Николай вернулся сегодня домой рано. На табло микроволновки светилось красным «01:23».
— Раз, два, три, четыре, пять, я иду искать... Кто не спрятался, я не виноват...
Последнее слова Николай произнёс по слогам.
Холодильник был чист и пуст. Лишь на полке в дверце стояла бутылка белого «Мартини» подаренная кем-то в офисе.
— Мдя, — сказал он в пространство холодильника.
Холодильник ничего не ответил.
— Ну что, Николай Батькович, — заговорил он сам с собой, — чего есть то будем сегодня?
Ужины Николая после развода не отличались разнообразием. Чаще всего выручал маленький ресторан "Боцман" через дорогу от офиса, где Николай встречался с партнёрами по бизнесу и друзьями. Если Николай не ехал в офис, то «трюм» наполнял он в кафе возле дома, ещё недавно называвшемся "Столовая #7", а теперь носившее гордое название "Ереван!". Николай любил его и ласково называл про себя "столовка". Незамысловатое меню напоминало ему о беззаботном детстве, школе в уральском городке и маме.
Бывало, он изменял свой традиции с очередной "большой любовью". Но это случалось редко. Серьёзных отношений он не хотел, и поэтому не любил когда барышни, с которыми он собирался провести только одну ночь, пытались искать кратчайший путь к его сердцу своей посредственной стряпнёй.
Единственной женщиной в его жизни была его работа. Ей он отдавался страстно и без уговоров. Ради неё он не жалел ни себя ни сотрудников.
Друзья давно советовали ему взять секретаршу. Он взял. Катя имела пятизвёздочную натуральную грудь, взращенную на приднестровском ласковом солнце, крепкий тыл, невинное выражение лица и такой же невинный мозг. Мозг был невинным настолько, что даже не удивлялся тому, что все Катины обязанности сводились к тому, чтобы отвечать на звонки и приносить чай и кофе когда к шефу приходили посетители. И всё! Никаких пятиминьеток и «срочных совещаний»... Ни-че-го. Она играла в его офисе туже роль, что и картина с изображением порта на стене. С ней у него тоже не было никаких отношений.
Впрочем, отношений данного порядка у Николая не было ни с кем. Он иногда соглашался на баню с девАчками. Но и то только для того чтобы друзья и партнеры по бизнесу не заподозрили дурного.
Правда, однажды он заказал себе на дом проститутку. «Торговец чёрным деревом» привёз трёх девиц. Николай выбрал ту что имела наиболее злое выражение лица. Точнее она его старательно пыталась скрывать за нагловатой ухмылкой.
— Она, — ткнул он в середину композиции "Невольничий рынок".
Сутенер забрал двух неудачниц и удалился.
— Тебя как звать?
— Марго (с прозрением сквозь зубы).
— Сколько?
— Полтора.
— Это час я так понимаю?
— Ага.
— А если на всю ночь?
— Десять (тоже с презрением, но с ноткой удивления).
— Ну, вот что. Давай так. Я тебе плачу двадцать и ты делаешь, что скажу.
В глазах сотрудницы службы досуга появился испуг.
— Извращенец что ли!? Я сейчас Игорю позвоню, он тебе голову отвернет.
— Успокойся. Ничего такого. Готовить умеешь?
— Что готовить?
— Рыбу, овощи там... Есть хочу.
— Ты что дурак?!
— Возможно. Сам себе удивляюсь.
— А из кабака заказать не судьба?
— Там корм. А я есть хочу. Понимаешь?
Повисла долгая пауза.
— А чего ещё делать?
— Прибери в кухне.
— И всё?
— И всё.
— Странный ты...
— Нет. Ещё просьба. Ты молчи, пожалуйста. Не надо со мной разговаривать. Просто приготовь. И поешь потом со мной. Это всё.
— Ладно. Меня вообще-то Аня зовут.
— Я знаю, Аня. Там в холодильнике всё есть...
Она слегка улыбнулась и пошла в кухню.
Это был, пожалуй, лучший его ужин за прошедшие три года. Он не ошибся. Анна оказалась прекрасной хозяйкой.
Когда она уходила в пятом часу утра она бросила на него пронзительный долгий взгляд. Он позволил себе только грустно улыбнуться и сказать, Спасибо! Было очень вкусно. И закрыл дверь. Он приучи себя не привязываться. В мире и так много боли.
Почему-то сегодня именно это воспоминание всплыло из его измотанного подсознания при взгляде на пустой холодильник.
«А может»? «Нет». «Нельзя два раза войти в одну и туже воду».
Он подошёл к окну. Окно кухни выходило не в сторону порта, а к сопкам. Между домом Николая и ближайшей сопкой было ещё два ряда однотипных девятиэтажек. А непосредственно под окном расположился школьный стадион. Кстати вполне приличный, с трибунами, большим электронным табло и четырьмя прожекторами по углам, так что даже Полярной ночью на стадионе кипела жизнь.
Но сейчас был Полярный день, а точнее ночь Полярного дня и стадион был пуст. Город и так пустел летом. Многочисленные стаи отпускников гражданских и военных покидали город, всеми видами транспорта включая, кажется даже оленей. Солнце в это время торчало где-то над горизонтом на северо-востоке, и тень от дома накрывала половину стадиона. В доме, напротив, в одном из окон горел свет. У окна угадывался силуэт девушки. Странно, но Николаю он показался знакомым, хотя с такого расстояния разглядеть детали было невозможно.
«Дом номер 8/16», — подсказала память. «Третий подъезд, седьмой этаж». «Окно во двор». «Значит, это квартира 99», — закончил подсчёты мозг.
«Интересно», — подумал он. Надо проверить. Он вернулся в комнату и достал из портфеля «гроссбух», так он ласково называл здоровенную записную книжку, в которой записывал не только все номера и адреса людей, с которыми приходилось иметь дело, но и недельные планы, задания сотрудникам, и основные цифры своей черно-белой бухгалтерии.
Догадка оказалась верна. Квартира 99 действительно принадлежала его знакомой Маше. Маша была училкой английского языка в школе и его ровесницей. Они познакомились, когда он, в коем-то веке дал задание своей секретарше Катерине найти ему преподавателя английского языка. Намечался внешнеторговый контракт, и Николай захотел обновить свои знания английского. Позже он всё ровно взял с собой переводчика. Это был тактический ход, изобразить из себя «русского Ваньку», при этом имея возможность не только понимать самому речь иностранных партнёров, но и их перешёптывания между собой.
Да, у окна седьмого этажа определённо была Маша. Когда они общались, он записал её адрес для бухгалтерии и отметил тогда для себя, что училка живёт в доме напротив. С тех пор они не виделись два года.
Николай достал из пиджака Моторолку, снова подошёл к окну и набрал номер. Гудок, два, три...
— Алло, — раздался знакомый приятный женский голос.
— Здравствуйте, Маша!
Николай отправил в трубку, пожалуй, всю неофициальность на какую был способен.
— Здравствуйте (с удивлением в голосе). А кто это?
— Маша, это Николай. Помните, вы занимались моим безнадёжным английским два года назад?
— Аааа... Николай Васильевич.
— Давайте, просто Николай. И простите, что я звоню ночью. Возможно, я вообще ошибся.
— А в чём дело?
— Понимаете, тут такая история... Я пришёл домой поздно. Стоял у окна и увидел, что в доме напротив тоже кто-то не спит. Я вспомнил, что вы вроде бы живёте как раз в доме напротив. Посчитал. И мне кажется, это вы сейчас стояли у окна. Это так? Простите меня, ради Бога, если я ошибся...
Длинная пауза.
— Ну вы даёте, Николай!
— Я угадал?
— Да. И всё таки, зачем вы звоните?
— Я не знаю.
Пауза
— Маша, вы не сердитесь. Просто я тут...
В этот момент в его голове пронеслась, кажется, целая жизнь. И тут он неожиданно даже для себя самого выдал...
— Приходите ко мне...
— Вам тоже не спится?
— Да. А ещё есть страшно охота. А так если бы вы пришли, я бы заставил себя сгонять в ночной за едой.
Длинная пауза.
— Нет. Давайте, вы ко мне. Я курицу запекла. Только одной есть не охота.
— Маша, я не могу.
— Почему?
— Я не могу. У меня правило есть. Я не хожу к девушкам домой. Особенно есть. Простите.
Длинная пауза.
— Что же мы будем делать, — прервала молчание Маша, — это вы у окна на девятом этаже?
— Я.
— А давайте встретимся на стадионе? Это же ровно посредине между вами и мной. Я возьму с собой курицу.
— Хм. А давайте! Я возьму бутылку «Мартини». Вы любите «Мартини», — спохватился он.
— Да.
— Через 15 минут на трибуне под табло. Хорошо?
— Хорошо.
Через 15 минут они встретились на трибуне. Она была в вязаной просвечивающей кофточке и короткой юбке. В руках бала курица, завернутая в бумагу и фольгу. Длинные светлые волосы перебирал тёплый летний ветерок.
Они, молча, набросились друг на друга. На их счастье во всей окружающей коробке девятиэтажек видимо действительно не спали только они. Во всяком случае, их телодвижения и негромкие стоны вызвали интерес только у пары бакланов сидящих на табло.
Потом они съели курицу, запивая «Мартини» из двух прихваченных из дому фужеров. И ещё долго сидели, молча, пока в одном из подъездов не хлопнула дверь. Наступило утро и народ начал собираться по своим делам.
— Я вечером хочу ватрушек напечь, — сказала она.
— Придёшь?
— Приду, — сам не веря себе ответил Николай.