Курсанты-морячки ненавидели экзаменационные двойки лютой неавистью. А как же!!! Вместо отпуска курсач, получивший два шара, оставался в училище для повторного экзамена. А это, ох, как горестно!
Горестно, не горенстно, а плохих оценок было не избежать. За сессию любая учебная группа нахвтывала от пяти до десяти, а то и более, гадких неудов. Но была в училище одна уникальная команда, которая преодолевала сессию за сессией без единой «пары».
Так стало получаться после того как эта команда вдрызг провалила свою первую сессию, получив только по высшей математике семь неудовлетворительных оценок. Среди неудачников был и Эдька Шонс, элегантный, стройный брюнет, родом из Ленинграда.
В пику своей элегантности имел Шонс простецкую фамилию, русскую по форме, украинскую по содержанию – Панчохин. Но ни по фамилии, ни по имени товарищи его не называли. Для всех он был Шонс, а наиболее начитанные называли его даже Тилли Шонсом. Прозвище приползло за Панчохиным с гражданки, где этот видный юноша верховодил в небольшой подростковой группке.
Подростки конечно же проказничали. Главной их проказой являлось проникновение в один из закрытых на ночь пивных ларьков, которых в городе было очень много. Проникновение обеспечивал Шонс. Он обладал способностью открвыать любые замки с помощью простеньких отмычек. Дополнительно к отмычкам он имел связку разнообразных ключей.
В ларьке пацаны при свете свечи устраивали пир. Гранёные кружки наполнялись пивом, из ларя обитого железом извлекались бутерброды и конфеты, распечатвыалась коробка «Казбека». После пиршества все приводилось в исходное состояние, ларек запирался на замок, и ларечница, прибывавшая утром в свою голубую будку, даже не замечала, что за ночь её припасы слегка уменьшились.
Шонс выглядел старше своих семнадцати. У него была девушка, которая с нетерпением ожидала приезда морячка в отпуск. Ждали Шонса и его приятели, которые готовили ему шикарный прием. И вот вместо встреч и приемов пришлось ему сидеть в училище и вновь зубрить теоремы, выводы, формулы.
Шонс готовился к переэкзаменовке по математике и одновременно прикидывал, как, каким образом избежать в будущем неудач на экзаменах. Прикидывал, прикидывал и не в пустую. Выстроилась в его голове не сложная, но специфическая схемка, в которой важную роль играло его искусство бысторо и непринужленно вскрывать несложные замки.
Технологически придумка Шонса выгдядела следующим образом. Перед подготовкой к очередному экзамену Шонс с двумя корешами совершал в послеотбойное время вояж на кафедру, по предмету которой и должна была состояться экзаменовка.
Отмычкой или ключом отмыкал Шонс дверь преподавательской, затем отмыкал стол преподавателя-экзаменатора и извлекал из ящика стола конверт с экзаменационными билетами, которые тут же (кроме билетов с первого по десятый) подвергались краплению. На билетах с 11-го по 20-ый тонким стержнем пробивалась точка в предложении «Билет № Х.». Пробой выглядел естественно. Как дефект машинописи. Остальные десять билетов метились незаметным для непосвященного штришком. Билеты с 1-го по десятый оставались незапятнанными.
Учебная группа делилась на три подгруппы. Первая долбила вопросы первых десяти билетов и тянула на экзамене некрапленные билеты, вторая осваивала билеты с одиннадцатого по двадцатый и выбирала билеты с точкой, ну а штришки на билетах высматривали представители третьей подгруппы, которые здорово разбирались в вопросах, предложенных в билетах от 21-го до 30-го.
Согласитесь, что выучить за три дня 10 билетов неизмеримо легче, чем справиться с тридцатью. Да любому недоумку это по плечу! Однако был в этой замечательной группе один удивительный тупарь, который по сложным дисциплинам и десять-то билетов осилить не мог. Именно для него умыкал Шонс один билет, вопросы которого успешно усваивался дундуком. Ну, а дальше элементарно: на экзамене вместо номера вытащенного билета назывался номер украденного, который вначале покоился под форменкой на груди дундука, а затем, при первом же удобном случае, извлекался на свет божий.
И все-таки этой бездари Шонсова помощь не помогла. На третьем курсе, когда пошли профильные и сопутствующие им дисциплины, когда Шонс и его однокашники стали изучать их по-серьезному, без дурака, дундука отчислили за неуспеваемость.
Несмотря на разницу в два курса, Барсуков был с Шонсом на дружеской ноге. Салагу Лёшку сближало с предприимчивым брюнетом общее увлечение. Они, вместе с еще двадцатью энтузиастами, второй год (в рамках НОК) строили действующую, радиоуправляемую модель тяжелого линкора «Советский Союз».
Моделисты уважали Лешку. Как бывший станочник он выполнял все работы по металлу: вытачивал детали мачт, орудийные стволы, шпили, выпиливал различные фасонные детали.
В день спуска не воду «Советского Союза“ на берега большого прямоугольного бассейна высыпало все училище. Вода в бассейне предназначалась для прокачки конденсатора лабораторной паротурбинной установки, которую только что вывели из рабочего режима. Поэтому нагретая вода в бассейне была теплее осеннего воздуха и слегка парила.
Когда линкор с включенными ходовыми огнями, в блеске прожекторов, ведя огонь из всех девяти орудий главного калибра, двинулся сквозь легкую дымку от одного берега к противоположному, аплодистенты и ликующие крики «ура» разнеслись далеко окрест. Сильнее всех выражали свои чувства создатели модели. В этой атмосфере восторга Барсуков легко мог представить чувства заводчан, рабочих и инженеров, при спуске на воду реального, построенного ими , корабля.
Но, в отличии от модели, натурнрму образцу не повезло. Тяжелый линкор «Советский Союз» был заложен в 1938 году на Балтийском заводе в Ленинграде. К началу войны его готовность не превышала 20%. В блокаду конечно же было не до линкоров, а сразу после войны его разобрали на металл. Но и в таком качестве линкор внес посильную лепту в оборону города. Его броневые плиты использовались при строительстве дотов, а одно 406-ти миллиметровое орудие, установленное на испытательный станок, метало с Ржевского полигона на головы врага снаряды чудовищной разрушительной силы. Это орудие и теперь стоит на полигоне, как исторический памятник науки и техники.
Барсуков учился не очень блестяще. Сказывалась недостаточная подготовка, полученная им в вечерней школе рабочей молодежи. Перед каждым экзаменом он жутко мандражил. Зная с какой легкостью сдает экзамены Шонс и его компания, Лешка однажды попробывал выведать у него секрет этой легкости. Шонс усмехнулся и уклончиво изрек:
-- Я бы мог осветить проблему, но тебе это не поможет, поэтому воздержусь.
Народ понимал, что бездвоечная группа проворачивает на экзаменах какую-то загадочную махинацию. Многие стремились выведать тайну умников, но напрасно: те только смеялись в ответ и советовали больше полагаться на голову, а не на чугунную задницу. Так они ответствовали, потому что железно поклялись: вплоть до сдачи последнего экзамена о плутовской технологии никому ни слова.
Когда они давали такой обет, то представляли, что до последнего экзамена вечность. Но годы пролетели быстро. И вот уже сдан последний экзамен. И вот уже поезд мчит мичманов-выпускников к Черному морю на преддипломную стажировку.
Настроение у курсантов было отменное. Закончились постылые лекции, пришел конец пятилетнему казарменному существованию. Впереди два месяца морского ничего не делания, затем написание дипломного проекта, защита его и вот они золотые погоны. Юноши под звон стаканов безмерно радовались такому раскладу.
Преждевременно-то слишком радоваться не стоит. Судьба -- дама хмурая, ликование не в её вкусе. В жизни, а тем более морской, все может случится не так как первоначально предполагается.
Севастополь встретил выпускников ярким солнышком. В Северной бухте, как на празднике, стояли красивые корабли Черноморского флота. На один из них, а именно на линкор "Новороссийск" и были расписаны наши стажеры. Стояла теплая осень 1955 года.