Клементина стояла у окна, прижималась лбом к холодному стеклу. Смотрела на мокрую мостовую внизу. Сердито кусала губы.
Они опять поссорились. И она снова досадовала – и на себя, и на него.
Казалось бы, о чем им спорить? Чего еще желать? Путешествие завершилось удачно. Бурь, которых так опасались капитан Моленкур и его помощник и которые могли необычайно осложнить их жизнь, больше не случилось.
Весь остаток пути океан был неспокоен – это правда. Каждый день, перегибаясь через планшир, Клементина всматривалась в седые пенистые воды, потом взглядывала в небо – искала свидетельства очередного приближающегося кошмара. Пару раз даже пугалась, наблюдая собирающиеся над головой тучи, но капитан только смеялся:
- Все в порядке. Не тревожьтесь, графиня. Оставьте волнение морю.
Пусть с заметным опозданием, но они достигли земли. Прошли заливом до Квебека. И, проведя последнюю ночь на рейде, поутру ступили, наконец, на твердую почву.
Город встретил их радушно. Их приветствовали, им были рады. Толпа, собравшаяся на набережной, смотрела во все глаза. Перешептывалась, любовалась, оценивала. Сгорала от любопытства.
Барон д’Авогур, губернатор Квебека, ожидал их с видом величественным и одновременно благосклонным. Стоял, опершись на трость. Ждал, когда они приблизятся.
*
В день прибытия они тоже повздорили. И ей следовало признать, что она была неправа.
Оливье требовал, чтобы она надела лучшее из своих платьев. Настаивал на том, чтобы она дополнила наряд великолепным изумрудным колье – одним из тех, что он преподнес ей в качестве подарка на свадьбу.
Она сопротивлялась – кажется, уже больше по привычке. Говорила, что это глупо – наряжаться после двух с лишним месяцев тяжелого плаванья для того только, чтобы пустить пыль в глаза встречающим их. Говорила, что будет неудобно, если они окажутся одетыми роскошнее, чем жители Квебека. Лоранс и слушать ничего не желал.
Поупиравшись какое-то время, она все-таки уступила мужу. И после, положив свою руку на согнутую в локте руку Оливье де Лоранса, продвигаясь сквозь расступающуюся толпу в сторону ожидавшего их губернатора, окруженного разряженной свитой, Клементина не могла не порадоваться своей небывалой покладистости. Если бы они были одеты менее торжественно, они выглядели бы бедными родственниками.
- Кажется, дамы, что стоят теперь рядом с господином губернатором, нацепили на себя все, что у них было в шкатулках, - шепнула она мужу.
Он хмыкнул, не глядя на нее.
- Теперь жалеете, что не сделали того же?
*
Им, без сомнения, повезло. Уже в день их прибытия, едва завершив церемонию знакомства, губернатор в компании интенданта и еще нескольких горожан проводил их в этот дом, расположенный в Верхнем городе, неподалеку от монастыря урсулинок. Двухэтажный, каменный, с несколькими каминами и высокими застекленными окнами, дом очень понравился Клементине. И теперь она сожалела только об одном: наличие теплого, уютного дома, безусловно, облегчавшее жизнь, нисколько не делало их с Оливье счастливее.
Они раздражали друг друга. И Клементина, как ни старалась, не находила со своей стороны сил этому противостоять.
Вот и сейчас она стояла у окна, смотрела, как спешат по улице пешеходы, как, ожидая у портшеза своего господина, мокнут под моросящим дождем чьи-то слуги. Время от времени в тщетной надежде взглядывала в низкое, тяжелое небо – дождь обещал быть долгим. Снова вздыхала и думала – наверное, можно было как-то уклониться от этой ссоры.
Если бы он был более воздержан на язык… если бы она научилась не обращать внимания на его резкости… Будь у них обоих больше терпения и желания понять друг друга, многого можно было бы избежать.
*
Клементина нарисовала на запотевшем стекле человечка с тростью, пририсовала ему длинный нос, потом - ослиные уши. Вздохнув, стерла все это одним движением руки – она сердится на кого угодно, тогда как злиться должна бы на себя.
Причина этой, последней, ссоры была до нелепости смешна.
Через неделю в доме губернатора планировался бал. И они были на него приглашены. Когда Клементина только услышала об этом, она так обрадовалась. Первый настоящий бал в ее жизни!
Если бы она заранее знала, сколько упреков и утомительных увещеваний ей придется выслушать от мужа, она сразу отказалась бы от присутствия на этом балу.
Но тогда она не предполагала еще никаких неприятностей. Она поднялась к себе, приказала Николь достать из сундуков всю сшитую перед отъездом одежду. Взялась выбирать то, в чем она хотела бы показаться на люди.
Она даже, - глупая! – позвала взглянуть на платья Оливье.
Она была так счастлива!
Все изменилось, когда, бросив короткий взгляд на представленные ему наряды, Оливье сказал сухо, поднимаясь:
- Все это не годится.
Она надулась.
- Почему?
Ей так нравились ее новые платья! Например, синее, с широким кружевом на груди. Оно было сшито из такого тонкого шелка! Клементина и касалась-то его с опаской – боялась зацепить, повредить как-то гладкую, переливающуюся ткань. Или вот то – густо-зеленое. Разве оно не хорошо?
Она так и спросила:
- Разве оно не хорошо?
И Оливье ответил:
- Прекрасно. В нем, должно быть, очень удобно кормить кур на птичьем дворе. Есть куда насыпать зерно.
Он скривил губы.
- И думать забудьте обо всем этом. Найдите портного. Лучшего в этом чертовом городе портного. И закажите себе платье. Вы знаете, что такое бальное платье? Ах, дьявол! Если вы не знаете, должен знать портной, в конце концов!
Она глядела в пол. Старалась, чтобы слезы, которые жгли ей тогда глаза, не излились наружу. Клементина так ненавидела мужа в тот момент, что если бы Оливье только подошел, коснулся ее – она вцепилась бы в него зубами.
Клементина сдерживалась изо всех сил - боялась, только раскрыв рот, сорваться на крик.
Он же перенес вес с одной ноги на другую - сапоги его тогда жалобно скрипнули. Продолжил говорить. И тон его сделался отвратительно-назидательным.
- Вы меня слышите? На вас станут смотреть, вы будете для них примером. Не потому, что можете быть им, не обольщайтесь, но потому, что вы только что явились сюда из Франции. По тому, как вы выглядите, здешние дамы будут судить о том, что теперь носят при дворе. Неужели вы не понимаете, как это важно – соответствовать их ожиданиям?
Теперь Клементина была уверена: если б она возмутилась, наговорила дерзостей, даже нагрубила бы мужу, она бы сейчас чувствовала себя лучше. Но она промолчала тогда. А, значит, позволила ему продолжать.
- Вы не понимаете? – насмехался он. - Угораздило же меня жениться на дурочке! И что я должен сделать, чтобы убедить вас? Вы знаете, что такое бал? Это - не ваши деревенские танцульки! Это место, где собираются все самые важные, самые влиятельные люди города. Все они – господин д’Авогур, этот интендант… как его… Брандон!.. Монсеньор де Лаваль. Все захотят говорить с вами. Все взоры в это время будут направлены на вас. И вы желаете предстать перед ними оборванкой? Вы не нищая, вы – жена графа де Лоранс. И должны выглядеть соответственно.
Устав, наконец, выговаривать ей, Оливье развернулся на каблуках и вышел из комнаты.
*
С той ссоры они почти не разговаривали друг с другом.
И вот сегодня, когда Оливье в очередной раз заглянув к ней в комнату, спросил, заказала ли она себе к балу платье, она сказала то, что готовилась сказать два последних дня:
- Я не пойду на этот бал.
Он схватил ее за плечи:
- Пойдете! И вы будете одеты так, как надо. И вести себя будете так, как это необходимо. А ваши желания меня не интересуют!
И опять она испытывала к нему одно отвращение.