Когда рядом мальчишка...

Валентина Чижик
Ты входишь во взрослый мир с ровесником - как продолжаешь играть в детские игры.
Любовь. Мы слышим это слово и думаем, что знаем, о чем идет речь. Влечение, притяжение, одержание, желание видеть, чувствовать, иметь сейчас, здесь, всегда, как можно ближе...Как беден человеческий язык. Как топорно выглядит любое изощренное словесное определение по сравнению с тем, какие скрипки, флейты, виолончели и духовые оркестры властвуют нашими сердцами, создавая тончайшие магические узоры судьбоносных симфоний чувств, способных вознести на седьмое небо и убить, превратить душу в прах или дать высочайшее вдохновение. У каждого по-своему, каждому - свое, неописуемое...И даже у одного и того же человека истинная любовь в разные его годы имеет разные глубины и ассоциации. Слышу, многие повторяют - моя первая любовь, моя последняя, настоящая, ненастоящая...Мне же представляется, что человеку дается одна любовь на всю жизнь. Мы рождаемся с ней, как с зернышком у нас в душе, в самой глубине суверенного сердца. Какие для нее уж там условия, какие благодатные дожди внутреннего и окружающего мира орошают это зернышко - ответственна за это, хочется думать, карма. Но растет человек, и прорастает это зернышко - дает первые листочки, бутоны; бутоны разворачиваются в диковинные соцветия со своим, только своим неповторимым эффектом. У кого-то эти соцветия вянут до срока, у кого-то дают плоды. И есть счастливчики, кому суждено носить в себе любовь вечнозеленую, неувядаемую, неподвластную никаким годам. И летят на эту вечнозеленую благодать несусветные бабочки...

Мне очень рано говорить о заморозках. Но оглянусь а пространство и признаюсь, что если я любила - любила как первого и последнего. Так, как дано было именно мне. С моими отсветами, отблесками, перехлестами. Кого-то - в пору раскрытия бутона, а на кого-то обрушился весь жар пика цветения, жар середины августа. Мои мужчины прошли через сердце, как через цветник - щедро осыпаемые благоговейными экзотическими лепестками яркости, странности, страстности. Не исключено, что и задыхаясь от их слишком экзальтированных флюидов.

Но пишу о бутонной поре, и рисуется в памяти вечер. Поздний-поздний, майский, лунный. Огромный тополь у дома развертывает клейкие листочки, и крепкий запах тополиной смолы в воздухе сводит с ума. А голубая закатная луна плетет кружева из теней под этим тополем, доводя сумасшествие до предела. И этот мальчик рядом, мой ровесник. Почему-то запомнились неловкие, детские, робкие руки, которые он не знает, куда девать. Прикоснуться ко мне невозможно - бьет током даже на расстоянии. А ночь наступает, и мир вокруг становится все диковинней, сгущаются запахи и краски, пропадают звуки. И глухая тишина стягивает нас, безмолвных, кольцом, из которого не уйти. Теплые пухлые губы на моей щеке. Первый раз в существовании. Ощущение конца света и возрождения в другом мире.

Через что нам пришлось пройти... Вместе, вдвоем и всё - в первый раз. Я когда-то про все напишу так подробно. А сейчас вижу себя сибирской зимой. Встала рано утром и сразу - к окну. За окном небо темное, в звездах, но на белом снегу - четкая фигура, ходит взад-вперед мимо нашего дома, ждет, чтобы вместе в школу идти. Два часа до начала классов. Мой отец в недоумении:" И чего человеку не спится?" Вечером повторяется та же картина - домой зайти стесняется, ждет на морозе. Я одеваюсь, как на северный полюс. Будем ходить по заснеженным улицам взад и вперед, пока не погаснут в окнах последние огни, пока на обледенеют края капюшонов наших полушубков. И я буду слушать, а он - говорить. Откуда у него столько стихов, смешных историй, как много он прочитал книг и как интересно их пересказывает! Временами останавливается и веточкой чертит на снегу графическое дополнение к своим рассказам. Как пронзительно сейчас смотреть на это всё издалека. Какими странными путями люди входят во взрослый мир...