Под завыванье мартовской метели,
В трубе печной щенком скулившей тонко,
Сидела, плача, я у колыбели
Бессонной ночью над больным ребенком.
Помочь ему не в силах, я смотрела,
Как тень ложится под его ресницы.
Лишь ниточкой привязанная к телу,
Душа его рвалась освободиться.
Глаза закрыла я на миг лишь вроде,
Борясь со сном, таким тягуче-сладким.
Вдруг кто-то в черном в горницу заходит,
Без слов встает напротив у кроватки.
Тоскою сердце сжало леденящей.
«Ты кто?» – «Я Смерть», - спокойно отвечает.
Снимает капюшон рукой изящной
И к свету лампы лик свой поднимает.
«Но ты красавица!» - «И что же в том такого?
Решили люди сами: я – старуха,
Хоть к вам сюда из царства гробового
Не может просочиться даже слуха».
«А где твоя коса? Все врут рассказы?»
Смерть усмехнулась. Нежно, еле-еле
Коснулась пальцами цветов в объятьях вазы,
И те, увянув, тут же, почернели.
И поняла я: это всё не шутка -
И вправду Смерть за сыном вдруг явилась.
Вскочила я, закрыв собой малютку:
«Возьми меня!» - «Зачем же? - Смерть скривилась. -
Невыгодный обмен ты предложила.
Невинная душа куда ценнее!
Чтоб ангелов на небе больше было,
Сюда пришла я именно за нею.
К чему ты мне сейчас? Твой час не пробил.
Дыши, живи и дальше - разрешаю.
Сколочен нынче будет детский гробик,
И вырыта могилка небольшая».
Добавила с холодною улыбкой:
«Меня боитесь, люди, но зовете.
То обо мне вы молите под пыткой,
То, разорившись, дуло в рот суете.
То просите о смерти вы, стеная,
В болезни и в любви несчастной даже.
Ты тоже позовешь меня, я знаю,
Когда твой сын в сырую землю ляжет».
И потянулась к малышу рукою.
«Постой! – вскричала я. – Давай меняться!
Я всё отдам – лишь нас оставь в покое,
Уйди, подольше чтоб не возвращаться».
«Да разве что для мены есть у смертных?
Ведь вы лишь горсть костей и кучка плоти
В тлен превращаетесь, едва глаза померкнут.
Вы праздно мыслите, бессмысленно живете.
А впрочем… - Смерть внимательней вгляделась
В меня и хрипло вдруг расхохоталась. -
Коса нужна мне - говоришь ты дело.
И от такой бы я не отказалась».
На локоны сплетенные небрежно
Мои она блеснула взором жадно:
«Коль любишь сына своего так нежно -
Не трону я его сейчас, ну ладно.
Но цвет волос твой заберу как плату -
Он золотом сияет, взгляд лаская.
А больше ты ничем и не богата.
Что, сделка подойдет тебе такая?»
«Бери! Скорее! Лишь не тронь ребенка!»
К косе моей Смерть пальцем потянулась.
И сына плач вдруг оборвался тонкий.
А гостья вышла и не оглянулась...
***
Метель не стихла – больше разъярилась.
И, голову подняв с руки усталой,
Мать над кроваткой детской наклонилась.
Вдруг видит – чудо! – сыну лучше стало.
И счастливо заснула сном глубоким:
Ведь двое суток не спала, рыдая…
А на руке, подложенной под щеку
Свилась кольцом прядь длинная седая.