***
С самого утра мы с Мишкой носились по парку. В эти последние дни нам хотелось поймать каждое мгновение лета, мы уходили из дома с первыми лучами солнца и возвращались, когда воздух терял свою прозрачность, контуры домов и деревьев становились расплывчатыми, а на смену обжигающим лучам выползала вечерняя прохлада. Днём мы забегали ко мне или Мишке домой, плотно обедали, иногда брали с собой что-то перекусить, и снова куда-то бежали, пытаясь не отставать от своих ног. В тот день с самого утра было пасмурно, небо затянуло серыми облаками, и солнце никак не могло пробиться сквозь их толщу. Мы неслись по дорожкам, поднимая в воздух тучи голубей, они недовольно хлопали крыльями и снова опускались где-то неподалёку. А мы летели дальше. Когда начался ливень, мы с Мишкой увлеченно прыгали через небольшую яму и не успели заметить, как небо совсем почернело, а порывы холодного ветра, заплетаясь в ветвях, закружили в воздухе сухие листья и разноцветные бумажки.
Опрометью я помчался в небольшой сарайчик в самом конце парка. Мишка не отставал ни на шаг. Этот сарай, вероятно служивший в своё время для хранения чего-то нужного и полезного, сейчас был заброшен, а потому мы давно облюбовали его для своих игр. На полу мы соорудили сиденье из травы и веток, накрыв их мешками, валявшимися здесь же. В этом убежище мы прятались от моросящих дождей и холодных ветров в те августовские дни, когда осень маячила где-то совсем рядом, а призрачные клочки свободы ещё не ускользнули из наших рук.
Вдруг я остановился. Прямо перед нами стояла девочка и громко плакала. Казалось, она не замечала поливающего её дождя и только судорожно вздрогнула от неожиданного раската грома.
- Ну вот ещё! – пробурчал Мишка. – Ты чего здесь рыдаешь?
Девочка продолжала плакать.
- Ты одна гуляла? Где твои родители?
Казалось, это её слёзы градом обрушивались на весь город. Кроме громких всхлипываний, мы не слышали ничего, как вдруг очередной раскат грома перекрыл громкий плач:
- Я боюююююсь!
Этого было достаточно. Не сговариваясь, мы схватили девочку за руки и потащили за собой в укрытие. Её пальцы так крепко обхватили мою ладонь, что на мгновение я испугался, что не смогу освободить свою руку. Запинаясь, неуклюже шлёпая по лужам, она хлюпала немного позади. Через несколько минут мы добрались до заветного сарая и, запыхавшись, захлопнули за собой дверь.
Немного отдышавшись, я посмотрел на нашу нежданную спутницу. Девочке было лет семь, она дрожала, а кожа на руках и ногах покрылась мелкими синеватыми пупырышками, впрочем, у нас с Мишкой тоже. Всхлипывания её стали тише, хотя плакать она не перестала. Распущенные волосы совсем спутались, и я вдруг представил, что гнездо для ласточки должно выглядеть примерно так. Я громко усмехнулся, и Мишка недоумевающее посмотрел на меня.
А я пожал плечами и заговорил:
- В том углу крыша начала протекать! Эх жаль, один мешок замочила!
Мы осмотрелись вокруг. Сквозь щели в сарай попадало немного света, потому в нём царил полумрак. Дождь громко барабанил по крыше, однако течь я заметил только в одном дальнем углу.
- Проходи, садись, - и я потянул уже совсем тихо хлюпающее создание за собой.
Мы сели на мешки и начали о чём-то болтать с Мишкой. Слёзы не переставали катиться и я громко сказал:
- Ну, хватит уже плакать как маленькая. Это же просто гроза. – Я пытался успокоить девочку, представляя, как это сделал бы мой отец.
- Как будто ты взрослый. Вот и не плачь, а я – боююююсь, - и дождь по ее щекам закапал с удвоенной силой.
Вот чего не переношу, это когда девчонки плачут. Никогда не понимаю, из-за чего и как их успокоить.
- А я вот гусей боюсь. – Задумчиво произнёс Мишка. – Они знаешь как гогочут, шею тянут, так и пытаются тебя ущипнуть. За мной как-то в деревне целое стадо бежало, я бы, конечно, успел от них спрятаться, только вот запнулся…
Испуганные глаза девочки устремились на Мишку. Она даже забыла плакать:
- Ущипнули?
- Да, так, немного. Бабушка рядом была, она их прутом прогнала, а так бы наверное сильнее досталось.
- Больно было?
- Угу. Но прошло уже.
Кажется, переживая из-за гусей, девочка совсем забыла про грозу. Хитрый Мишка же болтал без умолку, таким разговорчивым я не видел его давно. Просмеявшись после очередной истории, мы с удивлением заметили, что в щели в стенах пробиваются яркие лучи умывшегося солнца.
- Гроза закончилась! Видишь, всё не так страшно было, - улыбнулся я.
- Теперь да, - неуверенно улыбнулась Катя. – Я домой, меня уже бабушка наверное потеряла. – И её сандалии громко зашлёпали по лужам. Вдруг она обернулась и прокричала, - Спасибо! Я к вам ещё приду! – и скрылась за очередным поворотом.
- Миш, а мы ведь как на нашей планете – помогли девочке, а она ведь нас даже не знает. Значит, так бывает.
- Нет, - грустно сказал Мишка. – Я бы уже улетел с неё, если бы мы на ней были.
- Почему?
Неужели Мишка кого-то обманул?
- Знаешь, мне казалось, что не обманывать – это легко, всегда же можно сказать правду. А сейчас, когда мы сидели в сарае, я понял, что Катю нужно чем-то отвлечь, иначе она не успокоится. Только мне в голову ничего не шло.
Вот я и сказал про гусей, но это не со мной, а с братом было. – Он тяжело вздохнул.
Странное это дело. Мы ведь помогли, а Мишка соврал, значит, будто и хорошее дело сделали, и плохое. Я не мог понять.
Вечером я поделился своими мыслями с папой.
- Видишь ли, обманывать, конечно, плохо. Но хотел бы я сказать, что никогда в жизни ни разу никого не обманул – не могу. Я всегда стараюсь правду говорить, но всякое бывает. Только всё же лучше не обманывать. Совесть потом мучает, да и бывает такое – соврешь из добрых намерений, а как правда откроется, только хуже становится. Так что предлагаю, пусть люди с вашей планеты никуда не улетают, но у всех обязательно будет совесть.
- А разве есть те, у кого её совсем нет?
- Бывают те, кто с ней совсем не дружат.
И мы с Мишкой решили. Пусть у каждого человека на нашей планете будет друг – совесть, и тогда там не будет злых и грустных лиц.