29 Планета печали. Реставрация

Анатолий Татаринцев
Реставрация
На следующий день с инструментом и спецовкой в назначенное время Саша появился в мастерской, на улице Мархлевского, откуда они с Петром Петровичем отправились на Малую Лубянку. Здесь Саша быстро переоделся, и они пошли смотреть объект. Четырёхэтажный дом, в котором мастерская и находилась, был угловым и одним фасадом выходил на Малую Лубянку, а другим – на мрачное здание КГБ. Лепнина на фасадах была в приличном состоянии, но требовала расчистки и кое-где была утрачена. Это несколько картушей на втором этаже и две капители на четвёртом.
– Ну что, мастер, полезем на леса, будем снимать капитель для формовки, – улыбаясь, предложил Ступа. Когда, вскарабкавшись, они очутились на 4 этаже, Саша сверху увидел чёрные лимузины и людей с портфелями, входящими и выходящими из подъезда мрачного здания. А ещё он увидел перекрёсток улиц и Кузнецкий мост, уходящий под горку в тесноту домов различных эпох.
– Ну хватит глазеть, давай займёмся делом, – прервал Ступа Сашины восторги.
Саша повернулся к стене. Перед ним находилась средних размеров, сантиметров 60 капитель, похожая на каринфскую по стилю, будто вросшую в стену.
– Пётр Петрович, а как её снимать? Я чего-то боюсь, – признался Саша.
– А ты не бойся. Где бы ты сам поставил клячи (проволочные крепления)?
– Вот здесь и здесь, – показал Саша.
– Бери скарпель и бей там, где показал.
Саша аккуратно ударил молотком по скарпели, краска вместе с кусочком гипса упали на леса и в глубине скола обнажилась уже ржавая и почти сгнившая проволока. Саша хотел кусочками отмотать проволоку, но она тут же сломалась и капитель, отделившись от стены, оказалась в его руках.
– Ну вот и всё. А ты боялся. В жизни, оказывается, всё так, как вас учили. А теперь ты сам справишься.
Мастера с капителью спустились вниз. С этого момента началась Сашина работа в реставрации, а по сути это было началом его трудовой жизни.
Работал Саша с удовольствием, хотя зимой на лесах было холодновато. Спасала телогрейка и молодая кровь. Стройка требует спортивной сноровки. Где-то нужно изогнуться и пролезть, где-то подтянуться, и если нет лестницы, лезть приходится по трубам и всё это необходимо проделать с ведром гипса или воды или с тяжёлой ленной деталью. Хорошо если на дворе – лето. А зимой строительные леса холодные и скользкие. Саша был хорошо подготовлен к таким условиям.
Менялись объекты. Москва начала подготовку ко Всемирному фестивалю молодёжи и студентов. Вскоре на подмогу Саше пришли двое опытных реставраторов. Мужикам было лет по тридцать пять. Оба весёлые и добродушные коренные москвичи. Николай – мужчина среднего роста, с хитроватой улыбкой – себе на уме, а Венька не высокого роста, шустряк и хохотун, вечно попадающий в какие-нибудь истории. Но об этом позже. Эти мужики давно работали в реставрации и умели всё.
В лепной работе много различных технологических приёмов. Эти специалисты часто их заменяли приёмами упрощёнными, которые вели к, может быть, не качественному, но к очень быстрому результату. Ну, например, вместо того, чтобы заформовать не очень сложную розетку формопластом – надо полдня, а можно сделать оттиск глиной за 5 минут. Это, что называется, «халтура», но она часто проходит, если нужен всего один экземпляр отливки. Саша быстро освоил такие приёмы. Но зато Саша умел лепить сложные модели, чего не умели ассы реставрации и за это его уважали и брали с собой на халтуры, которые приносили дополнительный доход.
Незаметно дожили до лета. До фестиваля оставались считанные недели, когда власти города обнаружили, что одно из зданий в самом центре города «Дом учителя» требует незамедлительного ремонта. Фасад этого великолепного здания украшает огромный, очень красивый картуш с гирляндами и амурами. Одна из валют этого картуша, более метра в диаметре утрачена. Чтобы выполнить реставрацию картуша по всем правилам, нужно две, а то и три недели. Необходимо сделать обмеры и рисунок в натуральную величину, слепить эту валюту их глины, затем заформовать и отлить частями из-за больших размеров, установить и подмазать на месте и после покраски работа будет окончена. А ещё необходимо установить «леса» и после выполнения всех работ их снять. Времени уже не оставалось, да и средств на все работы не было. И заказчик каким-то образом нашёл наших мужиков-реставраторов, которые обещали, что сделают работу за 1000 рублей, в два дня, после того как будут установлены хотя бы временные леса.
Николай и Венька, хитро улыбаясь, обратились к Саше:
– Ну что, мастер, ты же модельщик, надо себя проявить. Хочешь за два дня заработать три сотни? Ну вот, давай думай. Сумеешь цементным раствором на месте сделать что-то похожее на валюту, но чтобы снизу не могли отличить?
– Попробую, – в ответ улыбнулся Саша. – Думаю, что снизу не сразу поймут, а может и не поймут вовсе.
Через сутки леса установили, и работа началась.
Пока опытные Николай и Венька забивали крепёжные штыри в стену, где должна появиться волюта, Саша снизу зарисовал оставшуюся валюту и перерисовал её в зеркальном изображении, чтобы по рисунку воссоздать утраченную деталь. Главная проблема заключалась в том, что вынос самой высокой точки волюты от стены – полметра. Решили вылепить густым цементным раствором волюту с выносом от стены сантиметров 20-25. Для этого к штырям привязали доски и чурбаки по рисунку валюты, пустоты проконопатили пенькой и всё перевязали проволокой. После этого к работе приступил Саша. Он завёл густой цементный раствор и проложил к концу дня всю валюту вчерне. На следующий день, отрубив долотом и лопаткой то, что показалось лишним, за день свежим раствором закончил волюту. Через два дня маляры покрасили валюту, а монтажники разобрали леса. Саша думал, что через год или два проведут настоящую реставрацию, но так не случилось. Внимательные москвичи и через пятьдесят лет могли заметить, что одна волюта на картуше «Дома учителя» отличается от другой, но с улицы это почти не заметно. Зато архитекторы, которые вели надзор за реставрацией, не разрешали трогать уникальный элемент картуша и при этом говорили: «Старые мастера знали своё дело, они не чета современным недоучкам».
К вечеру того же дня, когда получили деньги, реставраторы решили обмыть удачную халтуру. После работы в мастерскую пригласили только что отслужившего во флоте верзилу и красавца кровельщика-жестянщика и картёжника Толика. Его и пригласили, чтобы хорошо выпить и поиграть в карты. Сашу как самого молодого послали за водкой. Выпив по первой и закусив любительской колбасой с батоном, Николай с Венькой торопились начать карточную игру.
При этом Венька подтрунивал над Толиком:
– Что ты всё треплешься, что обыгрываешь кого-то в Университете. Давай сыграем, и ты докажешь.
– Да что вы, ребята, я не могу с вами на деньги, я серьёзно играю, я игрок.
И действительно, по рассказам самого Толика заработок на стройке это мелочь по сравнению с теми деньгами, что он выигрывал в карты. Играть он ездил в Университет, что на Ленинских горах. Там собирался весь картёжный цвет Москвы. А ещё он подсаживался в поезда и вовлекал в игру пассажиров-любителей поиграть в карты. И теперь он не знал, что делать, как не обидеть своих друзей.
– На интерес я согласен, а на деньги…
– На интерес – не интересно, – поддержал Веньку Николай, – мы не дети, чего мелочиться? Вот и Сашка с нами сыграет.
– Я вообще не играю, – испугался Саша, в карты он никогда не играл.
– А что тут играть? Набрал двадцать одно и бери кон. Садись, садись, юноша, – подтрунивал Венька, и все согласились. Только Саша поставил условие: как проиграет 15 рублей, выйдет из игры.
– Ладно, – согласился Николай, – наливай по чуть-чуть.
И игра началась. Мужики, смеясь и подшучивая, потихоньку обыгрывали Толика. Саша довольно быстро проиграл свои 15 рублей и ещё немного посидел, посмотрел за игрой, ещё раз сбегал за бутылкой, но пить больше не стал и ушёл домой.
На утро Саша приехал на работу на полчасика попозже, но никого в мастерской ещё не было, и дверь была закрыта. Саша нашёл ключ в условленном месте, открыл мастерскую и увидел картину вчерашней баталии. На полу валялись бутылки из-под водки и пива, бумажная обёртка и очистки от колбасы и много, много окурков. Саша занялся уборкой и тут вошёл Николай. Он смеялся и, даже не поздоровавшись, будто и не уходил, спросил сквозь смех:
– Веньки нету?
– Не приходил ещё, а что случилось? – насторожился Саша.
– Помнишь, когда ты ушёл, Толик нам проигрывал?
– Конечно, помню, а что?
– А то! Потом он нас разделал в пух и прах. Я проиграл 350 рублей, а Венька – 1200. Потом Толик сказал, что если проиграет Венька ещё, считаться не будет, а если он – будет считаться.
– Ну и что? – не терпелось Саше узнать, чем всё кончилось.
– А то? Венька проиграл ещё 300 рублей, вот что!
– Отдали деньги? – поинтересовался Саша.
– А Толик деньги не взял. Он попросил поставить у него дома розетку и карниз. Вот что. Бери форму, мастер и отливай карниз, а в воскресенье поедем ставить. Венька вечно попадает в истории, – продолжал смеяться Николай.
Вскоре пришёл Венька и, как ни в чём не бывало, стал помогать Саше отливать из гипса детали карниза. Николай весь день подсмеивался над другом, а Венька отбрехивался как мог.



Фестиваль
Фестиваль ворвался в Москву новыми звуками и красками, молодыми необычно одетыми людьми, лицами не похожими на привычные славянские, иностранной непонятной речью и песнями. Вся Москва украшена транспарантами и флагами разных стран, гирляндами и иллюминацией, которые по вечерам делают Москву яркой и нарядной. Гуляния по городу в эти дни продолжаются круглосуточно. На улице Горького, на Манежной и на Красной площади всю ночь играют оркестры, поют песни, танцуют и играют в новые игры.
Четверо друзей по вечерам, одурманенные красотой Московских улиц, гуляют по ним в новых костюмах, которые появились в продаже перед фестивалем. Теперь молодых людей трудно отличить от иностранцев. То тут, то там возникают импровизированные концерты и танцы. Саша Рублёв, Володя Заречный, Юра Прибылов и Алик Фомин горланят песни на всю улицу, выплёскивая свои молодые эмоции. А как интересно, пригласить на танец смуглую кубинку, почувствовать аромат Заморских духов и тугую грудь иностранки. А неожиданный поцелуй, будто глоток обжигающего рома, мутит разум и наполняет радостью. Эти июльские дни всю жизнь будут вспоминаться, как чудесный сон, как звонкий аккорд молодости. Но отзвенели гавайские гитары и американские банджо. Разъехались гости, оставив некоторых москвичек в томительном ожидании появления на свет малыша со смуглой кожей или с необычным разрезом глаз. Фестиваль стал историей, и закрылись многие конторы, которые занимались реставрацией московских зданий. Саша опять остался не у дел. И даже Пётр Петрович Ступа уже ничем помочь не мог.
Он сам остался без работы.
Саша давно уже думал продолжить образование, поступить в художественный институт, но для этого нужно ещё получить аттестат зрелости. Художественно-ремесленное училище было заведением специальным и права на поступление в институт не давало. А чтобы учиться в школе рабочей молодёжи (в Шереме), нужна работа с постоянным режимом.
Саша свой взор опять обратил в сторону завода «Пластмасс». Начальник сувенирного цеха сменился. На его место назначили его заместителя – очень интеллигентного дядьку Евгения Александровича, который с большим уважением относился к талантливой молодёжи. А Сашу он таковым и считал. А тут ещё помогла ситуация. Несколько гравёров, приятелей Саши ушли в отпуск и Сашу с удовольствием оформили гравёром по пластмассе.
– Заходи, заходи, молодой человек, – радушно встретил Сашу Евгений Александрович, – а у нас многое изменилось за год. Твои приятели помогли советом и делом. У нас теперь прекрасный «Заводской клуб» и цеха мы перекрасили. Так что получай новую бормашину и за работу.
Саша тогда, год назад, мало поработал бормашиной, поэтому он с неделю вспоминал прежние навыки. Через неделю у него стало всё получаться, а через две недели он выполнял уже дневную норму. К приходу ребят из отпуска Саша ощущал себя так, будто и не уходил с завода.
Интересная и непредсказуемая эта штука – жизнь. Вот, кажется, всё должно наладиться. Но будто кто-то толкнёт под локоть того, кто пишет судьбу, и клякса портит весь текст, и всё идёт вкривь и вкось.