«We never knew what friends we had
Until we came to Leningrad.»
Billy Joel.
«…Услышу ли песню,
Которую запомню навсегда».
Наутилус Помпилиус.
«We share the same biology
Regardless of ideology
Believe me when I say to you
I hope the Russians love their children too».
Sting.
Я родилась в Москве в семье рядовых научных сотрудников. Мой папа имел очень четкие представления о социальной справедливости, поэтому, когда пришло время нам устраиваться в школу, то родители выбрали для нас с братом английскую спецшколу на Ленинском проспекте (она нам подходила по месту жительства). Итак, пробив все инстанции РОНО, папа убедил директора, что мы будем учиться в этой школе, и мы там оказались.
Это было время конца «Застоя», с определенной спецификой отношений. В нашей школе учились привилегированные дети: отпрыски номенклатуры, зубных врачей, послов, знаменитых ученых и немногие такие, как мы, кому не сумели отказать.
Со второго класса у нас начиналось преподавание английского, так что на уровне детей того времени, мы были самые говорящие. Именно поэтому те немногие иностранные делегации, которых интересовало школьное образование в СССР, оказывались в нашей школе. Обычно они присутствовали на уроках, раздавали жвачки и мелкие сувенирчики, которые после ухода делегатов у нас забирали. Нам объясняли, что не известно, что в этих жвачках и мало ли чем мы можем заболеть. Но, как известно, запретный плод сладок, мы усердно коллекционировали фантики, обменивались и играли в «перевернется-не перевернется». К тому же мама моей подруги была учительницей английского, и, собираясь у нее дома, мы «угощались» жвачкой, завалившейся где-то между книг, в ящиках, которая ломалась от старости и уже не жевалась (и, пожалуй, имела право создать проблемы с пищеварением, хоть этого не было).
Однажды к нам пришел американец, который просил дать ему возможность поговорить с детьми. Он задавал вопросы (самые легкие с точки зрения грамматики, «Do you like football?» и т.д.), мы на них отвечали поднятием пальца вверх или вниз. Это был первый диалог с иностранцем, и на уроке было сразу несколько преподавателей английского языка. Американец был явно не простой, и среди других задал вопрос: «Ты хочешь стать президентом Америки?» Все опустили пальцы вниз, а я подняла вверх. Обернувшись на остальных и на учителей, я медленно опустила и свой палец вниз. Пожалуй, сейчас, как человек взрослый, я даже удивлюсь абсурдности вопроса (житель другой страны, да еще и женского пола…), но веди вопрос задавали детям, наподобие «Хочешь стать королевой Англии?» Конечно, хоть это и не возможно. Остальные мои одноклассники так не думали.
В скором времени к власти пришел Горбачев. Нас тогда не интересовала политика, но в нашей школе стала учиться внучка Горбачева, и мы ходили посмотреть на маленькую симпатичную девчушку с большим количеством иностранных заколок на голове. Одновременно с этим ученица соседнего класса, Катя Лычева, стала первой русской девочкой мира, побывавшей в Америке. СМИ СССР и Запада показывали ее вояж по Американским городам. Девочка она была не совсем обычная, до этого снималась в детском фильме и, будучи общительной и привлекательной, очень подходила на роль «посла мира». После своего возвращения, она проводила пресс-конференцию в актовом зале нашей школы. Рассказывала, где была и что видела, много рассказывала ее мама. Чем удивила тогда Катя Лычева иностранцев, так это своим непрошибаемым хладнокровием. Когда ее отвезли в Диснейленд и показали все его аттракционы, она вышла и сказала, что у нас в Москве тоже есть Парк Горького. Вероятно, ее так научили спецконсультанты. Но мое представление о гостеприимстве как тогда, так и сейчас иное. Не могу себе вообразить, что меня в гостях угощают пирогом, а я говорю, что моя бабушка лучше готовит.
В это же время в нашем классе стали учиться настояшие иностранцы. Вероятно из числа тех, чьи родители работали в Москве. Это было две девчонки-американки. Они много жевали жвачку, одевались в яркие цвета и выглядели старше нас, украшали себя и старались нравиться мальчикам. Не могу сказать, чтобы мы сами не интересовались мальчишками, но в основном мы блистали интеллектом, веселостью или другими чертами характера. Украшать себя одеждой и побрикушками было не принято. Да, у нас была школьная форма и стандарт прически. В основном все делали две косички, которые вплетали в одну косу или в две косы. К пятому классу я сама втихаря отстригла их и стала ходить с двумя хвостиками (впрочем, к концу школы они опять отросли и до сих пор у меня волосы до пояса). Итак, мы реально отличались от них. Одна приходила в миниюбке и ярких лосинах, другая в дырявых джинсах. Мода на дырки еще не дошла до России, и на перемене директриса остановила американку и спросила: «Что это?» Та: «Это мода». «Надо зашить», - сказала директриса, и девочка больше не приходила в рваных джинсах. Через несколько лет, помню, уже мой брат вырезал себе дырку на джинсах – мода дошла.
Кроме этого было поведенческое отличие. Девочки явно приставали к парням, выясняли, кто кому нравится, и плели любовные интриги. Однажды учительница вышла из класса, мы остались сидеть, как сидели. Американка вскочила, вытащила жвачку и бросила в доску, начала улюлюкать. Но класс молчал и смотрел на нее странно, так что она сама по себе стихла и продолжила выполнять задание.
Одновременно началась другая тенденция. Одна из нас, Сашка, заявила учителям, что она Сандра, стала активно заниматься английским и вскоре ушла из школы (переехала с родителями в Америку). Помню, на дне рождения у Сашки-Сандры мы впервые читали стихи Лонгфелло «Сбросьте краски боевые, Закурите трубку мира». Я до сих пор люблю эти стихи, но только теперь осознаю, что ее готовили к другой культуре. К двадцатилетию окончания школы нас собралось менее полу класса: переехавшие в Америку, Израиль и Европу оказались в большинстве. Некоторые уехавшие на время возвращались (жили на две страны), и учились у нас на особом статусе, ходили в красивых одеждах, знакомили нас с «их» манерами (например, я подглядела, что поднимаясь по лестнице очень элегантно поддерживать край юбки, нас этому никто не учил). Директриса пользовалась такими родителями в своих корыстных целях. Отец моей подруги работал за рубежом. И когда в свой приезд он просил устроить в школу младшую дочь, директриса сказала: «Ну, как я устрою, у нас все парты на счету, даже и посадить не куда…» Поэтому в нашей школе были супер парты, компьютерный класс (раньше всех), хороший ремонт помещений и множество личных выгод, о которых знает только директриса да Господь Бог.
После начала Перестройки возникла идея обмена школьниками. И первый такой обмен происходил в нашей школе. Мой брат был в числе этой группы. Он вернулся в Москву с несколькими плеерами и джинсами, и уверенностью, что «мы живем в дерьме». Одновременно с его возвращением к нам в школу приехали американцы. Жили они по семьям. Поскольку наша семья заселяла двушку-маломерку, маме пришлось снять квартиру у соседей, где мы ночевали, чтобы предоставить гостю отдельную комнату. Они были старшекластниками, и там повсеместно все повлюблялись, американки в русских парней и наши девчонки в американцев. Как проходил их досуг, я не знаю, помню, однажды наш американец вернулся домой и прибежал на запах на кухню: «БЛЫНЫ». Не догадывался он, каких усилий стоило маме найти по пустым магазинам ингредиенты, достать еще и баночку икры, чтобы угостить дорогого гостя. Этот «ветер перемен» захлестнул и уроки английского, мы разучивали и пели песню «Ленинград», ‘’What do they used on fighting for’’…
История делает очередной виток. Я выросла и стала переводчиком. Теперь понимаю все тонкости языка, доводящие общественные мнения до абсурда. Хрущев на американской выставке ляпнул фразу: «Мы еще вам покажем Кузькину мать». Это было сказано после просмотра экспозиции, показывающей обустройства быта американцев. Полит корректный переводчик донес до американских представителей такие слова: «Мы вам покажем такое, что еще никто не видел». Но в иностранной прессе эта фраза обрела черный угрожающий смысл. В песне Стинга «Русские» автор их цитирует: «господин Хрущев говорит, мы вас закопаем»! Даже будучи русской, я затрудняюсь с точностью передать значение «Кузькиной матери», но явно политикам не стоило бы использовать неудобопереводимые слова. Школа научила меня понимать, что все мы немного разные, что не делает нас хуже или лучше, но обогатит нас только уважение к разным культурным ценностям наряду с любовью к своим. Да, вот как раз эпизод из школьной жизни: русский, но выросший за рубежом мальчик торопится на урок. При входе стоят дежурные-старшеклассники: «Покажи подошвы». Нормальное требование с учетом, что все должны были переодеть обувь. И мы все это понимаем. Но говорящего на русском, как на родном, мальчика никогда об этом не просили. В эго жизни даже ни разу не всплывало слово «подошва». И стоит он бедный, чуть не плачет, из-за непонятного требования дежурных. «Ты что, глупый что ли, подошвы покажи»…