Помню, как здорово каталось на велосипеде по только что уложенной дороге в деревне у бабушки с дедушкой. Дорога была такой ровной, что маленький двухколесный велосипед почти не бренчал. Можно было пробовать ездить, держась за руль лишь одной рукой. А ещё интересней было научиться ездить, не держась за руль вовсе. За всеми моими попытками освоить новый навык, наблюдал дедушка из окна.
Однажды, местные мальчишки следили за тем как экспериментирую с велосипедом и крикнули:
- Малвяка, а без рук слабо?
Так как мне, городской девчонке, хотелось заработать некоторый авторитет среди местной детворы, то я им ответила:
- А вот и не слабо!
И почти у самой калитки дома бабушки и дедушки я отпустила руль.
- Дурёха! – засмеялись мальчишки, когда лицезрели моё падение лицом об асфальт.
Сложно было сделать вдох, настолько болела грудная клетка.
- А ну, разбежались, поганцы! – крикнул дедушка из окна, - Внуча, иди ду дому. – позвал он.
Я с жуткой болью и обидой поднялась на ноги и с трудом тащила свой велосипед. Слезы полились и дождем капали на майку.
- Деда, ты только бабуле не говори, - хлюпая носом, просила я.
- Не скажу, иди в дом.
Велик так и кинула у дверей и рысцой кинулась в комнату деда. Он уже ждал меня, стоя на костылях. Я подбежала к нему и крепко-крепко его обняла.
- Ну, тише-тише, - успокаивал он, - дай, присяду. – он убрал свои костыли на край кровати и я села с ним рядом. – Покажи, где болит? Дышать можешь?
Он взял платок со своего столика и вытер мне нос, заставив высморкнуться, как следует. Другим платком вытер слезы и обнял меня.
- Вот смотри, у меня ноги нет. А я же не плачу. У тебя всё на месте. Чего ревёшь? – Дедушка гладил рукой по макушке.
Я всё ещё хлюпала, но уже гораздо меньше.
- Деда, а что с твоей ногой случилось?
- Так война, внуча, была. Там и осталась.
- Сама отвалилась?
Дедуля улыбнулся детской непосредственности.
- Само ничего не отваливается, - он подбирал слова, - а на войне может пропасть.
- Что, и даже рука?
- И даже рука.
- Деда, наверное плохо-то, без ноги, - спросила я у него.
- Неудобно, внуча, но жить можно. – он достал из маленькой сахарницы кусочек сахара и дал его мне, - На, держи. Соль пролила – сахарком разбавила.
- Как это, разбавила?
- Слезы соленые?
- Соленые!
- Жуй сахарок, сразу веселее станет.
Я уже улыбалась. Он поцеловал меня в макушку и отправил к бабушке умываться.
За все мои проказы дедушка заставлял съесть меня половину чайной ложки соли, но никогда не ругал. Зато я сразу понимала, что мои проделки не остались незамеченными и я получала заслуженное наказание. Но и сахарком дед баловал, когда «соль проливала».
Однажды, ночью, я проснулась от того, что услышала как кто-то стонет, надрывно. Мне захотелось посмотреть, что происходит, но бабушка в дверях развернула меня обратно в кровать.
- Бабуля, там деда плачет?
- Плачет, - бабушка поправляла моё одеяло, - нога болит у дедушки.
- Она у него здоровая. – Не унималась я.
- Другая болит.
- У него же нет второй ноги.
- По ней и плачет. – она уже накрывала меня. – Засыпай. Дверь я прикрою.
- Бабуль, ты ему сахарок дай. И всё пройдет. – уже зевала я.
Бабушка на мгновение замерла и сказала:
- Дам, конечно, дам.
Я уже не слышала, как она всплакнула за дверью и я, тем более, не знала, что такое фантомные боли.
Моё воспитание солью и сахаром продолжалось, как обычно. Дедушка был весел и рассказывал много интересных историй, махал костылем из окна, когда я лезла к колодцу.
Когда я играла с кошкой – Манькой во дворе, бабуля выбежала из дома и велела мне идти к деду.
- Я пойду врача вызывать к соседям. Сиди с дедушкой, никуда не лезь. – И она поспешила за калитку.
Почему-то мне страшно было заходить к нему в комнату. Я слышала, как он страдал. Слышала, как плакал мой дедушка, ветеран войны.
Мне очень хотелось помочь ему, сделать так, чтобы боль ушла.
Я притащила мешок сахара из кухни и сыпала ладонями сахар на ногу, которую он потерял. Сыпала и сыпала, проливая соль до тех пор пока меня остановила бабуля.