Дойдя до лагеря, мы поразились царившей там тишине. Сначала я подумала, что все ушли работать на раскопки, но вот где-то шевельнулся полог палатки, там быстро прошелестели чьи-то шаги, но ни одной души не было видно. Складывалось ощущение, что злой археолог Снегирёв и впрямь посадил под замок всю свою бригаду. Встречать нас никто не вышел, мы даже не могли понять, которые из палаток и есть те две "самые дальние". Фургон, судя по всему, тоже был заперт. Пресс-центровского микроавтобуса давно и след простыл, и остались мы вчетвером одни-одинёшеньки посреди хакасской степи, с двумя кофрами оборудования, включая мой монтажный ноутбук, с Ирининым номером телефона и с абсолютным непониманием дальнейших своих действий.
Олесе вскоре надоело стоять столбом, и она приступила к решительным действиям.
— Эге-гей! — сложив руки рупором, прокричала она. — Есть здесь кто живой! К вам гости из Москвы!
В ответ тишина. Олеся ещё раз крикнула, и, не получив ответа, обескураженно села на землю.
— Что же это такое? — В её голосе сквозила почти детская обида. — Что же это за хрень такая? Мы что, сюда в бирюльки играть приехали? Или мне что, врываться во все палатки, а вдруг там кто-то живой завалялся? Ну Снегирёв, ну Виталий Аркадьевич, попадись ты мне, Говард Картер недоделанный, я тебе покажу, как со мной шутки шутить! Тоже мне, царь и бог маткичекского раскопа! А этот где, ну хакас его? Тоже спрятался?
— Нет-нет, — послышался голос, и Олеся чуть не взвизгнула от неожиданности, — его хакас уже тут.
К нам на удивление неслышно подошёл худощавый мужчина средних лет, загорелый, широкоскулый, с едва намечающейся проседью в смоляных волосах. Был он похож на Чингисхана и Чингачгука одновременно, что-то неуловимо грациозное, кошачье прослеживалось в каждом его движении. В тёмных раскосых глазах играли озорные искорки.
— Хакас прибыл, — он отвесил лёгкий шутовской поклон, — простите, что не смог сразу вас встретить. Произошла небольшая заминка...м-м-м...
— Заминку зовут Снегирёв, — резюмировал Макс.
— Как точно подмечено! — восхитился наш собеседник. — Хотя у нас все заминки зовут одинаково. Но позвольте представиться: Селиджек Кургундаев, заместитель Снегирёва Виталия Аркадьевича по хозяйственно-административной части. Отчество не называю, не то язык сломаете, замечено неоднократно. Так что зовите меня просто Селиджек, юная поросль вообще сокращает до Джека, но тут уж на ваше усмотрение. Так вы и есть наши московские гости. Ну давайте знакомиться.
Олеся, ещё не до конца придя в себя от внезапного появления Селиджека, коротко представила всех нас и очень обстоятельно — саму себя, не упуская ни единого, по её мнению, важного момента. Селиджек слушал, по-птичьи склонив набок голову и улыбался загадочной улыбкой. Или это мне только казалось?
— Что ж, — выслушав Олесю, он обвёл рукой лагерь, — значит, нам предстоит провести эту неделю бок о бок. Пойдёмте, я вам покажу ваши палатки, они хоть и с краю, но большие и вместительные, для двух человек в самый раз. Но сначала давайте разместим ваше оборудование.
Мы подошли к автофургону, и Селиджек, достав ключи, отпер дверь. Внутри фургон представлял собой этакую небольшую лабораторию с компьютером, микроскопом, принтером и ещё какими-то неизвестными мне приборами, наверное, сугубо археологическими. В дальнем конце фургона было небольшое свободное пространство, куда Селиджек предложил нам с Максом и Денисом сложить кофры. Ребята начали протискиваться к задней стенке, как вдруг за нашими спинами раздался уже знакомый сварливый голос:
— Какого чёрта эти паразиты делают в моей лаборатории? Я же ясно дал понять, чтобы ноги их тут не было! Стойте! Вы же снесёте сейчас половину приборов! А ну назад!
Виталий Аркадьевич Снегирёв стоял в дверном проёме и чуть слюной не брызгал. Селиджек успокаивающе похлопал его по плечу:
— Виталий, ну не тащить же им свои камеры в палатку? Полежат здесь, места для всех хватит.
— Да как у тебя язык поворачивается? — завопил Снегирёв, сбросив руку заместителя. — В моей лаборатории! В святая святых! Это что, они тут будут шастать, пока я работаю? Или, может, они и здесь захотят снимать?! И что, интересно, случится с их камерами в палатке, позволь узнать? А даже если и случится — значит, быстрее уедут отсюда.
Насколько же неприятно было это всё слушать, меня аж в дрожь бросило. Макс шёпотом выругался, да так витиевато, что я поняла только общий смысл об убийстве археолога штативом с особой жестокостью. Но Селиджека, видно, тоже нелегко было пронять (а, может, он уже привык к истерикам своего начальника).
— Виталий, ну хватит уже, а? — Селиджек поморщился, — Сколько можно? Люди приехали работу свою делать, успокойся, тебя они вообще трогать не будут, я сам всё покажу...
— Ты?! Ты-ы-ы?! Ах, вот оно что, — Снегирёв зыркнул на Селиджека с неприкрытой яростью, — славы захотелось! В телевизоре засветиться! Дешёвой популярности ищешь, вот как! Тьфу на тебя, нашёл заместителя на свою голову! Паразит от науки! Да провались ты со своими киношниками, будьте вы все неладны! — и Виталий Аркадьевич почти бегом покинул фургон.
Селиджек огорчённо покачал головой:
— Вот ведь вожжа под хвост попала. Вы извините, бога ради, — он обращался уже к нам, — я понимаю, насколько это отвратительно выглядит, но с Виталиком... с Виталием Аркадьевичем последнее время всё труднее сладить. Особенно с тех пор, как он узнал о вашем приезде.
— Да он просто ненормальный! — воскликнула Олеся. — Он же нам все съёмки загубит, об интервью я уж и не заикаюсь. Хотя... Селиджек, может быть, вы нам что-нибудь расскажете на камеру?
— Такой очаровательной женщине я не могу отказать, — галантно заявил Селиджек, — ну ладно, кофры вы разместили, пойдёмте к палаткам.
Палатки действительно оказались весьма просторными. Мы с Олесей могли свободно передвигаться в полуприседе, спальники были тёплые, а пол застелен очень плотными войлочными то ли коврами, то ли паласами, явно привет из Хакасии. Макс с Денисом, судя по всему, тоже вполне освоились. Пришло время военного совета. Собрали мы его в нашей с Олесей палатке.
— Приступаем к разведке боем, — заявила Олеся, — сейчас мы с Максом и Денисом попробуем отснять лагерь и раскопки максимально подробно, пока нас не засекли, Юль, а ты настрой свой комп и проверь связи.
— Комп в фургоне, — напомнила я, — возможно, меня убьют прямо там.
— Это мы ещё посмотрим, — авторитетно сообщил Макс, — я, если что, и впрямь двину этому сморчку штативом, а Ден подержит. Да, Ден?
Денис коротко кивнул. Он вообще был немногословен, даже когда вылезал из виртуального мира своего смартфона.
— Ничего, прорвёмся, — Олеся уже начала подзуживать саму себя (для храбрости, вестимо), — сейчас найдём Селиджека, аппаратуру на горб, и вперёд!
Фургон, на наше счастье, оказался не заперт. Я добыла свой ноут, ребята утащили камеру, штатив и звуковую аппаратуру. Пожелав им удачи на съёмках, я приступила к своей непосредственной работе.
Интернет тут, слава богу, наличествовал, хоть сигнал иногда рвался и был сам по себе довольно слабеньким. Ну ничего, ободрила я себя, главное не доводить дело до аврала, а те трёхминутки, что от нас хотел шеф-редактор, я уж как-нибудь перешлю. Я открыла монтажную программу. Так, тут тоже всё в порядке, открывается, надеюсь, не зависнет. Памяти на жёстком диске почти терабайт. Хватит на весь раскоп и съёмки похорон Снегирёва на десерт. Что ж, отлично.
От копания в ноуте меня отвлекли чьи-то голоса. В дверях фургона нарисовались две фигуры, мужская и женская, они робко, вытянув шеи, заглядывали внутрь. Я помахала рукой:
— Заходите, я не Снегирёв. Его тут вообще нет.
— Ой, — пискнула женская фигура, — а вы и есть те самые телевизионщики из Москвы?
— Ну, я тут вроде одна, остальные на съёмке. Меня Юля зовут, я тут за режиссёра монтажа и ответственного по связям. А вы кто?
В фургон зашли двое довольно молодых ребят, лет по двадцать-двадцать два, высокий худощавый парень с явно азиатской внешностью (хакас, решила я) и миловидная русоволосая девушка с длинной косой и застенчивым взглядом. Парень приобнимал её за плечи.
— Я Эдик Алыгбаев, аспирант Снегирёва, а это Катя Ветлугина, наш экспедиционный фотограф. Нам, правда, Виталий Аркадьевич строго-настрого запретил с вами общаться, но нам уже поперёк все его запреты и придури. А что вы здесь делать будете?
Мне понравились эти ребята. И Катя, и Эдик. Радостно было видеть, что не все смирились с самодурством руководителя экспедиции, а нам эти двое могут пригодиться весьма и весьма. Так что будем дружить.
— Ну, лично я буду монтировать сюжеты из отснятого материала и пересылать их в Москву, — я продемонстрировала свой ноут, — у меня, так сказать, финальная часть работы. Наши сейчас ушли натуру снимать, а я связи проверяю и вообще комп.
— А какой комп? — поинтересовался Эдик и, рассмотрев, уважительно присвистнул. — Круто! У нас-то попроще, конечно. Хотя техники сюда навезли... Людей, правда, не хватает катастрофически.
— Почему? — поинтересовалась я.
— Виталий Аркадьевич очень не любит волонтёров, — пояснила Катя, — вот и разрываемся, рук не хватает. В других экспедициях волонтёры занимаются всякой хозяйственной работой, на раскопе могут помочь, да и просто лишние руки, они здесь на вес золота. А мы всё сами, всё сами, — вздохнула она, — и рабочий процесс фотографировать, и плошки мыть, и землю таскать. Нас ведь всего пятнадцать.
От дальнейшего рассказа нас отвлёк шум в лагере. Послышались какие-то выкрики, несколько голосов, приближаясь к нам, яростно ругались.
— Ах ты, чёрт, — сплюнул Эдик, схватил Катю за руку и пулей вылетел из фургона. Через секунду на тех же скоростях ко мне ввалился Макс, на ходу кинул флешку и крикнул:
— Загоняй давай, и тикаем в палатку, пока это псих нас не догнал!
Я схватила флешку и ноутбук и кинулась за Максом. Мы миновали Олесю, Селиджека и Снегирёва, ругающихся на чём свет стоит. Денис меланхолично ошивался неподалёку. Завидев нас, он кивнул сам себе и подошёл.
— Вот ведь укурок, — он покосился на размахивающего руками Виталия Аркадьевича, — чуть камеру не разбил, скотина. Я почти упал в курган.
— Хорош трындеть, в палатку! — скомандовал Макс, — пусть Олеська сама с ним разбирается. Хорошо ещё, абориген этот рядом был, грудью, можно сказать, нашу ласточку заслонил. Ну пошли, что встали-то? Тоже по щам захотелось?
Делать нечего, мы короткими перебежками достигли палатки Дена и Макса и спрятались там. Я открыла ноут и стала загонять первую съёмку раскопа. Ден периодически выглядывал и докладывал:
— На горизонте чисто.
Через минут двадцать в палатку влезла раскрасневшаяся и встрёпанная Олеся. Переведя дух, она уселась на спальник и прорычала:
— Нет, это ни в какие рамки не лезет! Чёртов псих! Чуть камеру не разбил, и пытался меня оттолкнуть! Господи, вот ведь паучье гнездо! Мы же не можем постоянно просить Селиджека нас сопровождать, у него и своей работы довольно! Нет, это невыносимо!
— Тук-тук, — раздался голос снаружи, — вы там все целы?
— Да, заходите, ой, я хотела сказать, залезайте, — Олеся отдёрнула полог палатки. Селиджек ловко просочился внутрь. Вид у него был спокойный, можно сказать, безмятежный. Словно и не крыл он сейчас своего начальника отборнейшим матом.
— Что ж, вот вам и боевое крещение, — он улыбнулся своей загадочной улыбкой, — надеюсь, жертв и разрушений нет. Я попробую ещё раз с ним поговорить.
— Отнюдь, — Олеся достала мобильник, — у нас тоже есть чем ответить.
Она набрала номер, дождалась ответа и, вылезши из палатки, заговорила:
— Алло, Ирина? Это вас Олеся Колчанова беспокоит...
Потом она, видимо, отошла подальше, и разговор стал неразличим. Селиджек оглядел нашу тройку, ободряюще улыбнулся ещё раз и тоже вылез. Мы устроились поудобнее, не имея ни малейшего желания покидать своё убежище. Первым воспрял Макс:
— А вы видали, как туземец на нашу Олеську пялился? Дело обещает быть жарким!
— Угу, — я всё ещё следила за закачкой исходника, — любовь на раскопе — это то, чего нам здесь так не хватало. Прямо пир во время чумы.
— Ты это зря, — наставительно сказал Макс, — уж поверь мне, я с Колчановой командировок в двадцать ездил, не меньше. Эта своего не упустит. Да и мы в плюсе, может, спасёт нас этот Учкудук от главного Саурона.
— Ты вот сейчас практически назвал Олесю дамой облегчённых нравов.
— Так это ж край света. Что тут ещё делать, кроме как кости копать и размножаться по палаткам? — удивился Макс, — Хотя, может быть, азиат не в её вкусе. Но лучше бы был в её. По совокупности причин.
От дальнейшего обсуждения возможной любви Олеси и Селиджека нас отвлёк чей-то крик:
— Виталий Аркадьевич, вас к телефону! Вам звонят из Минкульта!
Ага, значит, Олеся своего добилась, вопрос, как нам это поможет. Мы все вылезли, Олеся, увидев нас подошла и, глубоко вздохнув, сообщила:
— Я дозвонилась до Ирины, та обещала принять меры. Теперь только ждать и надеяться на чудо. Ещё одной войны с тактикой выжженной земли я не вынесу. Макс, камера как?
— Нормуль, жива. Юлька уже исходник закачала.
— Господи, ещё же текст писать, — схватилась за голову Олеся, — успеть бы до завтра с этой вакханалией. И ещё попробуем завтра же записать стендап* на фоне кургана. Сегодня я уже ни на что не способна.
— А я к вечеру всё-таки попробую ещё поснимать, — заявил Макс, — натура сказка, заката вот дождусь и отсниму всё с вечерней зорькой. Когда они хотят получить первый сюжет?
— На прайм** в двадцать два часа, значит, согнать с учётом разницы во времени надо не позже пяти вечера. Ну, думаю, успеем.
Пока мы так стояли и рассуждали, к нам подошёл весьма набыченный Снегирёв и буркнул, ни на кого не глядя:
— Предлагаю расставить все точки над "и" в наших взаимоотношениях. Сейчас я имел сомнительную честь беседовать с самой госпожой Окольниковой***. К сожалению, наша экспедиция проходит под эгидой Министерства культуры. Мне было однозначно сказано оказывать вам всемерное содействие. Здесь я бессилен. Вы можете снимать. Единственное, прошу, увольте меня от ваших расспросов. Забирайте Кургундаева, пусть он играет в ваши игрушки. Ещё Эдика Алыгбаева можете взять в нагрузку, это не аспирант, а головная боль, так пусть будет вашей головной болью. Больше мне вам сказать нечего.
Как обычно, не прощаясь, Виталий Аркадьевич Снегирёв быстро зашагал прочь от наших палаток. Мы переглянулись и, не сговариваясь, облегчённо выдохнули. Теперь всё должно пойти как по маслу.
* стендап — появление корреспондента в кадре
** прайм — лучшее вечернее эфирное время, применительно к выпускам новостей: главный вечерний выпуск, имеющий наибольшую продолжительность
*** Окольникова Светлана — министр культуры республики Хакасия
Продолжение: http://www.proza.ru/2015/02/09/1769