Антиномии ученого разночинства

Петр Лебедев
Чиновник есть номенклатурное животное, и пророк его Дарвин; чиновничьи кланы - это как бы виды животных, ведущие борьбу за существование - заполнение ниш чиновниками происходит в соответствии с законами выживания сильнейших, т.е. в данном случае - продажнейших и подлейших, с наиболее гибкой и подвижной сеткой моральных ценностей. Сначала они были комсомольцами-коммунистами, в 90-е годы называли себя либералами, в их многочисленных подвидах. Сейчас они тоже не бедствуют, но, как правило, уже под другими масками. Мимикрия и имитаторство - их конек, это вообще излюбленный метод выживания в мире животных.

Есть своего рода патриархи в этом царстве, которые умудрились пересаживаться из одной ниши в другую, оставаясь у кормушки, еще с перестройки, и каждое изменение политического курса используют на благо себе и клану, который поддерживает их амбиции, ходя по головам маленьких людишек.

Как естественник, я далек от мысли всецело осуждать обычаи номенклатурных животных - это было бы изменой научному методу, хотя негативная коннотация в этом тексте все же содержится. Все-таки те, чей пророк Дарвин, не могут вызывать сочувствие в конечном счете у человека, воспитанного на великой русской литературе, с другими, совсем другими пророками.

Чиновничий аппарат исторически наиболее сильно развился в Росссии с Николая I, при котором, что характерно, собственно и вызрела вскормившая нас духовно литература, поместив в центр маленького человека, этакого коллективного Башмачкина, Поприщина, Смердякова, Раскольникова, стоящего внизу пищевых цепей чиновничьего животного царства, жестокость и античеловечность которого явлена на его шкурке. Писатели показывали разверзание нравственной бездны, анализируя чувствования этих существ, препарируя их души.

И эти писатели были, конечно, анти-дарвиновскими пророками. Настоящим Христом этого мира разночинцев был никто иной как Чернышевский, который открыто восстал против низменного дарвинизма чинодралов, попытавшись ввести альтернативный принцип - тоже шкурнического (а как иначе в такой вот среде) звучания - "разумный эгоизм" - но совсем иного, просветленного нравственного содержания: он пытался убедить шкурников, что выгодно в конечном счете быть хорошим и добрым, помимо религиозного учения и дворянского кодекса чести, ими отрицаемого.

Но Чернышевский был ложно освидетельствован и обречен на ужасы безвременной ссылки, не отрекшись от своих убеждений, показав пример истинного борца за идею, и многие пошли за ним, но увы, заболев радикализмом, увидев на примере судьбы Чернышевского со всей очевидностью звериный зловонный оскал номенклатурнго строя. А такие как В.В. Розанов, тоже разночинец, тоже маленький человечек-ренегат, и такие уже более лощеные либеральные номенклатурные последыши как Набоков, глумились и оплевывали память таких титанов как Чернышевский и Добролюбов, называя их лаптями и онучами русского просвещения, выдумавая малопривлекательные бытовые подробности их существования.

Так что же - Дарвин победил? И да, и нет, потому что были явлены другие пророки и русская литература в ее лучших образцах о них свидетельствует, воспроизводя и тех, кто не был подвержен звериным нравам номенклатуры и боролся с ними. Если бы этого не случилось, общество давно погибло бы, потому что чиновничий аппарат, вообще-то, должен служить не своему выживанию, а общественной пользе - так он был задуман.

Когда академик Арцимович - действительно большой ученый в своей области - с горькой, видимо, иронией сформулировал, что наука есть способ удовлетворения личного интереса за общественный счет, он гениально указал самую суть опасности вырождения науки. С одной стороны, свободный поиск нового знания неотторжим от личного интереса - так работают законы творчества, если там вообще есть какие-то законы, но с другой - как легко это поддается имитации! И вот здесь важно нравственное содержание ученого: как он отнесется к этой дилемме, к непредсказуемости и амбивалентности творческого поиска: будет ли мучиться от сознания своей слабости перед стоящими задачами, мобилизуя до последнего предела свои силы или выберет спокойную жизнь имитатора, умело осуществляя плагиат или выдавая за достижения порожняк, прикрываясь ложными обещаниями, успешно продвигаясь по служебной лестнице.

Задача русского писателя, стало быть, еще со времен Гоголя - напоминать, что есть другие пророки кроме Дарвина, и именно в них живоносная сила общества, но труден этот путь для избравшего его, много шишек он набьет, стараясь идти верным путем, максимально мобилизуя свои творческие силы на благо общества, даже если самого общества (как у нас в 90-е годы), не осталось, имея правильные представления о том, каким оно должно быть. И в общем-то альтернативы нет.