молодость!..

Тут же в баре пустили слух, что с сегодняшнего дня, введено санаторное питание, могли бы и раньше подсуетиться, с такими-то кроссами…

В этот вечер долго не мог уснуть, день выдался эмоциональный, да и физически устал, лежал пластом и анализировал всё произошедшее за день.

Больше всего меня поразили и даже вывели из равновесия варварские разрушения в Храме. Заче-ем это делать, как только рука поднялась? Ну, не веришь, дело твое, тебя никто не принуждает, а крушить-то зачем?..

Бог может помочь человеку, - иногда даже ощущаешь, -  не зря же говорят: «Бог помог». Но, извините, он ведь может и наказать, да так, что мало не покажется, примеров предостаточно. Даже в моей жизни всякое бывало, так  я -то, какой  грешник? Не агнец, конечно, иногда случается заносит, но чтобы меня записать в грешники, ну, не знаю, не знаю…  Как-то не представляю себя грешником, нет-нет, это не обо мне.

И тут вспомнился один невероятный случай, когда в лесу нос к носу встретился с матёрым волком. Вот это-о был экземпля-яр!.. В Московском зоопарке волки перед ним, дохлые щенята, заморыши, шесть клочьями в рыжих пятнах, суетятся от голода, как психи, ничего не понимают, только бестолково мечутся…

А произошло это так.

Лет двадцать назад поехали мы на грузовой машине на вырубки за брусникой, ягода растёт особенно хорошо на открытых местах, вокруг пней:  много, крупная, корзину за полчаса набрать можно.

На месте, как принято, договорились, собираемся у машины ровно через четыре часа, и тут же все моментально рассыпались, кто куда, в разные стороны.

В лесу хожу всегда только один, хвосты и болтовня мне не нужны. Хожу быстро, по ягодке брать не привык, для меня это унизительно, ищу места, хорошо знаю, что рядом с дорогой их нет, а если и были, то все давным-давно перетоптаны.

Иду по редколесью, начинаю спускаться с пригорка, что-то заставило повернуть голову вправо. Мне наперерез идёт огромная овчарка, не бежит, не трусит, а спокойно идёт, видит меня и на меня же идёт.

Я продолжаю спускаться, она приближается, ещё момент, и мы просто столкнёмся, если кто-то не изменит направление движения. Но, в том-то и дело, никто не хочет уступать, ещё не хватало, - я собаке  буду дорогу уступать?  Наконец, не выдержал и грубо заорал: «Куда прёшься, сволочь, тебе, что леса мало?..»

Расстояние продолжает сокращаться, уже метров восемь, а то и меньше, останавливаюсь, меня уже по-настоящему взяло зло. Снова громко заорал, но уже с фигурами речи Прохора Артемьевича, то есть более веско и доходчиво. 

А эта махина, как шла, так  невозмутимо и идёт, единственное, что сделала, снисходительно приняла немного влево, то есть чуть выше меня, но продолжала двигаться с той же скоростью, так же спокойно,  уверенно, и  подчёркнуто нагло.

Я довольный, что поставил на место строптивое  животное, продолжил спускаться дальше, бормоча под нос: «В городе от вас житья не стало, так теперь по лесу шляются, как по проспекту Дзержинского, скоро окончательно  выживут…»

Иду и думаю: «В кузове никакой собаки не было, чья же овчарка? Да и овчарка  какая-то необычная, уж очень большая и пышный хвост, у собак таких хвостов не бывает. Но больше всего меня поразили глаза этой «овчарки»: круглые, плотные, острые, взгляд циничный, злой и презрительный. Первый раз видит человека, не знает его, а уже изначально ненавидит и презирает.

Нет, - думаю, - тут что-то не так, совсем не так, но и не волк же, в самом деле… Только приехали, возбуждённо с шумом, гамом повыскакивали из машины, вёдрами стучим, какой тут волк, они же умные, с сильно развитым обонянием и слухом. Нет, нет, не может быть. Вскоре набрёл на хорошие ягоды, охваченный  естественным азартом добытчика, про «собаку» забыл.

А то, что это был волк, подтвердили три женщины, которые также оказались на его пути; в тот день нам с ними повезло, обошлось без трагедии…

Вот ведь как  могло случиться, с матёрым волком на территории его проживания ругался, смотрел в глаза, почему и запомнил на всю жизнь их выражение.

Поступать так  ни в коем случае нельзя, они расценивают взгляд, как проявление агрессии:  реакция моментальная. Расстояние шесть метров, рядом нет ни одного дерева, только пни, в руках нет даже смехотворного ножичка, -  поехали специально за ягодами. Этой девяностокилограммовой  махине один прыжок…

Сколько лет прошло, а тот случай помню в мельчайших подробностях, особенно запомнился ненавистно-брезгливый взгляд, словно не он тварь для меня,  а я-я… - для него. А что если бы я сразу принял его за того, кто он есть, -  за волка, растерялся бы, почувствовал естественный страх… Что тогда? Испуг они воспринимают так же однозначно, - как агрессию.

Признаюсь, в какой-то момент закралась мысль, не терминология ли Прохора Артемьевича сыграла ключевую роль в моём спасении.

Психологи установили, что волки уступают по интеллекту только дельфинам но, даже если это и так, нет, нет… Уж не до такой же степени, чтобы разбираться в нюансах великого и могучего, тут скорее интонация…

И это только один опасный случай, а были в моей жизни и другие критические ситуации, да и не мало…

Пока везло, а бы был грешник?.. А?.. 

День четвёртый день, вечер

После экскурсии по Ленинграду - Санкт-Петербургу, сразу отправились в Петродворец. Осмотрев достопримечательности за два часа, возвращаемся на теплоход.

На обратном пути чрезмерно любезный экскурсовод приготовил нам сюрприз - некий музыкальный подарок. Только сели в автобус, ещё не успели набрать скорость, как в микрофон начала петь гладкая дама в хорошем теле  с двумя рядами золотых зубов.

Большой затейник Семён Ильич возил с собой доморощенную певицу, возможно, тёщу, - чтобы та периодически выпускала пар, - и с её помощью невинно втирал очки туристам. Так как старуху никто не одёрнул, солистка гаркнула с новой силой…

Расчёт экскурсовода был логичен и прост: «если поддержат, пусть поют, можно расслабиться: едем с песнями, всем  весело, не поддержат - ну что же, наше дело предложить…»

Внимание на «пении»  можно было бы не заострять, да только тут тенденция…

Голосистая запевала была из тех солисток, которые не знают ни одной песни до конца, и это от них не требуется. Главное начать, текста не знаем -  ерунда, перейдём на разговоры, призывам к пассивным пассажирам поддержать пение, потом вновь заголосим, но уже что-нибудь другое. На полуслове оборвём, перейдём на следующее произведение, два куплета и: «А давайте, эту…»

Никто бойкую старуху не поддержал, и она была вынуждена заглохнуть, - важная вещь вовремя замолчать, - но у меня ещё долго звенели в ушах душераздирающие крики безыскусной вокалистки в солидных летах.

На этот раз лукавый план экскурсовода не сработал, пришлось ему приступить к своим прямым обязанностям. 

Семён Ильич неопределённого возраста, кудрявый и юркий как вьюн,  настоящий шоумен, специалист нести всякий вздор и околесицу. Начал со  старых анекдотов, веселья в салоне не вызвал, уставшие физически и эмоционально люди, не реагировали на его анекдоты «с бородой». 

Тогда он, без всякого перехода, стал тоскливо жаловаться на бедную жизнь. Посетовал, что ещё две недели назад, на одной из экскурсий порвал брюки, тем, кто сидел рядом даже показал дырку, чтобы подтвердить, что он  говорит правду. 

Днем я, действительно, заметил его порваную брючину и немало удивился.   

«Вот так и хожу, неудобно, конечно, перед людьми, но что поделаешь, на нашей работе мы ни от чего не застрахованы…»

Закончив вступление, приступил к главному: к критике экономической политики государства. У него было несколько авторских теорий на выбор: как вывести страну из тупика. Говорил долго, оперировал примерами, ссылался на исторические факты, сыпал цифрами и, наконец, достиг главного - всех усыпил.

Такого результата не всегда может добиться даже опытный гипнотизёр из Москвы.

Когда прибыли на речной вокзал, половину пассажиров насилу разбудили, некоторых пришлось откровенно трясти за плечи. Выходя из автобуса, все благодарили экскурсовода за интересную экскурсию, лекцию по экономике, желали выгодно продать на рынке огурцы и помидоры, которые он уже закатал в банки и пока не знает, что с ними делать, а на вырученные деньги всё  же купить новые брюки…

День пятый

Действительно, закулисные новости подтвердились, питание усилили и разнообразили. Появились: копчёная колбаса, буженина, бутерброды с красной икрой. Такому вниманию и заботе все рады-радёшеньки как дети, хотя виду стараются не подавать. Теплоход - пространство замкнутое, что дадут, то и дадут, в гастроном не сбегаешь, в баре только напитки…

Да, что я всё про еду! Стыдно, брат! Сам себя намеренно принижаю и дискредитирую, выставляю в неблаговидном свете, есть же духовные ценности, взять хотя бы тот же театр.

В театр, посещение которого было центральным событием в программе круиза, мы, простые смертные, не попали. На теплоход было выделено ограниченное количество билетов, их раздавали нужным людям, некоторым  упорно  навязывали.

На моих глазах переводчица безуспешно пыталась всучить одному финну два билета, напористо на него наступала, тот пятясь энергично отбивался, даже  махал обеими руками…

Я никогда не был в Мариинском театре, поэтому особенно было досадно узнать, что часть билетов бессмысленно пропала: ни себе, ни людям.

Ближе к вечеру мы с соседом по каютам зашли в бар, взять бутылку водки, финн сидел за столом и сиял от радости, что отстоял свою свободу, и никому не позволил испортить ему вечер театром.

Мы затарились и пошли ко мне в каюту играть в шахматы.

Тимур, молодой парень из Душанбе, с фирменной восточной улыбкой.  Любит путешествовать, был в Венгрии и даже в Париже. Я поначалу усомнился:   Душанбе и Париж, - маловероятно, но он меня особо и не убеждал…

Я заметил, вообще хвастовства и словоблудия у него не было, человек  спокойный, скромный, сосредоточенный, вежливый до стеснительности, одет по-европейски, владеет английским, филолог, квасит…

Знания по английскому у меня в школе были на уровне «два с плюсом» или «три с минусом», чтобы выглядеть прилично, я прочитал ему стихотворение Роберта Бернса на русском, разумеется, ему понравилось.

Я сразу понял, - собеседник  у меня приятный, не говоря уже о том, что ещё и собутыльник.

Стоит оговориться, гложет меня это… Пристрастие к поэзии, как помогало мне в жизни, так и вредило, но вредило больше, к сожалению.

Однажды в ресторане, большая группа девчонок праздновала День рождения одной из них, этакий девичник. Среди них была одна, ну, супер! Я весь вечер за ней увивался.

После закрытия ресторана, - никогда не имел дурной привычки уходить из ресторанов до их закрытия, - уговорил её пойти ко мне в общежитие. В то время я был на курсах повышения квалификации, остался в комнате один, сосед  уехал на выходные домой.

Она пошла. Так я, вместо того, чтобы заняться делом, как последний болван вне себя от радости, стихи ей дурачок стал читать!.. Хотелось красиво, думаю, ночь впереди, всё ещё успеется…

Она послушала-послушала, а потом дала мне свой домашний адрес, телефон, назначила встречу на следующий день на пять часов вечера, сославшись на срочное дело, о котором только что вспомнила, - ночью срочные дела! - ушла.

Вот олух! Не использовать такую стопроцентную возможность, - этот прокол, самое тёмное пятно в моей мужской биографии, на смертном одре себе не прощу ту роковую ошибку.

А какие у неё были губы? Полные, плотные, яркие, рот сам по себе небольшой, но гу-бы… А  ножки - редчайший дар природы, живое произведение искусства, двигающееся произведение искусства - мечта!

Два гладких, толстеньких «брёвнышка», красиво расширяющихся вверх, и загадочно скрывающихся под юбкой. Такие по красоте ножки иногда встречаются у некоторых фигуристок, артисток цирка, но чаще всего у представительниц древней профессии, что вполне естественно.

Глядя на такие ножки, на подсознательном уровне, - подсознание у нас всех одинаковое, - происходят биохимические реакции, неуправляемые процессы: сводит челюсти, выделяется слюна, невозможно оторвать взгляд…

Любой нормальный мужчина, может в жизни даже в чём-то уже и преуспел, а в такие минуты всё равно теряет бдительность, становится заторможенным и даже на некоторое время, как я предполагаю по себе, глупеет. 

Всегда, когда вижу по телевизору такие ножки, только на них и смотрю и, в основном, на колени и выше. Меня, в этот момент само выступление мало интересует, главное, как эти «столбики» двигаются, сгибаются и разгибаются, выпрямляются, поднимаются, завораживает всё, что они вытворяют, но финальный аккорд наступает, когда они сомкнуты вместе…

Всё! Готов! Берите тёпленьким!..

Но я, кажется, отвлёкся… Тема вечная, жгучая, - никого стороной не обходит, пока жив человек…

Первую партию я выиграл сравнительно легко, соперник допустил неточность в дебюте, вторую сдал, но Тимур это принял за чистую монету, ну, и прекрасно, зачем огорчать хорошего человека, ведь мы же не на турнире, а так ничья и парень он замечательный…

День  шестой

А-а!..  Хорошо-то как! Вот пришёл с завтрака в свою, ставшую родной, каюту. Один-одинёшенек, класс! Нечасто такое бывает, нечасто.

Не любить уединения, значит не любить свободы, по-настоящему человек может себя чувствовать  свободным только, когда он один. Ведь что такое свобода, свобода - это отсутствие связей.

Принято считать, что человек существо общественное, иными словами, общество как бы имеет право на него, на человека. Вот мы и крутимся всё время на виду, постоянно находимся под прессом этого самого  общества, как под колпаком.

В любое время и в любом месте: на работе, в транспорте, в общественных местах, дома: коллеги, попутчики, соучастники какого-либо действа, соседи…   Люди всегда вокруг, их много, все они разные: нетерпеливые, решительные, напористые, агрессивные… По словам одного философа: «Другие - это ад».

У тебя проблемы, у них проблемы, однако, будь любезен, блюсти общепринятые традиции и условности, нормы и правила, писанные и неписанные: это - можно, то – нельзя, и это – нельзя, а то, тем более, нельзя… Веди себя прилично, со всеми будь вежлив и предупредителен, внимателен и чуток…

Иногда доходит до абсурда, у японцев, например, принято рассказывать о смерти близких родственников с … улыбкой, чтобы, ни в коем случае, не огорчить собеседника.

Не могу себе представить человека, который бы поведал: «А, знаете, я ведь вчера похоронил свою жену…» - и вместо того, чтобы расстроено смахнуть  слезу, начать улыбаться… Бред, шестая палата!

Нет, а всё-таки на земле иногда бывает рай, ну, не рай в обычном понимании, кущи там всякие, яблочки коварные, а так, небольшой и временный райчик. Понятное дело, что он скоро пройдёт, улетучится, как белый дым в тумане, а сейчас он есть и радует, и это замечательно.

Что произошло с обслугой? Неужели её поменяли в Санкт-Петербурге? Какой кофе подали! Блеск! М-мм… Это же надо уметь так заваривать, это «Арабика». Я в восторге! Нет-нет, не столовка, не столовка, извиняюсь,  -  ресторан.

Такой кофе пил бывало в Белокаменной, на Кировской. Мне ни за что так не заварить, тут ведь наука целая. Как-то слушал передачу по радио, рассказывали как правильно заваривать кофе, - ниии-чего не понял… Говорили, какие в этот момент происходят процессы, у-у… химия с физикой, чёрт знает что, кибернетика целая. А как вставляет! Супер!

В такие минуты появляются благородные мотивы, смотришь на всё как бы с некоторой дистанции, если не с высоты, появляется  желание сделать что-нибудь этакое необычное, запоминающееся…  и, разумеется, полезное. Если всем сразу нельзя, то хоть кому-нибудь…

По-моему, это стопроцентный наркотик, а что забавно, открыли его козы, да ещё в Африке.

Как только на их пути оказывались кофейные кустарники, они дружно на них набрасывались, а потом всем стадом начинали скакать и дурачиться. Что-то вроде дискотеки под открытым небом – козы пляшут!

Пастухи обратили внимание на это зелье и сами стали употреблять зёрна в пищу, теперь кофе наслаждается весь мир.

Козе давно следовало бы поставить памятник в центре Парижа, теперь, когда я подсказал идею, можно приступать к её реализации, а то неудобно как-то, - в долгу мы кофеманы у козы…

Минуты творчества - редкие минуты, скорее всего, они и есть главные минуты в жизни, самые важные и ценные. Никогда не знаешь заранее, когда они придут и что может послужить импульсом к их рождению. В такой момент ощущаешь себя самым счастливым человеком на свете, хочется так думать,  ничего не страшно, удивительно, даже смерти не боишься.

А что? Может мы, и живём ради этих редких минут, хорошо, что они нас иногда посещают, отчётливо острые, ликующие, светлые, возвышенные… 

Просто диву даёшься: людей становится жалко, врагов хочется простить, всех оптом. Думаешь, да ну их, интриганов, запутались они в своих кознях,  а  вот, как раз, эти-то люди и есть самые несчастные, они постоянно выгорают изнутри, - «жаба мучит».

Как сказал Августин: «Злой человек вредит самому себе прежде, чем повредит другому человеку».

Творческий порыв - миг короткого личного счастья, но счастья реального. И что интересно. Иногда бывает достаточно услышать слово, отрывок мелодии, либо придёт короткое воспоминание, как сразу возникают ассоциации с чем-то, кем-то, начинается интерпретация, и ура! - мысль уже в полёте, её не остановишь, её не запретишь… 

Вероятно, способность видеть чудесное в простом и обыкновенном, есть  признак мудрости, которая приходит с годами, или таланта, кто им одарён.

Такие мгновения упускать нельзя, ни в коем случае! Ни в коем случае! Они не вернутся, проверено, грубо говоря, на собственной шкуре. Их надо хватать и тут же записывать: сюжет, идея, мысль, выражение, просто необычное слово…

Раньше, иной раз поленишься, да ладно, тут всё ясно, запомню и…  правильно - пропало. Сколько раз так было, пока не понял главного - нельзя идти на поводу  у лени. Теперь я стал другим, всё время держу под рукой клочок бумаги и ручку.

Чехов во время беседы мог неожиданно выйти в соседнюю комнату, чтобы сделать записи, а Шукшин вообще беседовал с записной книжкой и авторучкой в руках за спиной. Это лишний раз подтверждает, что писатель находится в постоянной  работе, его рабочий день ненормирован, как сказали бы сейчас.

Ночью свет не включаю, - а то размаешься и не уснёшь, - сонный, наобум, как попало, записал, что приснилось или пришло в голову и сразу уснул сном праведника, как же, важное дело сделал. Утром каракули иногда приходится долго расшифровывать -  есть! Сохранил. Вот что значит, быть начеку, а не надеяться на дырявую память.

Мгновения, мгновения, а разве наша жизнь состоит не из мгновений, а  разве она сама не мгновение?

Вчера весь день были на экскурсии по Северной столице: Пушкинские места, Эрмитаж, в заключение - Петропавловская крепость.

Конечно, не впервой, но повторить, святое дело, освежить в памяти, вновь прикоснуться, посмотреть с позиции прожитых лет, каждый раз всё воспринимается по-новому.

Особое впечатление производит Эрмитаж, один из ведущих музеев мира, в нём так много выставочного материала, что туда можно ходить хоть каждый день в течение года, да ещё вряд ли удастся всё досконально изучить.

Таким богатством каждый россиянин вправе гордиться!

На  входе в Петропавловскую крепость выставлено творение рук человеческих: скульптура Петра Великого из металла. Стряпня-я… скажу вам, автор изделия некто Шемякин.

Я где-то читал, сейчас точно не вспомню где, что, если у человека фамилия начинается  с буквы, которая стоит во второй половине алфавита, всё, этот человек пропащий и, скорее всего, сопьётся. 

Эта гипотеза мне показалось такой симпатичной, что я её безоговорочно принял, почему бы нет, если моя фамилия начинается на «А». 

Ну, - думаю, - какова фамилия, такова и скульптура, то бишь произведение: полный бред, галиматья.

Конструкция сработана в стиле примитивизма и гротеска. Нынче стало модно рисовать всякую дурь, настоящие художники перевелись, вымерли как мамонты, остались одни недоучки и шарлатаны.

Теперешний художник от слова «худо», он бедняга ворону нарисовать, по-людски не способен. А чтобы замаскировать отсутствие одарённости, - я уж не говорю, таланта, - а то и просто профессиональных навыков, вынужден  изворачиваться, рисует под детишек дошкольного возраста: каля-маля или копирует психбольных.

Эти неудачники меж собой сговорились и придумали обоснование своим  поделкам, на их сленге это называется: «окунуться в стихию младенческого бездумья и грёз». Звучит почти литературно - тут тебе и стихия, тут тебе и грёзы, ещё шажок и поэзия начнётся…

Это, как бы с одной стороны, такая точка зрения имеет право на существование.

А если посмотреть с другой…

Современного зрителя красивым или редким пейзажем не удивишь. Японской фотокамерой или цветным фотоаппаратом можно таких видов наснимать, - закачаешься, диапазон - шестьдесят пять тысяч цветов и оттенков. Сделать это может непрофессионал: школьник, домохозяйка, -  покупай  технику и снимай в своё удовольствие.

Ну, а что дальше? Полистал альбом с такими фотографиями, посмотрел, на отдельных изображениях чуть-чуть задержался, закрыл, отодвинул в сторону и забыл, даже сказать нечего. Только зрелище, не более того, а человеку необходимо мыслить, иметь своё мнение, спорить, то есть отстаивать своё мнение,  принимать решения, строить планы… Без этих главных духовных процессов он не может жить, потому что он человек.

К просмотренным фотографиям больше не потянет, искусство - это совсем  другое. Это, когда хочется ещё и ещё раз посмотреть, услышать, перечитать, попытаться осмыслить, чтобы понять, что хотел сказать автор своим произведением.

Почему мы перечитываем Фёдора Михайловича Достоевского? Потому что его произведения - это глубочайший колодец нашего сознания, которое мы всё время силимся понять, пока живём.

Может случиться, что сразу и не поймёшь, с негодованием отвергнешь, - а критики так всегда и поступают, - не беда!  Критики - люди, их можно понять, любой человек мыслит стереотипами: так было, так и должно быть, почему, потому что так уже давно сформировалось, принято всеми, это удобно…

Искусство обязано двигаться дальше, не останавливаться, не повторять уже имеющееся и не копировать. Это в равной степени относится и к литературе.

Настоящая, серьёзная литература сознательно идёт на сопротивление, она есть предупреждение. Писатели, как и художники, не имеют права быть спокойными, тем более, равнодушными, поэтому творят без всяких правил, - как на ум пришло.

«Не во власти человека то, что приходит ему в голову», - что-то мне сегодня Августин покоя не даёт, давно считаю его первым экзистенциалистом.

В кажущемся уродстве произведения художника есть своё зерно, неожиданные каракули посылают зрителю некий импульс, возможность отойти от примелькавшейся повседневности, сформировавшегося застоя. Более того, слишком близкое сходство с жизнью для искусства просто убийственно. 

Только дерзкая новизна! Именно она является главной мерой  достоинства любого произведения, надо заставить зрителя, сначала удивиться, да хоть бы и рассвирепеть, лишь бы потом он задумался. 
 
Эту функцию изделие выполняет на все сто процентов, впечатление производит шоковое, мимо не пройдёшь, цепляет, остановишься волей-неволей, вот тогда оно начинает уже грузи-ить…

Равнодушных  у скульптуры нет, первая цель достигнута, 1:0 в пользу художника!

Эх, равнодушные, чтоб вас…  Всё зло идёт от равнодушия и лени. Тираны обожают равнодушных, формируют их, взращивают, лелеют, ими удобно управлять, комфортно и безопасно, а главное, можно управлять пожизненно… 

У равнодушных нет, и не может быть, позиции. Откуда? Зачем? Когда и так всё хорошо или хотя бы сносно, на худой конец, терпеть можно…

А между тем: человеком рождаются, личностью становятся, а индивидуальность уже приходится отстаивать. Позиция может быть только у индивидуальности - его позиция. «Рассуждай хоть криво, но по-своему»,  -  сказал мыслитель.

Однако обратимся к деталям.

Первое впечатление:  в кресле сидит сумасшедший тип, природный урод. Головка маленькая, лысая, вместо лица маска, огромнейшие плечи, такой же торс. Всё нарочито неестественно, гипертрофировано, - эстетическое надругательство, - как будто, это внеземное паукообразное чудовище. Ноги непропорционально тонкие, а ступни размером с мой зонтик, причудливая неожиданность, специально подходил, мерял. Выпуклая зрелищность, диспропорции во всём.

Автор не мог не знать, - не настолько же он тёмный, - что плечи у императора были на редкость узкие, ступни тридцать девятого размера. Ему прежде следовало сходить на экскурсию в музей, перед тем как приступить к сварке.

Особенно выразительны руки, неестественно длинные, когтистые пальцы как у скелета хищной доисторической птицы. Смотри и думай, почему так? Все, кто проходит, так и поступают, останавливаются и думают. Загадка!

Это же классно, обычный, нормальный человек не может пройти мимо. Сначала оторопь, потом возмущение, причём естественное, справедливое, законное… 

Что за ерунда, что за чушь! Как это всё следует понимать? Это же хулиганство! Петр Великий и в таком виде. С ума сойти!

Сработали эмоции, возникли чувства, заработал мозг, - прошлое и современность,  - приходит осознание. Искусство заставило думать, а если у человека внутри начинается борьба, значит, он чего-то стоит, как человек.

Художник талантлив по-настоящему тогда, когда при виде его произведения, люди его не вспоминают, а сосредоточены лишь на его творении. В данном случае было именно так: никто не говорил о скульпторе, - а многие так и не слышали о нём никогда, - только с удивлением смотрели на необычную скульптуру-металлоконструкцию.

Простите! Так что же это получается? Выходит, это не просто «некто Шемякин», на букву «Ш», а маэ-стро Михаил Шемякин!

Не случайно он был близким другом поэта России Владимира Семёновича Высоцкого, пил водку с всеталантливым Василием Макаровичем Шукшиным, навсегда вошедшим в школьные учебники как писатель-классик. Это ему принадлежит глубокое философское выражение: «Что с нами происходит?», которое до сих пор актуально, касается каждого из нас.

Дурацкая гипотеза с алфавитом с треском провалилась, решительно отвергаю ложные домыслы малообразованных людей, даже неловко, что так поспешно и опрометчиво приобщился к ним.

Если проанализировать, объективно и честно, историю нашей страны, вспомнить прошлое, то наряду с грандиозными по масштабам, прорывными свершениями Петра Первого, - что никто и никогда не подвергал сомнению, - стоит вспомнить о цене, которую народ заплатил за его социальные реформы.

Разумеется, никогда не бывает больших дел без больших трудностей, только в данном случае цена этих преобразований: четвёртая часть населения страны, было время, когда некому было пахать и сеять, за плуг вставали подростки и женщины – русские бабы!

Скульптура выставлена на бойком месте, словно кресло-трон только что вынесли на улицу и император присел на свежем воздухе, немного передохнуть от дел многотрудных, государевых…

К ней можно свободно подойти, потрогать, постучать, она полая, как мыльный пузырь, аж звенит. Всё просто, буднично, как на складе металлоконструкций, если не металлолома.

Восприятие усиливает цвет:  исключительно чёрный, даже тёмно-чёрный, я никогда раньше не видел такого неестественного цвета, где только автор нашёл такую краску. Чёрное всё, никаких оттенков: трон, руки, ноги, торс, лицо.

Персонаж постепенно переходит в кресло, сростается с ним, так обычно карикатуристы изображают, погрязших в коррупции, чиновников, которые используют государственную должность в целях лёгкого, безмерного и безнаказанного личного обогащения.

Непроизвольно вспомнились слова  Маркса: «Государство - это частная собственность бюрократа».

Говорили, что больше всех от скульптуры приходят в восторг американцы, стоят часами. Ну, ещё бы их не понять, русского императора так опустили. Наши подойдут, посмотрят, постоят с минуту другую, кто обойдёт, кто нет, и пошли дальше. Обсуждают, ругают, возмущаются, реакция разная, но самое главное, - есть  реакция!

Наблюдал, как несколько человек, - видимо истинные ценители современного искусства, - долго стояли в задумчивости, затем медленно стали передвигаться вокруг экспозиции; несколько шажков - остановка, пошушукались - снова пошли, цепочкой, словно в разведке. Скорее всего, сами художники или скульпторы, возможно, искусствоведы…

Так и напрашивается аналогия с импрессионистами. Как только их не поносили современники, а «Подсолнухи» Ван Гога сегодня стоят полтора миллиона долларов!

Вот бы бедняге эти деньги, в своё время, на лечение. К слову сказать, гениальному художнику при жизни удалось продать только одну единственную картину: «Красные виноградники в Арле».

Это как раз и подтверждает, что всё новое в искусстве и литературе воспринимается обществом как раздражающая нелепость, которая не нужна, вредна, а то ещё и опасна.

Настоящая  жизнь гения начинается после смерти.

Я тоже долго стоял, смотрел, ходил, анализировал: подействовало произведение. Первая реакция: протест, полное неприятие, чувство оскорбления, даже отвращения с внутренним монологом из матюгов.

Нормальная реакция на всё неэстетичное, брезгливость от халтуры, возмущение за искажение исторической правды. Всё время, пока был на экскурсии в крепости, пытался разгадать, почему так зло сделано, вызывающе грубо, оскорбительно к личности, которой мы по праву гордимся со школьной скамьи. Как всё это следует понимать, что, на самом деле, хотел сказать художник и вообще, всё ли у товарища в порядке с головой?

Экспонат разумно выставлен на входе, значит, каждый посетитель будет видеть его дважды, - есть время подумать.

На обратном пути я специально от всех отстал, решил окончательно разобраться. Долго крутился вокруг скульптуры, обошёл её несколько раз, сделал зонтиком свои нехитрые замеры, потрогал, поцарапал, постучал и …  работу принял: новый, необычный  взгляд, знаковая работа.

Молодец, Миша, талантливый ты парень.

Трудная, дружище, у тебя судьба. Пришлось уехать из страны, но патриотом России ты остался, несмотря ни на что, вопреки всему. В нашей стране во все времена талантливым было тяжело и даже опасно, примеров предостаточно… 

Талантливых не любят по очень простой причине: осмеяние людей умных составляет естественную привелегию глупцов.

Вот, к примеру, -  я таких знаю лично, - сидит некий пузырь-тупица в просторном кабинете, небольшую статейку в газетку местечкового уровня задумал написать, но не может…

А в это же самое время, другие создают произведения искусства, пишут книги, ставят спектакли, снимают фильмы, приобретают мировую известность и, тем самым, прославляют на весь просвещённый мир страну, в которой они живут.

Обидно пузырю, всё у него схвачено, всем обеспечен, а проклятая заметочка не получается, как бы ни старался, чтобы ни написал - всё глупо, даже зло берёт…

Ответ лежит на поверхности: в молодости надо было читать умные книги, развивать мышление, воспитывать лучшие качества души и характера, теперь поздно, близко локоть, да не укусишь…

Научиться придавать себе солидный вид, - особенно карикатурно смотрится важный маленький, толстенький человечек, - овладеть эзоповым языком, неукоснительно соблюдать корпоративную этику и блюсти лояльность к вышестоящему чину, вот и всё, что требуется от пузыря.

За это лакею платят многочисленными привилегиями, а ещё, например, роскошными квартирами в элитном районе города всем его детям и внукам, каждому в отдельности, сколько бы их не было, за государственный счёт, разумеется.

От себя скажу: спасибо, Миша, - можно, я так, по-простецки, - за твои смелые, благородные мотивы, пусть они выражены в такой необычной форме.  Спасибо за то, что ты есть: талантливый, правдивый, сильный, мужественный, волевой…

Оставайся таким до конца, большие личности всегда задают тон времени, они нужны на долгом пути к свету…

Пока культура не умерла, под напором нефти и газа, (рыбы, леса, пресной воды…) - у народа остаётся надежда на будущее, хотя основание для тревоги есть – это сокращение, и без того мизерного, её финансирования.

День седьмой, заключительный

В обратный путь, пошло движение. Идём по Ладоге, затем Свирь и родное Онего.

Гладь, местами полосы ряби, ленивая волна от теплохода, медленно и далеко удаляющаяся, холодная и безразличная. Не понять, то ли мы воду отталкиваем от себя, то ли она нас прогоняет: «Проваливайте отсюда, никто вас не звал, снуёте туда-сюда, надоели, без вас тошно, только муть со дна поднимаете, гадите тут, - итак, всё загадили…»

Леса, луга, поляны, погост и дачи… Дома для отдыха на кладбище! Вот так!..

Через какое-то время, несколько обветшалых изб, после помпезных дворцов и замков, роскошных усадеб, они выглядят особенно карликовыми, ещё более убогими. Сразу за ними начинается деревенька, как быстро мы оказались в провинции, словно вернулись из сказки к реальной жизни.

Погост, его ни, с чем не спутаешь: высокий, густой, сосновый лес, как правило, на возвышении, этакий остров. Памятник живой природы о людях, что пришли в этот суровый мир, побыли в нём какое-то, совсем непродолжительное время, и ушли в небытие, чтобы уже никогда не вернуться…

В памятные дни и церковные праздники, придут на могилку родственники, приберут немного вокруг, вспомнят усопших, женщины всплакнут, мужики распечатают бутылку водки, все по чуть-чуть выпьют за упокой умерших и по домам, к своим повседневным делам и обязанностям, до следующей знаковой даты…

Поражает, как много погостов; слово-то, какое - погост, - вечно гостить. Многие деревеньки давным-давно исчезли с лица земли, стёрты, в помине нет, а погосты остались. Стоят в вечном карауле батальоны охраны и будут преданно исполнять свой долг до конца, пока сами не погибнут.

Русский Север, опора ты наша и надежда, Малая Родина, а ещё и боль щемящая, и обида глубокая, за твою тяжёлую судьбу в этом беспощадном существовании.

Тёмно-коричневый домик в два оконца, на крыше высокая самодельная антенна для телевизора, на ней по-хозяйски уселась и сидит жирная ворона, здесь её ареал, здесь её владения…

Рядом сараюшка - лодочный гараж, тут же огород с покосившейся изгородью, ещё один ветхий сарайчик.

Застряло где-то в пути обещанное постиндустриальное общество, с его робототехникой, нанотехнологиями, безотходным производством, экологически чистой продукцией… Вероятно, сбилось с курса и движется в  другом направлении…

Ещё тридцать лет назад на лекциях в университете светлые головы убедительно пророчили, - а мы студенты, верили, - что настанет такое время,  когда в сфере промышленного производства будет работать один человек из десяти, в сельском хозяйстве - один из ста занятых. Все остальные будут трудиться исключительно в сферах обслуживания, информации и духовного производства…

Н-н-н… - да-а!..

На берегу стайкой стоят ребятишки, один помахал рукой, дал добрый знак: лирик, может поэтом будет, а что, вполне возможно. Многие известные и даже знаменитые поэты в России вышли из деревни, а, пожалуй, большинство из них вышли из деревни.

Вспомнился один сельский поэт-самородок.

Как-то раз в рейсовом автобусе к парню пристал подвыпивший тип.   

-  Я слышал, Серёга, что ты шибко умный, говорят, что, якобы, даже поэт, а я вот, понимаешь, не верю, и не поверю, до тех пор, пока ты мне сходу не сочинишь какой-нибудь стишок или частушку… Ну-ка, покажи обчеству свои  таланты - выверни коленце!..

Тот спокойно посмотрел на приставалу и вывернул:

«Наш автобус долго ехал,
И приехал, наконец.
Не в деревню и не в город,
А в посёлок Повенец».

В это время они как раз стояли перед каналом, пропускали сухогруз; «долго ехал» - водитель в пути менял спустившее колесо.

Для Серёги, человека с тонкой душевной организацией, сочинение стихов  - это состояние души и ума, парень мыслил и говорил стихами. Выражать мысли стихами, это что-то среднее между разговорным языком и музыкой.

Дай такому образование, может, он стал бы  известным человеком и мы гордились им, как своим земляком, а так… Способности мало что значат без возможностей.

Для селянина выехать в районный центр немалая проблема, уже событие, чуть ли не праздник. Какое тут образование, когда приходится сводить концы с концами, порой отказывать себе в элементарном. Далеко до Литературного института имени Горького и все места там давно заняты нужными людьми, и совсем не обязательно талантливыми, свято место пусто не бывает…

Таланты, как цветы:  вот, где-то в лесной глуши, явился на свет душистый цветок волшебной красоты. Появился, вырос, отцвёл, завял и исчез, словно его никогда и не было.

Французский писатель Лабрюйер по этому поводу точно  сказал. «Сколько замечательных людей, одарённых редкими талантами, умерли, не сумев обратить на себя внимание! Сколько их живёт среди нас, а мир молчит о них, и никогда не будет говорить».

Посмотришь-посмотришь на эти угрюмые, запущенные берега, которые так резко контрастируют с роскошью дворцов и парковых ансамблей, и возникает грустное чувство: на нашей огромной территории расположены две страны.

Одна: компактная, организованная, всем обеспеченная, сытая, беспечная, счастливая, в ней круглый год праздник – приёмы и балы, ночные рестораны, музыка, веселье и забавы…

Другая – это провинция, которая начинается едва ли не за чертой «оазиса для души и тела».

На память пришли скорбные слова Некрасова:

«Ты и убогая, Ты и обильная, Ты и могучая, Ты и бессильная, Матушка-Русь!»

Всё так в последнем десятилетии двадцатого века!

Россия одной ногой в Азии, другой - в Европе, стоит и глубокомысленно,  по выражению дипломата Горчакова, «сосредоточивается». 

А тем временем, «загнивающий» Запад двести лет как развит, а «отсталый» Восток уже диктует мировому сообществу свои правила и порядки, пока только в экономике…

Кто не движется вперёд, тот отстаёт, - говорили древние.

Сразу за сараями появился несуразный каменный мост с громоздкими тумбами. Впечатление производит нелепое, абсолютная безвкусица, выражаясь современным языком, - полная лажа.

За мостом вновь неухоженный берег: каркас автобуса, два железобетонных блока, ржавые бочки, брёвна, коряги, повсюду валяются автомобильные покрышки. На воде покачиваются буйки под номерами.

Осень - чахлое время. Птиц нет, деревья серо-коричневые, голые, если где и осталась листва, то клоками, вся пожухла, помертвела, наводит немое уныние и ничего более. Нет людей, вообще никакой живности нет.

Всё куда-то делось, улетело, убежало, ушло, уползло, зарылось, спряталось в тревожном ожидании, как в предчувствии неминуемой напасти...

Теплоход, подвижный островок цивилизации, идёт, гудит, подрагивает, расходятся невысокие волны плотной, тяжёлой воды. Цивилизация стыдливо удирает от, ею же загаженной, природы. Всё небо в клочьях рыхлых туч, и они плывут в сторону от нас, все разбегаемся в разные стороны, как галактики.

Только берегам некуда деться, незавидная у них судьба. Стоят они веками, тысячелетиями, всё и всех вынуждены терпеть. Многое повидали, успели состариться, осыпаться, разрушиться, стали ниже ростом. Равнодушные, безхозяйственные, жестокие люди варварски вырубили на них деревья и кустарники, отравили их отходами, химикатами и нефтепродуктами, завалили хламом…

Сегодня только и остались у них единственные верные друзья -  тоненькие берёзки, да кустарники ивы, гибкие ветви которых низко склонились над водой.

Им самим нелегко на промозглом осеннем ветру, а всё равно стараются, как могут, поддерживают своих друзей, не дают им полностью осыпаться и окончательно погибнуть.

А ведь и в самом деле, как это важно, в трудную минуту, в минуту  смертельной опасности хоть на кого-то опереться, когда у тебя уже и надежды не осталось. Да, пусть это будет тонкая веточка, гибкий прутик, былинка малая, но она с тобой, не испугалась, не бросила, не предала и останется до конца, а уж если суждено, так и погибнет вместе с тобой.

Пусть два слабых объединятся в невзгодье, ухватятся друг за друга, станут сильнее, согнутся, но выстоят и выживут. Не может быть, чтобы  на этой земле не оказалось хоть малой опоры, последней надежды… Должен же быть механизм выживания!

Ну, а если не так, тогда вместе, достойно и с честью… Сделали всё, что могли, бились до последнего, погибать не стыдно, честь не уронили, - с собой навсегда унесём!..

По палубе, переваливаясь копной, ходят две пожилые туристки, одеты по-зимнему, это отнюдь не коротенькая курточка экскурсовода и не ряса инока. Вот она женская практичность, люди умудрённые жизненным опытом, знают, куда собрались и в какое время.

Идут медленно, подмышками толстые книги, на семь дней по фолианту страниц на семьсот. Как я их понимаю, люди не могут без чтения, без книги им плохо, не находят места, жизнь становится неполноценной, едва ли не противоестественной.

Тихо ведут неспешный разговор, посматривают по сторонам, дышат бодрящим воздухом, вентилируют лёгкие, заряжаются энергией, нагуливают аппетит.

А вот у меня всё как раз наоборот, сознательно от всех отгородился, сижу под замком, - «покой и воля». Как долго ждал я этого момента, пожалуй,  впервые по-настоящему счастлив!

Наконец-то, наступила долгожданная благодатная пора, когда можно себя испытать в новом, большом, интересном и трудном деле, а не только выписывать путёвки, да искать на стороне нужные запчасти и подшипники…

Вновь пошли красивые места, неожиданно появилось большое зелёное поле, в такое-то время, а оно зелёное. Очередной, уже сбился со счёта, мост. Поля прямоугольной формы, на них борозды, значит сельхозугодья. Плывёт маленький, смешной кораблик - буксир. Рядом землеройная машина, на берегу два крана и экскаватор, этакий промышленно-хозяйственный пейзаж.

Интересно, есть ли в этих местах рыба? Вряд ли, здесь всё так загажено…

Вчера у Петропавловской крепости наблюдал комедию: мужик с моста «рыбачил». Улов, две плотички с мой указательный палец, но у него всё так по-деловому: экипировка, оснастка, причиндалы разные, целый арсенал: баночки, коробочки, прикормка, наживка…

Всё по-научному, а улов, две плотички, которые, наверняка, бензином  пропахли. Что он будет с ними делать, от них ведь даже кот брезгливо отвернётся. 

Вокруг «рыбака» крутятся ротозеи и господа под шмацем, им тоже интересно, - ассистенты. Бесплатный цирк на открытом воздухе. Те, кто   основательно набрались, пристают, дают советы, как надо «правильно ловить рыбу»  и, конечно, задают лукавый вопрос: «Клюёт?..»

У нас, в Заонежье, на этот вопрос, есть исчерпывающий ответ, который по этическим соображениям придётся опустить. Вот сюда бы Прохора Артемьевича, моментально возник  бы стихийный митинг восторженных почитателей безупречного «живаго русского языка».

Простыми словами можно объяснить всё.

Ему хватило бы двух-трёх точных, ёмких выражений, чтобы превратить пёструю толпу в доброжелательную аудиторию, завоевать её симпатии, искренние чувства восхищения, благоговейного уважения…

Очередная деревенька: три дома, - вот такие нынче деревеньки! Наличники на окнах выкрашены как положено,  в белый цвет. А то, куда ни посмотри, всюду один и тот же унылый тёмно-синий цвет, чуть ли не фиолетовый, сплошная тоска. А объясняется это просто, такая краска самая дешёвая, привозят её в железных бочках, баррелями.

На берегу люди.

Поначалу можно подумать, что все деревеньки одинаковые, конечно, нет, разница есть, но небольшая, так, в деталях. Пейзаж, а что пейзаж:  северный, скупой, сдержанный колорит, неброский, откуда быть выразительному, яркому. Горизонт закрыт низкими облаками, вода, суша, мелкий смешанный лесок, кустарник там-сям, пока ещё не вырубленный, тучки и ветер с дождём…

Костёр, пять коров, интеллигентная женщина в спортивном костюме и штормовке, даже отсюда вижу, что интеллигентная, видимо учительница на пенсии. В руках держит необычайно большую палку, пасёт коров, а скорее всего, боится их, - с палкой спокойнее, если что, можно попытаться отбиться…

Появились чайки, на-ка, откуда, спрашивается, явились, где раньше-то были? Как оживили унылый пейзаж, а то от тоски совсем было загрустил…

Вот шлюзовой створ, остановка. Сейчас нас поднимут, этакую махину, на восемь метров, хорош перепадик. Поднимаемся быстро, словно ползём по стене. Этот шлюз, как  и весь канал, сооружение древнее, кустарное и довольно грубое, но, главное, он работает, а что ещё от него требуется: поднять-опустить, преодолеть перепад высот и выпустить для продолжения хода дальше.

В прошлый раз опускались, было это ночью, не видел, как это происходит, оказывается, быстро и просто. Пустяк, конечно, ерунда, может, и упоминания не заслуживает, но ведь человеку всё интересно, пока он жив; хочется больше узнать, убедиться на практике, испытать на себе, чтобы иметь представление и своё мнение по данному, конкретному вопросу.

Ну, вот и поднялись до нового уровня, сейчас пойдём, - пошли…

За шлюзом вода вообще стоячая, на берегу красивое, очень красивое, двухэтажное здание старинной постройки, начинается какой-то опрятный городок. А особнячок-то совсем недурён, весь-ма-а, наверно Растрелли проектировал, может кто из наших крепостных…

Берег ухоженный, трава пострижена как в Англии, кругом порядок и чистота, глаз радует. Надо же, ведь можем!.. Что это за городок такой славный, милый и приятный?..

Заметно возросла скорость движения. Во всём люблю скорость, на любом виде транспорта, до сих пор на велосипеде гоняю отчаянно, не Шумахер, конечно, но что-то такое в крови есть, лихость или дурь, до сих пор сам ещё не разобрался. Да и потом, чем отличается лихость от дури?

Идём ровно. Впереди вновь появились буксирчики для транспортировки судов и плавучих сооружений, ух, ты, да их тут три единицы. По очертанию они  немного похожи на боевые корабли, вызывают умильную улыбку.

Идёт такой кораблик, спешит задание выполнить, поставленную задачу. С ним шутки плохи: - «Эй, там, по курсу, аккуратнее, - побереги-сь!..»

Вспомнил, когда мне было три года, - многое помню с трёх лет, - плыли мы на огромной барже, типичный сарай на воде. Возвращались из эвакуации, в только что освобождённый город Медвежьегорск, летом тысяча девятьсот  сорок четвёртого года.

Этот двухэтажный барак из досок тащил вот такой же буксирчик. Народ измождённый: старики, женщины с маленькими детьми, - около четырёхсот человек,  - все, кто уцелел от бомбёжек, голода, холода, болезней, безысходного, гнетущего  горя…

Неожиданно налетел резкий ветер, поднял волну, начался шторм и сильная качка, а буксир, несмотря ни на что, упирается, борется, не сдаётся, тащит сеновал из последних сил.

От одной, особенно крупной, волны, порвало трос, и амбар понесло на скалы. Началась жуткая паника, а мне уже три года, поэтому я ничего не боюсь, только удивляюсь: все сидели, сидели и вдруг забегали, да ещё кричат… 

Мать со слезами, горько причитает: «Война кончается, скоро фашиста дожмём… - помирать неохота…»

До города оставалось несколько километров, город-то уже наш, сапёры активно приступили к разминированию и вот…

Волны высокие, с белыми барашками, много, одна за другой, одна за другой… как даст, как даст…  Плавать никто не умеет, да и какое плавание в шторм, в холодной воде, когда люди от голода с трудом передвигаются, а между тем, на горизонте уже реально замаячили  скалы…

Так матросы, мужественные ребята, сумели на этих бешеных волнах подойти к неуправляемому дряхлому корыту и с третьей попытки зацепить трос.

Капитан по рации вызвал подмогу, очень скоро откуда-то появился такой же упёртый смельчак, тоже зацепился, только с другой стороны, так и тащили напару эту галошу до пристани.

Все остались целы и невредимы, люди на берег выходят, ноги подкашиваются, сами себе не верят. Кто молится, кто плачет, матросов благодарят, норовят поцеловать, те уклоняются…

С тех пор, как увижу буксирчик, сразу проникаюсь уважением к нему, он в моём представлении до сих пор как миниатюрный крейсер, а до чего выносливый: тащить двухэтажный ветхий сарай с беспомощными пассажирами  в штормовую погоду!

А как смело действовали матросы!

Одного, самого отчаянного, волной смыло за борт, от удара о стену плоскодонной посудины он потерял сознание, его с трудом вытащили из воды, перевязали разбитую голову. Но команда сделала своё дело! Среди матросов не было ни суеты, ни паники, все действовали быстро и чётко, только сквозь зубы шопотом  матерились. Я уже тогда немного ориентировался в народном фольклоре.

Рабочий мат всегда придаёт русскому человеку уверенность, а иногда способствует героическим действиям и даже подвигу!

Нетрудно догадаться, что сказал Александр Матросов, когда принимал  решение закрыть амбразуру грудью!

А какой был капитан! О таком человеке надо писать отдельно. Вот это настоящий капитан Военно-Морского Флота  СССР!

Ни на кого ни разу не повысил голос, к матросам обращался по имени, как к сыновьям. Хорошо запомнил, как он прикуривал одну папиросу за другой, они у него гасли, он выбрасывал, доставал из портсигара очередную и вновь прикуривал.

Мне тогда сразу захотелось стать капитаном, я даже так и решил, что обязательно пойду в капитаны, только курить буду не папиросы, а трубку, как товарищ Сталин, трубка ни в какой шторм не погаснет.

Нашими спасителями были моряки Онежской Военной Флотилии, которая вскоре своим неожиданным и дерзким десантом морской пехоты начала освобождение  столицы  Карелии. 

Морская пехота  - элита Вооружённых Сил страны, противостоять их натиску невозможно, для них не существует невыполнимых задач, пока «морские котики» высаживаются на побережье, - наши профессионалы успевают захватить плацдарм и занять круговую оборону.

Чайки. Летают грациозно и отчаянно, крылья большие, сильные, сами исключительно белые, красивые, изящные…

Я невольно сравнил их с сородичами на Чёрном море, те жирные, тяжеловесные,  мне показалось, даже грязные, летают лениво и неуклюже, эти  - виртуозы, высший пилотаж, одно загляденье…

Круиз подходит к концу, недалеко и порт приписки Петрозаводск, как быстро пролетела неделя.

На теплоходе транслируют хорошую музыку, - в буквальном смысле: «на теплоходе музыка играет…» - хорошо известно, что человек в любом деле хорошо запоминает начало и конец. Музыка ресторанная, разухабистая, но не пошлая, не приторный шансон, а здесь только такая и нужна.

Человеку время от времени, просто необходимо сменить обстановку, отойти от бесконечных, рутинных дел и забот, отдохнуть, расслабиться, что-то переосмыслить, подзарядиться энергией и с новыми силами включиться в свой жизненный цикл, продолжать путь, который предначертан судьбой.

А вот и швартовка.

У меня выполнена своя программа: прочитан томик Бердяева, реализовано два килограмма малосолёных огурчиков, примерно столько же картошки в мундире, да появилась небольшая стопка исписанной бумаги. 

Писал откровенно: что видел, слышал, чувствовал, пообщался с самим собой, откровенно выговорился, очистил душу…

Рубежный момент, стало понятно, - ещё не всё потеряно!

Собрал портфель, надел куртку, выхожу на пристань.

Перед тем, как окончательно покинуть, ставшую родной, каюту, зашёл в бар, пропустить стаканчик коньячку на посошок, дань традиции - день отъезда. Но передумал, взял бутылку с собой, решил дома отметить долгожданный  почин.

Дорогого стоит сделать то, что, по мнению других, ты не в состоянии сделать.

Проба пера - первый блин, словно тяжёлый груз сбросил; чувствую себя обновлённым, более гармоничным что ли, реализовавшим то, о чём долго мечтал, а самое главное, - поверившим в свои возможности… 

Правильно говорят, не так страшен чёрт, как его малюют!

О-го!..  Славную девушку без сноса встречает симпатичный молодой человек  спортивного вида, как принято, - расцеловались. Львица, как новая монета, блеснула на меня вопросительным взглядом.

«Да, действительно, - подумал  я, - невинность приходит с опытом», - и поспешил на троллейбусную остановку…

Надо не опоздать на пригородный автобус, каких-нибудь три с половиной часа  и… родные палестины...

1993