«ИНОЕ ЦАРСТВО» В СТИХОТВОРЕНИИ Н.М.РУБЦОВА «ЛЕСНОЙ ХУТОРОК»
Художественные особенности стихотворения «Лесной хуторок» выявляются через призму фольклорного сознания. Стихотворение рассматривается в композиционно-образной системе первого сборника
Н. Рубцова «Волны и скалы».
Ключевые слова: русская поэзия, фольклорное сознание, фольклоризм, онтологические и аксиологические константы, соборность, народная сказка.
A.E. Chernova
«Another kingdom» in the poem of N.M. Rubtsov «FOREST HUTOROK»
Artistic features of the poem "Little forest farm" are revealed through folk consciousness. This is a poem from Rubtsov's first book "The waves and the rocks" and here we will analyze its composition and images.
Keywords: Russian poetry, folk consciousness,folklorism, ontological and axiological constants, community, folk tale.
Характер взаимопроникновения литературной и фольклорной традиции в творчестве того или иного автора связан как с внутренним, индивидуальным поиском писателя, его духовно-нравственными установками и стремлениями, так и с конкретными историческими особенностями, «воздухом времени», присущим эпохе.
Первый поэтический сборник Николая Рубцова «Волны и скалы», вышедший в 1962 году в шести экземплярах, исследователи относят к раннему периоду творчества, для которого характерно ироническое восприятие действительности, внимание к форме стихотворения и романтизм, связанный с морской тематикой. «В этот сборник вошли стихи очень разные. Веселые, грустные, злые», – говорит Рубцов в своем обращении к читателю. По наблюдению же В. Н. Баракова, «чувствуется в ней [в поэзии] и дыхание «оттепели», времени, когда поэты вещали с эстрадных подмостков, а стихи воспринимались не только как явление литературы, но как политические настроения» [1. С. 501].
Книга разбита автором по эмоционально-тематическому принципу на десять разделов, каждый из которых включает от одного до восьми стихотворений. «Вместо предисловия», «Салют морю», «Долина детства», «Птицы разного полета», «Звукописные миниатюры», «Репортаж», «Ах, что я делаю?», «Хочу-хохочу!», «Ветры поэзии», и «Вместо послесловия» – стихотворение «Лесной хуторок». Тем самым Н. Рубцов выделяет именно это стихотворение, придает ему дополнительный смысл, который можно раскрыть, лишь учитывая композиционно-образную систему всего сборника в целом. Значение послесловия одновременно и в художественном обобщении различных частей книги, и в некотором противопоставлении основного содержания, развернутого в поэтических образах, краткому и единичному выводу. В чем же своеобразие, художественное и смысловое, «Лесного хуторка»? (Стихотворение больше известно под названием «Добрый Филя». В этой статье употребляется первый вариант названия, использованный Н. Рубцовым в сборнике «Волны и скалы»)
Напомним текст:
ЛЕСНОЙ ХУТОРОК
(идиллия)
Я запомнил, как чудо,
Тот лесной хуторок.
Хутор – это не худо:
Это мир, не мирок!
Там, в избе деревянной,
без претензий и льгот
так, без газа, без ванной
добрый Филя живет.
Филя любит скотину,
ест любую еду.
Филя ходит в долину,
Филя дует в ду-ду!
Мир такой справедливый,
Даже нечего крыть…
- Филя, что молчаливый?
- А о чем говорить?..
[Там же. С. 53].
Стихотворение очень простое, даже незамысловатое, в несколько строках, толи шутливо, толи серьезно, рассказывается о жизни такого же простого и незаметного, молчаливого Фили, который, на первый взгляд, только тем и занимается, что тихо обитает в своей избушке, ухаживает за скотиной, играет на дудочке. Смысл стихотворения определяет, однако, не сухая констатация факта (существует Филя, который живет на хуторе), но живое авторское отношение к ситуации, особое место лирического героя в художественном мире стихотворения. Именно взаимодействие лирического героя с внешними реалиями, с природой, бытом и с окружающими его людьми, высвечивает грани фольклорного сознания.
В стихах Н. Рубцова мы не найдем сознательного обращения к сюжетам и приемам различных фольклорных жанров. Его связь с народным творчеством проявляется главным образом через содержание, через смысловые нюансы. Здесь фольклор – «специфическая форма художественного освоения действительности» [2. С.15]. Чтобы убедиться в этом, перечитаем стихотворение «Лесной хуторок» еще раз.
Где и когда живет добрый Филя? Ответ очевиден: на лесном хуторе, в простой деревянной избе без всяких удобств. Точное время не определено, однако, по косвенным признакам мы понимаем: раз упоминаются такие «льготы» как ванна и газ, Филя – современник Рубцова, герой двадцатого века. Смысл стихотворения можно было бы свести к социальным проблемам, к обличительно-злободневному пафосу (что вполне в духе поэзии начала
60-х годов, с ее «политическими настроениями»), если бы не важное, ключевое в своей значимости, уточнение: «я запомнил, как чудо». Тем самым вся структурированность внутреннего мира, обозначаемая константами пространства и времени, переводится в совершенно иное, вне-бытовое, измерение – в художественное измерение народной сказки с ее антитезой между мечтой и действительностью.
В сказке могут существовать исторические наслоения, могут отражаться различные эпохи, но главное в ней всегда остается: это общее «всем историческим эпохам представление о чудесном» [3. С.189]. Чудесен хутор, на котором вне всякого времени живет нестареющий Филя. Чудесна дудочка, в которую он дует. Самого же лирического героя стихотворения, как и любого сказочного персонажа, отличает широкое обобщение: дан не характер, а тип; основная душевная особенность Фили – простота (само имя говорящее, созвучно с крайней степенью простоты – простофильством) – определяет весь образ.
- Филя, что молчаливый?
- А о чем говорить?..
«А о чем говорить?..», – другими словами, и «не о чем нам разговаривать», и «не знаю». Незнание же или неведение – характерная черта сказочного искателя иного царства: Иванушки-дурачка.
«О чем бы его не спросили, даже о том, как его по имени зовут, у него один ответ: «не знаю». <…> С незнанием у него связывается и другая любимая черта народного героя – неделание» [Там же. С. 249].
В соответствии с духом идиллии – а Рубцов именно так определяет жанр стихотворения – рисуется мирная жизнь в единении с природой.
Филя любит скотину,
ест любую еду.
Филя ходит в долину,
Филя дует в ду-ду.
Единение же с природой, органическая причастность к ней, выражается аксиологической константой, которую И. А. Голованов в монографии «Константы фольклорного сознания в устной народной прозе Урала ХХ-ХХI века», обозначил как соборность. Соборность, софийность и справедливость – важнейшие основания фольклорного сознания, служат для того, чтобы придать окружающему миру смыслы. Но для того, чтобы выявить значение соборности именно для этого стихотворения, нам необходимо рассмотреть его в проекции всего сборника «Волны и скалы».
Итак, нами было установлено, что Филя, выделенный из конкретного, земного времени, живет в чудесном пространстве, среди лесов, на хуторе, в добром единении с природой. По характеру Филя напоминает сказочного дурака: он не совершает подвигов, не стремится к практической выгоде, да и с житейской точки зрения – лишен всякого здравого рассудка: давно пора не только газ провести, но и добиться прочих бытовых «льгот». Он прост, по-детски добр и немногословен. Филя, наконец – что также важно отметить – это не лирический герой в общепринятом значении, но некий образ, сказочная мечта, созданная воображением собеседника: чудесный хутор Фили – представлен не сам по себе, «от первого лица», но раскрывается через другой взгляд, через внимательное наблюдение, проникновение со стороны: «я запомнил, как чудо тот лесной хуторок»…
К такому видению, к неожиданному открытию лесного хуторка, пришел лирический герой сборника «Волны и скалы». И если в стихотворном послесловии он только наблюдатель, рассказчик – то в других стихах он оказывается, как правило, непосредственным участником событий: хрипло ругаясь, «как всякий заправский матрос» [1. С. 8], выплывает в океан; переживает неприятную встречу с кондуктором, пытается продать на толкучке единственную фуфайку; работает в тралфлоте; впервые напивается в общественной пивной; нарядившись, гуляет, под грохот салюта, на портовом празднике … Разгул и веселье сменяет работа, а шумный рыночный мирок портового городка – море, воплощающее силу и свободу.
Во втором разделе сборника – «Долине детства» – стихи обретают особую сокровенность тона, мягкую лиричность: герою вспоминаются ранние годы жизни, самые первые впечатления, и «память возвращается, как птица в то гнездо, в котором родилась» [Там же. С. 21].
Так впервые появляется тема кровной связи с родной землей, тема национальной истории, прошлого, которое, оживая в таинственных видениях, дышит в настоящее, и только звезды безмолвно и вечно сияют в темном небе. Ключевое понятие в этом небольшом (всего 4 стихотворения) разделе – память: «все очнется в памяти невольно,/ отзовется в сердце и крови» [Там же. С. 25].
Основной мотив третьей части («Птицы разного полета») – любовь и связанная с ней утрата, – к следующему разделу («Звукописные миниатюры») сменяется звуковыми упражнениями. Окружающий мир раскрывается музыкально, через звук: колокольный протяжный звон, путь в Вологду старого коня по волоку, паром и паромщик, маленькие Лили-лилипуты с лейками. Сама форма стихов, звуковое мастерство и составляет основное содержание четвертой части.
«Репортаж», «Ах, что делаю я?», «Хочу – хохочу», – близкие по настроению и смыслу разделы книги. В них отражаются метания лирического героя, поиск самого себя среди суеты и бессмысленности современной жизни, когда «пора бы понемногу от мистицизма отвыкать!», потому что «давно в гробу цари и боги!».
Последний раздел сборника, «Ветры поэзии», составляют три стихотворения философского характера, основная тема которых – поэт и его судьба, смысл и назначение творчества; и вновь встают видения, но уже не торжественно-исторические, памятные, как в «Долине детства», а тревожные, в своей пустоте и озлобленном мелькании подобные бесу, заглянувшему в комнату поэта:
И все торчит:
в дверях торчит сосед!
Торчат за ним
разбуженные тетки!
Торчат слова!
Торчит бутылка водки!
Торчит в окне таинственный рассвет.
[Там же. С. 52].
Страшные слова, сметающие все понятия и представления обыденного мира со своих привычных старых мест; и не менее страшный конец: «…когда толпа потянется за гробом, ведь кто-то скажет: «Он сгорел… в труде».
Такими строками мог бы закончиться сборник «Волны и скалы». Но в нем есть еще «Послесловие» с единственным стихотворением «Лесной хуторок». Оно похоже на сказку, которая «не о том, чего нет и не бывает, а о том, что всегда, и теперь есть, и всегда будет, пока человек будет томиться на земле» [3. С. 313].
Так перед нами появляется проекция иного пространства, возможность иного пути и духовного выбора. В чем же заключается, однако, этот иной путь, с каких литературно-исторических позиций его рассматривать – вопрос не такой простой и однозначный, как может показаться на первый взгляд. Существует несколько вариантов ответа, которые непосредственно зависят от истолкования образа лирического героя, доброго Фили. Что перед нами: извечный спор суетного мира – с уединенностью, противопоставление общественной деятельности и созерцания? Да, по-видимому, так. Но в таком случае, можно ли назвать уединенность – основной, сущностной, чертой «иного пути»? Или же понятие «иной путь» имеет принципиально иные характеристики? Попробуем ответить на этот вопрос, опираясь на конкретные примеры.
К теме обособления, отчуждения человека от общества обращались многие писатели. Похожую ситуацию мы находим, например, в рассказе Чехова «Крыжовник» [4].
Николай Иваныч покупает имение и, оставив город, службу – уединяется. Чем не хутор «доброго Фили», хоть природа значительно и уступает в своей нетронутости и красоте: и река грязная, цвета кофе, и два завода на берегу. Но все же, подобно Филе, помещик живет уединенно, в собственном доме, на лоне природы.
Художественные ситуации «Лесного хуторка» и «Крыжовника» по внешним формальным признакам (стремление к уединенной жизни) можно назвать тождественными. Но если присмотреться внимательнее, то в своем внутреннем значении ситуации не просто разные, но противоположные друг другу.
Анализируя стихотворение Рубцова через призму фольклорного сознания, мы уже выявили наличие в нем аксиологической константы соборности. Соборность понимается как единство человека с миром, как органическая причастность к нему. Соборность – ментальная категория, формирует хоровую (или симфоническую) направленность народного мышления.
Если Филя живет без претензий, ест любую еду, ходит в долину и дует в ду-ду, то Николай Иваныч: «уже обжился тут, привык и вошел во вкус; кушал много, в бане мылся, полнел, уже судился с обществом и с обоими заводами и очень обижался, когда мужики не называли его «ваше высокоблагородие» [Там же. С. 210]. Тем самым уединение оказывается таковым лишь по форме, и основной конфликт рассказа не столько в проблеме выбора (стоит ли «уходить из города, от борьбы, от житейского шума»), сколько в теме мнимого ухода и мнимого отшельничества.
Художественный мир «Лесного хуторка», в свою очередь, соотносится не с реальностью, не с «трезвенным умом дневного сознания со всеми его наблюдениями, обобщениями и «законами природы» [3. С. 295], а с мечтой, с особой, сказочной, действительностью. Сказочный конфликт – противопоставление реальности и мечты – проходит как через весь сборник (антитеза основной части – и послесловия), так содержится и внутри самого стихотворения.
Хутор – это не худо:
Это мир, не мирок!
Тем самым мир хутора, противополагаясь всему остальному, мирку будничных исканий и житейских временных проблем, признается полным и самодостаточным. Характерно, что идеал представлен не во времени
(в каком-нибудь далеком будущем), но именно пространственно, можно даже место конкретное назвать: хутор среди лесов. Такое понимание идеала свойственно народному сознанию. «Идеал видели не в будущем (которого просто «нет»), а в другом месте, отсюда – известные с давних времен «хождения за правдой» в Беловодье и прочие пределы. Идеал представлен не во времени, а пространственно, наполняя собою другое место; он не творится нами, а сосуществует с нами, его можно отыскать, найти (в буквальном смысле слова на-ити, т.е. дойти до него). Будущего нет, но нет и прошлого, которое тоже часть настоящего и может вернуться в будущее» [5. С. 134-135].
Таким образом, идиллия «Лесной хуторок», завершая собой сборник «Волны и скалы», указывает на извечную устремленность к идеалу, к иному царству, и такая устремленность свойственна народному сознанию. Константа соборности, ключевая в стихотворении, наделяет его особым смыслом: лирический герой органически причастен к окружающему миру. Сам он прост, молчалив, нерасчетлив, чем и напоминает сказочного героя, искателя иного царства. «В отрицательных свойствах сказочного героя, в его немощи, неведении, безумии обнаруживается некоторое отрицательное определение искомого им «нового царства». Оно есть запредельная человеку сила и мудрость. Именно этим обуславливается торжество человеческого безумия в сказке, превознесение дурака над сильными и мудрыми в человеческом значении этого слова» [3. С. 251].
Форма стихотворения соответствует содержанию: простой, без витиеватости, слог; словесные повторы-единоначатия (Филя любит скотину,/ ест любую еду. /Филя ходит в долину, /Филя дует в ду-ду!) и упрощение через звукоподражание («ду-ду» вместо дудки), – все это приближает поэтику «Лесного хуторка» к народной сказке. Ведь «жизненности сказок способствовала их величайшая художественная простота» [6. С. 136].
Одновременно, через взгляд наблюдателя, через интонацию, проступает в стихотворении и другой, второй подтекст.
Мир такой справедливый,
Даже нечего крыть…
- Филя, что молчаливый?
- А о чем говорить?..
Обычно исследователи, обращая внимание именно на эти строки, сводят смысл стихотворения к остро-социальному и злободневному:
«Все как в старой сказке. <… > Ан нет, не сказка это. Такая скрыта боль за виноватой улыбкой, такая жалость к человеку, обойденному вниманием и любовью людской, что даже жутковато становится. <… >
Одиночество на миру, наверное, самое тяжелое и невыносимое одиночество. Горькая участь его выпадает порою и добрым людям – не об этом ли хочет сказать Н. Рубцов в стихотворении «Добрый Филя», не на это ли хочет обратить внимание?..» [7. С. 292].
Записи с авторским прочтением этого стихотворения найти не удалось, и последние строки все читают по-разному, «некоторые понимают так, что у Фили все хорошо и говорить тут не о чем». Другие – иначе: «дескать, все так плохо, что и говорить об этом не стоит, и крыть нечем – все равно не поможет» [8. С. 91].
На наш взгляд, одно мнение другому не противоречит. Следует разделять реальность сказочную – и действительность, доброго Филю и лирического героя, который рассказывает про хутор. Через возможную иронию («думается, что и Н. Рубцов слово «справедливый» хотел бы выделить в кавычки» [Там же] вновь возникает, уже внутри самого стихотворения, сказочный конфликт, антитеза мечты и действительности.
Множественность подходов лишь свидетельствует о подлинной глубине произведения, вмещающего в себя самые различные смыслы, потому что «простота и незамысловатость стихов Н. Рубцова обманчива» [9. С. 462].
Литература
1. Рубцов Н.М. Сочинения. М., 2006. С. 8, 21, 25, 52, 53, 501.
2. Голованов И.А. Константы фольклорного сознания в устной народной прозе Урала ХХ-ХХI вв. Челябинск, 2009. С. 15.
3. Трубецкой Е.Н. Три очерка о русской иконе. М., 2003. С. 189, 249, 251, 295, 313.
4. Чехов А.П. Повести и рассказы. М., 1984. С. 210.
5. Колесов В. В. «Жизнь происходит от слова…». Спб., 1999. С. 134-135.
6. Зуева Т.В. Русский фольклор. М., 2002. С. 136.
7. Михайлов А. Ритмы времени. М., 1973. С. 292.
8. Полётова М.А. «Пусть душа останется чиста…» Н. Рубцов.
Малоизвестные факты биографии. М., 2008. С. 91.
9. Коняев Н. М. Николай Рубцов Ангел Родины. М., 2007. С. 462
Опубликовано: Сборник «Дом Бурганова. Пространство культуры». – 2013. – №3. – С. 40 – 49.