Про чертей. Глава шестая

Владимир Печников
     Где наш герой попадает на дно дьявольской обители,  и   его  встречают в лучшем виде.

     Не скоро лифт остановился, видно глубоко спустился. Чтоб даром время не терять, пришлось заначку мне достать. На всякий случай, на груди (мол, что там будет впереди), я полбутылочки припас. Достал… И булькнул из горла! Чтобы энергия была, чтоб сил придал мне сей запас! Кабина лифта задрожала… Примерно, так же, как в подземке, от тормозов аж дурно стало, башкою стукнулся об стенку.

     Ну, как в метро… Я слышу вдруг:
     - Внимание! Девятый круг! Дальше транспорт не идет, - из динамика орет. Открылись двери, все в дыму. Жара такая, как в Крыму. И запах серы убивает… Кругом народу – пруд пруди.
     - О, Боже правый! Погоди… Ведь перепутают, сравняют, меня со всеми, мать ети… Стою, из лифта ни ногой… - Да и куда же мне идти? - смотрю… - во-о-он выслали за мной.

     Стуча копытом по платформе, в универсальной синей форме, сшитой модным, стильным кроем, идут три черта адским строем. (Хватило б силы для мозгов.) На шеях золотые цепи, небрежно сдвинутые кепи, а в кепи - дырки для рогов.
     - Не упасть бы, как со страху.
     С открытым от восторга ртом во главе идет деваха. (В башке моей, как молотком…)

     - Может быть, и в самом деле, - мысли мухой пролетели, - та девица из приемной со своей прической стремной. Черт возьми! Да будь я гадом, неужели это Ада?
     Но осекся, тут же вдруг, когда увидел впереди ее имя на груди. Читаю:
     - Роза Люксембург. Опять засланец! Вот так да! Работать было ей не лень в те далекие года, с Кларой делать  женский день.

     - Вот откуда все напасти, злоключения и страсти. Против всех мирских законов черти шлют своих шпионов. С их поддержкой, без помех, совершают люди грех. За приманкою идут, отвергая все напасти, кто за деньги, кто за страсти, свои души продают. День весны нам не угроза, вы простите бога ради. Кто создатель? Клара с Розой – удивительные ****и.

     Пока пускался в размышленья своего же нетерпенья, подрулили строем черти и суют в лицо, поверьте, табличку с надписью такой (с виду текст совсем простой):
     - Че-то раша там туриста! Чуть не крякнул я на это. Потемнело, нету света. - Коньяку бы щас, грамм триста! – прошептал, а сам в сомненье. Дыбом волосы на теле… Где былое настроенье? Аж мозги мои вспотели.

     Ну а черти, прямо в нос, суют мне огненный поднос. Чей-то хвост взлетает ввысь… Я все понял - зашибись! Графин из воздуха явился, к нему стакан, и сам налился.
     - Вот так сервис, черт возьми! Прет с подноса коньяком, запах этот мне знаком… - Как приятно, ты пойми…
     Вот так да! Вот это встреча! Коньяк мозги мои затмил. Страх ушел – спиртное лечит. Теперь и адский мир мне мил.

     - Благоприятна обстановка, - слово молвила чертовка, - Разрешите вас спросить? Давно ль изволили прибыть? - тут, и «здрасти, и мерси, бонжюр, пожалуйста, прости». Будь-то депутат какой-то…
     Отвечаю:
     - Все прекрасно! Ваша встреча очень страстна! Только жарко очень чёй-то. Вы скажите мне, те люди, что толпою там орут, что же с ними всеми будет и куда народ ведут?

     - Сразу видно парень классный, и приехал не напрасно! – говорит помощник ейный.
     Я себе:
     - Ведь черт идейный. Льстит, наверно, не спроста. Какой я парень? Мне полста! - и вслух, - давайте без амбиций! Мне конкретно – во-о-он про тех… Отвечай, какой там грех, перекошены все лица?
     - Непременно все щас будет, - и кидает черт мне каску, че-то там у каски крутит, закрывает морду маской.

     Время тратили недаром, обрядили сталеваром.
     - Все, пожалуйте за мной… Похвалюсь я вам страной, - говорит теперь чертиха, по плечу похлопав лихо, - Страной, в которой не бывали никто при жизни. Но узнали, что будет после жизни той. Теперь все воют и страдают, кричат, вопят, не спят, рыдают. Позабыли про покой.
     Осмелев, пошел за нею,
     - Боже мой! Какой дурак!
     Отказать теперь не смею, душой командует коньяк!

     И вот, иду…  Эх, видел кто бы! Одной рукой держусь за робу, другой схватился за копыто. Глаза навыкат, рот открытый, вроде я какой оратор… Показался эскалатор. Дна не видно ни хрена. За чертями вслед степенно в ленту ставлю ногу верно.
     - Гордись родимая страна! Раз сюда я оттаранен, буду первый – пионер! Я теперь ну, как Гагарин, космонавтам всем пример!

     Встал - и тут же за перила, чтобы мне спокойней было, взялся молча, словно рыба, а на жопе волос дыбом. Сбоку пропасть, к ней народ с диким воплем так и прет. Как бараны, по платформе миллионами идут, их кнутами сильно бьют черти в синей униформе.
     - Кошмар! Великий беспредел!
     К краю бездны подгоняют. Народ ныряет! Кто не смел – хвать за ноги и кидают.

     Всё в огне там, всё в дыму, попал я в адскую тюрьму. Одно лишь только умиляет, что стеклом нас отделяет во всю длину здоровый щит. Черт, между прочим, говорит:
     - Участь страшная для всех, кто подставляет бесу рожу, ведь искушение дороже, и совершает страшный грех! – он продолжил: - Ты ж сегодня увидишь все: и как страдают, и как в той самой преисподней за поступки отвечают.
    
     Слова пропали, на их место - только мимика и жесты для ответа мне остались.
     - На хрена они мне сдались? Слава Богу, я не там! За это должное отдам тому, кто строго судит нас.
     - Здесь вопят от страшной боли, только лишь по божьей воле. Не настал еще твой  час, - перебила наша Роза.
     Я, конечно, отвечаю с уязвленной стороны:
     - Для меня ваш сказ - угроза, страшнее ядерной войны!

     Через силу говорю и с диким ужасом смотрю я на то, что происходит…
     - Черт возьми, вот так проходит наша жизнь, совсем беспечно, а потом, сюда на вечно… На эстакаду заходи?!
     А эскалатор так и прет! Куда меня он привезет? Что там будет впереди?
     Едем, стены расписные: Гоген и странный Пикассо, Дали, Ван ГОГ, еще другие… По теме Данте и Руссо.

     Еще при жизни их приметил и всех по-своему отметил своенравный Люцифер. Он взял искусство за пример. Пусть вечность вечную малюют. Никто их тут не критикует. Исключенье - главный черт… Только намекни про рай - в жопу факел получай или уголь красный в рот.
     - У меня вопросов нет, знали же, на что идут?! Здесь, может быть, один ответ: при жизни души продают.