Цезарь

Олег Макоша
           В старом трехэтажном деревянном доме, двор которого выходит (сто лет назад заклинившими) воротами на проезжую часть, в центре города, живет пожилой артист областного драматического театра Михаил Анатольевич Ляхов, сценический псевдоним – Цезарь Подселенский.
           Вот он возвращается после спектакля, слегка поддатый, прячущий нос в воротник черного пальтишки с вытертым каракулевым воротником, шаркающий ногами. В кармане у него бутылка недорогого пива, что купил ему приятель Санечка Подгрудов. Сейчас Михаил Анатольевич дойдет до подъезда, поднимется по деревянной вонючей лестнице на второй этаж, откроет дверь, разуется, скинет пальтецо, проскользнет на кухню и, задыхаясь, усугубит.
           Перед этим он забежал к кафе, где в коридоре, ведущем на раздаток с брошенными официантами на столе железными подносами, принял стакан красного. Двести пятьдесят граммов – воскресная норма. Феечка налила в долг. Феечка она вообще… понимающий человек. А в зарплату он отдаст.
           А завтра у Михаила Анатольевича выходной – понедельник. Во всех театрах нашей могучей страны понедельник – единственный выходной. Михаил Анатольевич отправится гулять в парк. Там присядет на скамейку и, невзирая на осенний холод, просидит час или даже полтора, разглядывая проходящих мимо людей. Некоторые будут кивать ему головой, здороваясь – у нас маленький город и все друг друга знают. Но большинство пройдет мимо равнодушно, подумаешь, еще один неухоженный старик, сохранивший в облике некое барское роскошество. Что смотрится жалко и постыдно – фальшивое достоинство хуже явного пофигизма.
           Откуда им знать, каким блестящим был Михаил Анатольевич двадцать-тридцать лет назад. Сам Евстахий Египтянин-Логау – гений и законодатель, говорил – Не суетись, Михрютка, талантик у тебя мелкий, а амбиции как у слона, знай свое место и все придет, если не сопьешься раньше времени. И смотрел прищурясь сквозь пенсне, которое он называл через э оборотное – пэнснэ. И оттопыривал мизинец, прижимая кулак правой руки к низу живота. Намекая. 
           Михаил Анатольевич раньше времени не спился, но и место свое, а точнее отведенное ему другими, знать не хотел. Потому что это не справедливо. Потому что у человека то место, которое он сам себе отведет, а не то, что ему укажут, как это думают некоторые.
           А любовь? А томление сердца? А ожидание свидания? Вот это обмирания при виде предмета страсти? Дрожь в руках и испарина по всему телу…
           Михаил Анатольевич вытягивает уставшие ноги, любуется на свои бывшие белые, чуть сползшие носки в черных разбитых ботинках, вздыхает и поднимается со скамейки, чтобы идти домой. Надо еще заглянуть за хлебом. Денег мало, но на четвертинку он наскребет, а Анна Матвеевна отрежет – тоже понимающая женщина. 
           В хлебном народу никого, и продавщица, упершись локтями в прилавок, а сверху водрузив на кисти рук лицо, смотрит в пространство своей личной жизни. Здравствуйте, Анна Матвеевна – вежливо говорит Михаил Анатольевич. Ну, здравствуй – отвечает та, разглядывая его зоб, вытянутое лицо и старческие мешки под глазами – чего приперся? Хлебушка. Хлебушка? Да. Анна Матвеевна демонстративно вздыхает, поворачивается, берет со стеллажа буханку ржаного, а из-под прилавка страшный невыносимо сизый тонкий отточенный как бритва хлебный нож и отрезает четвертинку. Михаил Анатольевич расплачивается, остро жалея о потраченных деньгах. Выходит на улицу. Продавщица Анна Матвеевна что-то бормочет ему вслед сквозь зубы.
           А он бредет по улице. До дома – двести метров, но они почему-то особенно тяжелы. Бредет и уже не думает ни о чем. Нет сил. Во дворе ему навстречу попадаются молодые люди – местная шпана, они презрительно цыкают на артиста, потом прижимают его к стене, быстро обшаривают и толкают дальше. Он поспешно перебирает ногами, Михаил Анатольевич – старый драматический актер, старый несчастный человек, известный всей округе под кличкой – Миша-пидор. Полученной давным-давно за несдержанность натуры и неординарное сексуальное влечение.
           Как и трехлетний срок в семидесятые года прошлого века, после которого он вернулся в родной город с глазами больной косули и окончательно разбитой походкой.
           Но это уже не наша история.

           Иллюстрация Евгений Родионов