С детства помню завораживающую меня оптическую игрушку, принесённую как-то мне братом – картонная трубка со вставленными внутрь узкими зеркалами и линзой. Между зеркал были насыпаны цветные стёклышки, зеркала отражали их, создавая чудесный симметричный узор, который менялся при лёгком повороте трубки. Я часы проводил, глядя в окуляр этой затейливой диковинки.
Точно так же один взгляд в глаза ребёнка заставил узор сложиться по-иному, и я задохнулся от внезапной догадки, пока что только бледным контуром проступившей во мраке непонимания. Я отдал ребёнка хозяйке дома и машинально спросил, что они планируют с ним делать дальше.
- Что ж, - рассудительно проговорила Кэтти. – Он – хороший мальчик, и мне бы не надо лучшего, да только мы не настолько богаты, чтобы позволить себе усыновлять детей. Мы будем пока ожидать, что скажет Людка - она предупреждала нас, что о мальчике позаботятся. Воля не наша. А вот будь я в своём праве, да определи мне на него кто хоть какое-то содержание ежемесячно, нипочём бы никому не отдала.
Меня так и подмывало задать ещё пару прямых вопросов, но я опасался вызвать подозрение этих людей и настроить их против себя, поэтому спросил только:
- Кем же вам приходится Людка, что вы делаете это по её просьбе и так доверяете?
- В своё время она очень помогла мне, - уклончиво ответила Кэтти.
Простившись с хозяевами, я отправился в обратный путь в глубокой задумчивости. Мой калейдоскоп складывал для меня фантастические узоры, и я был поглощён своими размышлениями настолько, что выбирал дорогу машинально и, наконец, оказался в той самой глухой щели, в которую уже теперь не проникал ни единый луч.
К тому же здесь было очень тихо и, в то же время гулко – уходящие вверх ровные каменные стены обращались со случайно залетающими звуками, как жонглёр с булавами, подбрасывая и ловя их, как угодно. Так в какой-то момент до меня донёсся стук копыт и что-то весьма похожее на волчий вой.
Я отвлёкся от своих размышлений, смущённый этим длинным, тоскливым заунывным звуком. В следующий миг что-то прошуршало, и какая-то тяжесть, бесформенная, похожая на мешок, набитый камнями, рухнула сверху буквально в шаге от меня, преграждая мне путь. Я невольно отшатнулся, лишённый возможности разглядеть, что это такое, из-за почти полной темноты. Но, так как темнота была именно «почти» полной, кое-что я, обладая отличным сумеречным зрением, разглядеть успел, и меня, несмотря на всё моё хладнокровие, бросило в дрожь. К счастью, как у всякого заядлого курильщика, спички с собой у меня были всегда. Я поспешно нашарил коробок и, чиркнув одной из спичек, увидел жуткое, искажённое и окровавленное лицо мёртвой женщины. Это была Марта Фрейзер.
И тут же, не успела спичка погаснуть, раздался глухой звук, словно пробка вылетела из бутылки, и мне в лицо брызнула колючая каменная крошка.
Я поспешно дунул на огонь, не желая больше ни для кого представлять столь роскошной мишени. Положение моё было стратегически невыгодным – противник мой, кем бы он ни был – находился выше меня и мог сколько угодно стрелять в расщелину, закидывая меня хоть камнями, хоть трупами - снизу я ничего не мог с этим поделать, я его даже не видел.
Темнота после вспышки света сделалась словно ещё гуще. Я напрягал глаза, но уже поклясться не мог, действительно ли что-то вижу или мне мерещится. Труп под ногами не способствовал подъёму моего морального духа, кровь на посечённой каменной крошкой щеке – ещё в меньшей степени, и хотя я взял наизготовку револьвер Уотсона, у меня было весьма слабое представление о том, что я буду с ним делать.
Показалось мне это или я, действительно, уловил какое-то шевеление за спиной. Мне захотелось прижаться лопатками к камню, но удержала от этого мысль о наверняка проживающих здесь, в щелях между камней каких-нибудь мокрицах или жуках.
А в следующий миг огромная тяжесть обрушилась мне на плечи, я почувствовал на горле хватку чьих то жёстких костлявых пальцев с острыми , как бритвы ногтями и выронил револьвер, что было хуже всего.
От напавшего на меня несло смрадом, словно от дикого зверя, и силы он был недюжинной, а у меня тут же немилосердно заныл едва подживший бок, к тому же, сжимавшиеся на горле пальцы мешали мне дышать. На какое-то мгновение ко мне ясно пришло осознание того, что он меня вот тут сейчас и убьёт. Горло сдавливалось под его пальцами всё сильнее, в глазах у меня поплыли алые круги, я судорожно рвался, но не мог ничего поделать. Сознание стало меркнуть…
Я пришёл в себя от холода и понял, что лежу на земле всё в той же расщелине. Было темно. Я кое-как сумел приподняться и, хватаясь за камень скальной стены, встал на ноги. Горло болело, меня душил кашель, перед глазами плавали огненные круги, но поскольку я уже успел проститься с жизнью, по сравнению с последними мгновениями перед забытьем чувствовал я себя неплохо.
Кстати же, я недосчитался и трупа – моя страшная соседка куда-то делась. Будь здесь немного светлее или хотя бы будь я в немного лучшем состоянии, мне бы, пожалуй, удалось восстановить последовательность событий по следам и иным приметам, но до утра об этом нечего было и думать. Я только пошарил вокруг в слабой надежде отыскать потерянный револьвер, но ничего не нашёл и равнодушно оставил попечение об этом. Нужно было выбираться, а сил идти у меня совсем не было. Тем не менее, я побрёл, спотыкаясь и чуть не падая, но прошло, наверное, не меньше часу прежде чем я вышел из проклятой щели на слабый свет начинающегося утра. По всей видимости, провалялся без сознания я довольно долго, и состояние Мэри Уотсон могло уже за это время перемениться – счастливым или роковым образом. Следовало, пожалуй, пойти в санаторий, справиться о ней, но я не чувствовал в себе сил, а до карантинного посёлка было всё-таки ближе. И то несколько раз я останавливался и ложился лицом в жухлую траву, не в силах двигаться дальше, пережидая слабость и разрывающую грудь одышку.
Так я и лежал лицом вниз уже у камня, где тропа обрывалась над склоном, когда услышал испуганный оклик Уотсона:
- Холмс! Господи, что с вами? – он подбежал, встревоженный, и, обхватив за плечи, помог мне подняться и сесть на холодный, в росе, валун.
- Что Мэри? – задыхаясь, спросил я.
- Очень слаба, но пока опасность, вроде, миновала. Я встревожился вашим долгим отсутствием, а теперь вижу, что и не напрасно. Что это за синяки у вас на шее? Откуда кровь? Что с вами произошло?
Я машинально тронул саднящую щёку, пальцам сделалось мокро.
- Я потерял ваш револьвер, - сказал я.- Сядьте рядом, дайте на минутку прислониться к вам – я измотан так, что не дойду до дома, если немного не передохну.
- Я это вижу, - с болью сострадания сказал он. – На вас кто-то напал. Кто на вас напал? – он, действительно, сел рядом и закутал меня полой своего плаща – не такого широкого, как мой, но подбитого мехом. Я положил голову ему на плечо. Говорить не хотелось, но я всё-таки ответил:
- Думаю, что всё то же существо – Страж Водопада.
- Где ваша фляжка? – а я и забыл про неё. – Глотните немного, Холмс – это поможет вам собраться с силами, - он поднёс горлышко к моим губам, я машинально глотнул и почувствовал мягкое жжение, растекающееся по жилам.
- Отдышитесь и давайте всё-таки попробуем добраться до дому – чертовски холодно, вам нельзя простужаться.
- Думаю, я пролежал без сознания на голой земле несколько часов, - сказал я. – Хуже уже не будет.
- Господи! Вот без чего вы легко могли бы обойтись. И как я отпустил вас одного! – воскликнул он сокрушённо.
- Я чувствовал опасность, и сейчас чувствую – просто не ждал, что всё будет так откровенно. Но вот что странно – почему он не додушил меня?
- Я ведь ничего пока ещё так и не знаю, - напомнил Уотсон.
- Вы знаете дорогу, которая ведёт в Мейринген? Мне пришлось возвращаться уже по темноте, и он прыгнул мне на спину сверху, когда я был примерно посередине этой горловины. Сопротивляться я не мог – я был совершенно беспомощен и думал, что погибаю. Но, тем не менее, я пришёл в себя, а его нигде не было. Он бросил меня, оставил. И вряд ли по своей инициативе – судя по хватке, намерения у него были самые серьёзные. И – да – вот ещё что: я ведь пока ни словом не упомянул про труп.
- Какой труп?
- Труп Марты Фрейзер.
- О, господи! Вы нашли его?
- Мне было трудно не найти – кто-то скинул его буквально мне на голову.
- Это ужасно!
- Ужасно. Но ещё ужаснее то, что пока я был без сознания, он, вероятнее всего, тоже успел исчезнуть, как и Страж Водопада. И у меня не было ни настроения, ни сил его искать.
- Подождите, Холмс. Я вам верю, но я начинаю запутываться. Помолчите, восстановите дыхание, мы попробуем добраться до дома, и я уложу вас, а тогда вы снова попытаетесь мне всё рассказать, только подробнее, хорошо?
- Думаете, у меня бред и в голове путается? – прямо спросил я.
- Не могу такого исключить. Вы явно сильно не в себе сейчас.
- Посмотрел бы я на вас, были бы вы в себе, если… А вам удалось расспросить Мэри? – спохватился я.
Уотсон пристально посмотрел на меня и поджал губы:
- Нет, я не стал этого делать.
Похоже, он ожидал, что я отнесусь к его выбору с осуждением, но у меня, напротив, камень с души свалился.
- И очень хорошо, что не стали, доктор. У меня появились кое-какие соображения, и всё нужно обдумать. Но вы правы – я не в состоянии вести связную беседу. Давайте помолчим, - я прижался лбом к его плечу и затих, стараясь собраться с силами хотя бы для того, чтобы преодолеть подъём, отделяющий нас сейчас от дома. На меня наваливалась сонливость и по-прежнему было трудно дышать.
- Чем дольше мы здесь, тем, возможно, труднее вам будет идти, - сказал, наконец, Уотсон. – И вы застываете, а этого никак нельзя. Вставайте Холмс, я вам помогу.