Завернув за угол, я натолкнулся на кучу старой полуразвалившейся мебели, стоящей у стены короткого коридора с зияющими проёмами дверей, заполненными сгустками вековой тьмы. Страх снова предательски зашевелился у меня внутри. Я нерешительно потоптался на месте, выкрикнув в темноту ещё что-то очень грозное, и, не спуская глаз с проёмов, попятился назад. Я уже совсем вознамерился уходить, а скорее бежать из этих подозрительных потёмок, когда за одним из комодов в свете фонаря блеснула тусклая позолота. Чутьё художника пересилило глупые страхи, и я остановился, чтобы рассмотреть находку.
За комодом стояла прислонённая к стене высокая и узкая рама с тёмным пятном холста. Изображения было не различить под толстым слоем пыли, и я, взявшись за края рамы, вознамерился вынести её на более свободное место.
С лёгким треском она рассыпалась кучкой золотой лепнины, оставив у меня в руках подрамник с холстом.
Чертыхнувшись, я аккуратно извлёк подрамник из кучи обломков и понёс к выходу.
Когда я, минуя железные ворота особняка, стремительно шёл домой, мне и в голову не пришло, что в потёмках дома я оставляю Гошу, бросаю работу и уношу, в общем-то, чужое имущество к себе.
Какое-то лихорадочное волнение в предчувствии удивительного события заполняло душу щенячим восторгом. Оскальзываясь на ледяном насте и едва сохраняя равновесие, я прижимал к себе длинный подрамник, с упорством муравья, который тащит добычу.
Порадовала мысль, что Гоша о моей находке вряд ли узнает, а хозяину такая рухлядь и вовсе не нужна, но на вопрос, зачем она нужна мне, я ответить затруднялся.
Наконец снежная муть улиц с неясным светом фонарей привела меня к дому, и я с трудом протиснулся в двери мастерской, почему-то боясь выпустить картину из рук.
Пристроив подрамник на большом мольберте, я осмотрел находку.
Холст был в плачевном состоянии, красочный слой вздыбился кракелюром, а нижний край и вовсе частично осыпался. Проступившая смола, присутствующая в составе старых красок, сделала холст совершенно тёмным.
Состав для восстановления красочного слоя нашёлся неожиданно быстро. Вооружившись широкой кистью и ветошью, я приступил к работе. Любопытство художника и тайное предвкушение чего-то не давали мне покоя. По размеру, без сомнения, это был портрет в полный рост, но кого предстояло мне увидеть, я не мог даже догадываться.
Работа шла медленно, сантиметр за сантиметром проявлялся красочный слой картины. Ещё полчаса работы, и с тёмного холста из-под широкой шляпы с тёмными перьями на меня неожиданно глянули насмешливые глаза молодой дамы. Бледноватое лицо, оттенённое рыжими кудрями, выбившимися из-под шляпы, частично было закрыто меховым боа, лежащим на хрупких плечах. Тонкая рука в бежевой перчатке сжимала сложенный веер.
Какое-то время мне казалось, что мы рассматриваем друг друга, но, встряхнув головой и отогнав глупое наваждение, я снова принялся за работу. И хотя в душе я уверял себя, что это всего лишь старый холст, каких на своём веку пришлось повидать немало, меня не покидало ощущение, что в комнате появился кто-то ещё кроме меня.
Стараясь не встречаться глазами с портретом, и решив, что это у меня от переутомления, я продолжал отчищать картину. И вот уже появился тёмно синий шёлк платья и охристые тона интерьера, и незнакомка, ударив каблучком, встала в полный рост.
Сначала завыла сирена «скорой», после она перешла в звуки пожарной машины и закончилась истерическим визгом ребёнка за стеной.
Я открыл глаза. В дверь звонили , и уже видимо давно, слышалось шарканье ног и недовольный гул голосов. Осмотревшись, я понял, что ночевал, уткнувшись головой в кучу ветоши, но так и не покинув рабочего места. Набросив на картину драпировку, я поспешил к двери.
- Это что же Вы, гражданин, от властей скрываться решили? – На пороге вырос пожилой инспектор, за его спиной топтался полицейский в униформе.
- Да и в мыслях не было, спали мы, то есть я, спали, – неуверенно промямлил я.
Инспектор, вытянув шею, заглянул в комнату, осмотрел углы, затем снова подозрительно уставился на меня.
- Это с кем вы тут спите в казённом помещении, а? Вы ещё и не протрезвели, наверное, богема, мать вашу! – Всё больше себя накручивая, шагнул через порог инспектор. За ним по-хозяйски, вразвалочку, вставился в дверной проём и полицейский, опрокинув что-то по пути.
- А, собственно, в чём дело, инспектор? Чем, так сказать, обязан посещению? – Поинтересовался я, подвигая ему стул и не замечая полицейского.
- Да вот, гражданин Роман Георгиевич, сводочка на Вас поступила, и не хорошая, я Вам скажу, сводочка, – он откашлялся, и, открыв папку, лежащую на коленях, достал казённую бумагу.
Сделав серьёзное лицо, он совсем уж вознамерился прочесть мне документ, но, то прищуривая, то выпучивая глаза, вспомнил, что без очков он и раньше ни хрена не видел.
Хлопая себя по карманам в поисках проклятых, вечно пропадающих очков, он выронил документ, который белой птицей порхнул под ноги заскучавшему полицейскому.
Шарахнувшись, тот резко наклонился, стараясь уловить важную бумагу, и столкнулся с головой инспектора, сделавшего тот же жест. Раздался глухой удар, как по тумбочке, и далее мне довелось наблюдать неформальные отношения должностных лиц, происходившие на неформальной же лексике.
- Понабирали тут дубья деревенского, слово сказать не с кем, – проговорил он, выпучив на меня глаза.
Я изобразил удивление, приподняв одну бровь.
- Да, это не Вам, гражданин. И вообще, я дождусь от вас показаний или нет?
- Вы, господин инспектор, обещали сводочку зачитать, злорадно напомнил я.
Он бешено завращал налитыми кровью глазами и прошипел:
- Я тебе на память её изложу, не беспокойся.
- Не далее как вчера ночью в магазине женской одежды была задержана некая особа в бальном синем платье и в такой же дурацкой шляпе. Как она там оказалась, никто не понял, окна и двери остались целы, камеры никого не зафиксировали. Когда явился наряд полиции, данная особа спокойно примеряла одежду. Поведение имела странное, на вопрос, чем она здесь занимается, отвечала, что её потребовалось обновить гардероб.
В участке она сказала, что приезжая, и никого не знает кроме одного человека, после чего назвала Ваш адрес. Выйдя в туалетную комнату, она неожиданно исчезла, не оставив никаких следов. А теперь вопрос к вам гражданин: кто эта особа, и в каких отношениях Вы с ней находитесь? – Инспектор попытался изобразить пронзительный взгляд, но со зрением минус пять единиц это было затруднительно.
- Господин инспектор, никаких особ в бальных платьях за последние недели я не встречал, - я осторожно покосился на задрапированный портрет:
- А если какая нибудь обкуренная натурщица и вспомнила мой адрес, то я здесь не при чём. Ночевал я сегодня здесь, и все соседи меня видели и слышали. Извините, но ничем помочь не могу, и мои беспорядочные связи дела тоже не прояснят.
После столь длинной тирады у меня засосало под ложечкой, и я вспомнил, что ел только вчера утром.
Инспектор ещё раз попытался изобразить пронизывающий взгляд. После второй провальной попытки он дал мне подписать какую-то бумагу и тяжело поднялся со стула.
- Если всплывут новые подробности этого дела, Вас вызовут, – буркнул инспектор, выходя в дверь. Я взял под козырёк левой рукой и сделал умное лицо.
В мутном зеркала овале
Я ловлю твоё движенье,
В раме треснутой поймали
Нас с тобою отраженья.
( С. Лукьяненко.)
Танец мотылька.
Перекусив, чем нашлось, я отправился на работу оправдываться перед Гошей.
Он был уже там и, не дав мне сказать ни слова, подмигнул и заговорщицким шёпотом спросил:
- Ну, как там у вас вчера закончилось? –
Я, не зная, о чём идёт речь, неуверенно протянул, – ничего закончилось, всё в порядке.
- А я жду, жду – а тебя всё нет. – продолжал Гоша:
- Ну, я за тобой в подвал и сунулся. К двери подошёл, а там гвалт: кто-то чё-то выясняет горячо. Потом мебель ломать стали, ну, я и подумал, что ты с хозяином незаладил. Ну, а мне на кой соваться? Зачем мне чужой геморрой? Ну, я по-тихому домой и отчалил…Ну, так колись, чего вы там не поделили с хозяином?
На глуповатом лице Сквозняка проступила заинтересованность, ему не терпелось окунуться в сплетни.
- Да, ничего особенного, материалы подсунул никакие, вот и разбирались, – уклончиво ответил я, пряча глаза.
- Ну да, ну да, – покивал Гоша: – а потом он, значит, хорошие привёз?
В его глазах была тень сомнения и обиды.
- Ну, само собой, после мы съездили за другими красками, – настаивал я, стараясь смотреть в сторону.
- Ну, что мы с тобой топчемся? – Засуетился я, гремя банками: - Смотри, хозяин наедет, опять базар разведёт.
- Так краску ты так вчера и не донёс, – напомнил Гоша.
- Ну, так и сбегай, а я пока вчерашнюю работу подгоню. Ящик справа от двери стоит, – как бы невзначай, ответил я ему.
- В подвал, за красками? – как-то раздумчиво переспросил Гоша: – за новыми?
- Ну да, за новыми, в подвал, а куда же ещё? – я сделал непонимающие глаза.
- Да, действительно, куда же ещё…, – протянул он.
Подтянув сползающие штаны, и как-то неуверенно оглянувшись на меня, он шаркающей походкой вышел из комнаты. Вскоре звук его шагов затерялся в глубине дома.
Я прождал его до вечера, но он так и не вернулся.
Переодевшись, я осторожно прошёл к подвальной двери. Она была приоткрыта, из щели тянуло могильным холодом. Стараясь производить как можно меньше шума, я прокрался к выходу и вылетел на улицу.
Я бежал по обледенелым мостовым сквозь кисею снежинок, залепляющих глаза, боясь, даже случайно, оглянуться на злополучный особняк, и только щёлкнувший замок двери моей мастерской, отсекающей от внешнего мира, дал мне возможность перевести дух. Меня била крупная дрожь, и не от зимнего холода ночи.
Наскоро выпив горячего чаю, я завалился на тахту и, укутавшись старым пледом, уткнулся в стену. Таким нехитрым способом многие стараются отгородиться от неприятных событий, мол, проснёмся, и все будет как раньше. По-видимому, я не был исключением.
Проснувшись от непонятного звенящего звука, наполнявшего комнату, я открыл глаза и снова их крепко зажмурил, не веря увиденному. Осторожно разлепив один глаз, я увидел всё то же. Всё помещение было залито голубоватым светом, как ни странно, не дающим особого освещения. За столом на моём единственном стуле сидела Она. Я столько времени смотрел на этот холст, пока его расчищал, что узнал бы её из тысячи. Только теперь она была в кремовом платье, а старая шляпка с тёмными перьями лежала на столе.
Мне почему-то не было страшно, а наоборот, спокойно, правда, промелькнула мысль: галлюцинации, … шизофрения.
Затем внутренний голос пояснил:
- ну, сошел с ума, бывает… когда-то это должно же было случиться…
После этого я совсем уже успокоился (что возьмёшь с шизика?) и, приподнявшись на локте, стал с интересом рассматривать свою гостью.
В этом голубом мареве трудно было различить выражение глаз, но, судя по всему, она занималась тем же, причём с нотой неприязни.
- Молодой человек, не изволите ли при даме принять более уважительное положение? – Её голос прозвучал мягко, но с нотой укоризны.
И я сразу вспомнил, где я слышал этот грассирующий говор.
- Ну, начнём с того, что я вас не приглашал, а незваный гость - сами знаете, - парировал я, на всякий случай принимая сидячее положение:
- И скажите мне, незнакомая дама, а не вы ли прошлой ночью грабанули магазин?
- Я не желаю понимать Ваш сленг, молодой человек, а магазин я действительно посещала. У меня порвалось платье, и я зашла, чтобы его заменить, – она слегка одёрнула сборки.
И только сейчас я вспомнил, что уголок холста мне очистить не удалось.
- А после появились какие-то мужланы, городовой и стали задавать глупые вопросы. Позже меня свезли в участок, где я была вынуждена назвать ваш адрес, - она передёрнула плечами, показывая, насколько это было глупое и неприятное событие.
- А теперь послушайте, Вы, дама! Сначала Вы сдаёте меня ментам, как соучастника, после сбегаете из-под стражи и опять же ко мне, и я же должен быть вежливым?!
Моему возмущению не было предела.
- Молодой человек, мне не понятен ваш сленг! Кто такой менты, кто и что сдал?!
Она схватилась пальцами за виски и закатила глаза.
- Менты, - пояснил я, – это особый вид хомо сапиенс, жертва дарвинизма, впрочем, понятно, что с Вами развивать эту тему бесполезно. Вы вот лучше поясните мне, некультурному, куда вы Гошу моего пристроили?
Она на минуту задумалась, склонив голову, и осторожно подбирая слова, ответила:
- Ваш подмастерье оступился, теперь он далеко. Несчастный случай… Я сожалею.
- Мадам, в подвале оступиться не трудно, но далеко оттуда не уйдёшь, – глядя ей в глаза, тихим голосом произнёс я:
- Он жив, или вы его там закопали?
- Роман! Кажется, Вас так зовут. Вам будет трудно это понять, когда Ваш мир ограничивается этой комнатой и небольшим куском улицы до корчмы. Всё дело в том, что особняк помещика Морозова был построен на карстовом разломе, в те времена никак себя не проявлявшем. Далее в результате подвижки земных пластов, карст частично обрушился, открыв доступ в пещеры, тянущиеся на сотни миль вглубь земли, и теперь особняк, где Вы имели несчастье найти заработок, является вратами в миры нижние. В свою очередь, существа этих миров беспрепятственно проникают в вашу реальность. И там, в подвале, я не испугать Вас хотела, а спасти. А вашего подмастерья предупредить было уже некому.
Закончив говорить, она испытующе взглянула на меня, видимо, сомневаясь, всё ли я понял из её слов.
Мне припомнилась нескладная фигура Сквозняка - Гоши, его вечная неприкаянность по жизни, и, хотя мы даже не были друзьями, мне стало искренне его жаль. Жил никак, а погиб и вовсе не по-людски.
- А Вы-то сама откуда будете, небось, тоже оттуда? – Искоса взглянув на неё, спросил я.
- В некотором роде, Роман, в некотором роде… - Лицо её затуманилось, теряя очертания.
- В вашем мире наведённых электро полей таким, как я, трудно фокусироваться на определённой форме, постоянно нужно себя контролировать, как если бы вы постоянно напрягали мышцы. А при солнечной радиации концентрация и вовсе становится не возможной.
Она взяла со стола шляпку и пристроила на рыжих кудрях.
- Кем Вы были в этой жизни? Или хотя бы имя своё назовите, а то уже битый час разговариваем. Как-то надо знакомиться. – Я присел на край тахты, глядя на неё.
- То, кем я была в этом мире, – это всего лишь пыль на ветру, даже если она золотая. А звали меня мадмуазель Полина, и в свои двадцать пять лет я взглянула в глаза вечности, оставив за спиной этот мир. И я уже не помню тех, кто делил его со мной.
Я поднялся с тахты и подошёл к окну. В серой мути зимнего рассвета уже были видны очертания крыш домов на противоположной стороне улицы. Ранний дворник скрёб лопатой заледеневший снег, наполняя скрежетом морозный воздух.
- Утром к тебе снова придёт сыщик, и у него к тебе будет много вопросов, – услышал я за спиной.
- Идём со мной, – неожиданно предложила Полина.
Я резко повернулся к ней, и, глядя на неё, некоторое время молча обдумывал сказанное.
- И куда же ты зовёшь меня?
- Туда, где не бывает теней, где истина одна, но нам не принадлежит, а границы проходят через тебя. - Она грустно улыбнулась и перья на её шляпе всколыхнулись, мерцая синими искрами.
- Для этого я должен умереть? Как Гоша? – я заглянул ей в глаза.
Продолжение следует.