Л.О.
Третью ночь за окном, словно цель её – взять нас измором,
резко птица кричит, непонятно – в саду ль, за горой:
поднимается солнце правей Аю-Дага из моря,
сосен крымских стволы розоватой гордятся корой.
Я иду на рыбалку, бродячие лают собаки,
над рассветной яйлой полинявшая никнет луна;
из окна казино долетают обрывки «Сиртаки»
и над мусорным баком орудует бомж с бодуна.
Открывают хозяйки калитки и окна, чтоб спешно
на базарчик смотаться, дрозды шебаршат под кустом,
кошка с рваным носком, словно с пойманной мышью успешно,
гордо вышла во двор с вертикально поднятым хвостом.
Лайнер импортный в гавань вплывает, как сказочный город,
заграничное счастье помпезно, да мне-то на кой?
Стаю чаек, орущую, вечный преследует голод,
поносившись над лайнером, к свалке летят городской.
С тополей и платанов туда же несутся вороны,
на газонах мерцают улиток следы, как слюда;
а зимой мне казалось, что нет от хандры обороны,
оказалось, что есть, уж такой этот город всегда.
Здесь всегда для души есть мажорная область и краски,
что всегда создают некий южный курортный уют,
даже ночью глухою здесь можно гулять без опаски,
потому что бандиты и воры не в Ялте живут.
На 4-ом причале ставридка клюёт и султанка,
я опять опоздал, да своё наверстаю я, но
солнце высь набирает, на море открылась болтанка,
и снуют катера, и у кассы народу полно…