28 Планета печали. На картошку

Анатолий Татаринцев
    В  КОЛХОЗ  «на картошку»

Первым делом всех молодых специалистов направили в колхоз «на картошку». Ну что ж, это не плохо. Молодым и сильным везде хорошо, к тому же туда направили и девушек из соседнего сборочного цеха. Погода в начале сентября стояла по-летнему теплая. Работа начиналась часов в 9 утра, после завтрака, который состоял из кружки молока и куска черного хлеба. Давайте уж сразу  покончим с едой и заглянем в обед в общую столовую, оборудованную в бывшем клубе. На первое щи с мясом. На второе картошка с котлетой и всё та же кружка молока. Ужинали ребята чем придётся, что  купили в деревенском магазине или привезли с собой, а молока сколько хочешь. На работе, в поле собирали морковь в корзины и отвозили на приёмный пункт. Сашу определили на перевозку.
Возили морковь на телегах, запряжённых лошадьми. Всего было две упряжки, и Саше досталась белая кобылка Зорька – очень смирная лошадка. Сначала Саша боялся, что у него не получится управляться с ней, но на второй ездке, он так осмелел, что на порожней телеге, уже стоя во весь рост, лихо управлял Зорькой, которая весело бежала к полю. Вечером Зорька уже сама неслась к конюшне, где Саша её распрягал.
Местные ребята каждый год ждали шефов к себе в колхоз. Желание погулять с городской девушкой понятно. Свои девчата знакомы с детства и известны их родители: доярки и трактористы, свинарки и конюхи, плотники и овощеводы – грубые и неотёсанные колхозники. А в городе девушки нежные, а их родители, конечно, инженеры и начальники, и поцеловать такую девушку – счастье. Другие, которым этого не удастся, будут завидовать.
Вечерами под окнами избы, где остановились девушки с завода «Пластмасс», стали виться стайки разновозрастных ребят. Сюда к друзьям приходили парни из соседней деревни выпить, погоготать и покадриться к городским девчатам. Ведь у них в деревне, в доме одинокой бабы разместили московских ненавистных парней, которые там у себя в жирующей Москве ходят в модных пиджаках и чистеньких ботинках, а они здесь месят грязь резиновыми сапогами и редко вылезают из телогреек. Здесь были юноши, которых вот-вот заберут в армию и помоложе, а с ними гуртовались совсем ещё юные учащиеся второго-третьего класса. Детям очень интересно послушать и посмотреть, что говорят и делают их более взрослые братья и приятели. А старшие рассказывали о своих похождениях с девчатами, иллюстрируя их такими картинками, которых возможно и не было. Старшие могли дать закурить и даже глотнуть вина из бутылки.
Всем весело, все показывают своё остроумие. После очередной шутки вся орава вдруг взрывается хохотом, сравнимы с лошадиным ржанием, потом кто-то истошным голосом орёт: «Светка!!! Выходи гулять, я покажу тебе чего-то!» И опять то ли смех, то ли лошадиное ржание разрывает вечернюю кромешную темноту. Недолгое затишье и опять крик: «Девчата, приходите завтра в клуб на танцы!»
Девчата ходить на танцы боятся, а вот ребята решили сходить, хотя их предупредили те, кто побывал на танцах раньше, что местные парни москвичей не любят и могут отлупить. Но москвичи не робкого десятка. Назавтра после работы переоделись и отправились через лесочек в клуб. На ступеньках кто-то курил. Дверь в клуб была распахнута, и из светящегося прямоугольника валил то ли пар, то ли дым. Москвичи без стеснения вошли в помещение, набитое под завязку танцующими, и сразу стали рассматривать контингент. Местные топтались рядом с подругами, не глядя на них, а иногда перебрасываясь фразами с рядом топчущимся приятелем. Одеты были по-разному: кто-то, сбросив верхнюю одежду остался в рубашке, кто-то в пиджаке, а некоторые слонялись в телогрейке. И почти все в сапогах.
Девушки были одеты почище и помодней. Некоторые из них переобулись в туфельки. Одеты девушки в простенькие платьица и в белые блузки с юбочкой. У кого-то поверх платьица надета цветная трикотажная кофточка. Лица их без косметики, простые и открытые, светились румянцем и вечным деревенским загаром.
Дождавшись начала нового танца, москвичи пошли приглашать девушек на танец. Те с удовольствием соглашались, и тут в клубе началось какое-то брожение. Танцующих поуменьшилось и все суетились: кто-то куда-то пошёл, кто-то кому-то что-то стал шептать на ухо. После следующего танца девушка, танцующая с Сашей, шепнула ему, что местные договариваются после танцев отлупить москвичей. Саша дождался окончания танца, подошёл к своим и передал нехорошую новость.
– Ребята, нам пора смываться, а то – хана. Нас размажут по стенам клуба. Мне моя девчонка сказала, что у них ножи.
Быстро прикинув соотношения сил, москвичи решили уходить незаметно, по одному. Уже минут через пять москвичи собрались у лесочка, за которым их деревня. Володя Заречный с Мишкой закурили, и все направились в деревню, освещая фонариком почти незаметную тропку в лесу.
Не успели ребята выйти из леса, как их тоже осветили фонариком и окликнули:
– Васька, это ты? По-видимому, это была одна из групп погони. Местные разделились и решили догнать москвичей, какой бы дорогой те ни пошли.
– Я это! – пошутил Мишка, – подходи кто хочет, я отрежу уши. Мишка блефовал. Местные опешили. Их было четверо. Через секунду один из них отделился от группы и стал приближаться к Саше. Саша ждал что будет. Парень был повыше невысокого Саши, поэтому он и выбрал себе соперника поменьше.
– Кто здесь режет уши? – процедил сквозь зубы парень и нахально провёл ладонью по лицу Саши. Борцовский приём Саша сделал автоматически. Парень не успел даже ахнуть, как оказался на земле, видимо, больно ударившись о булыжную мостовую. Вдогонку ему в лицо врезался Сашин кулак. Местные оробели и стали отступать в ожидании подмоги.
Москвичи поняли, что «ловить» здесь им больше нечего и быстро отправились в дом бабы Нюры. По дороге они прикидывали, что теперь предпримут местные. Скорее всего местные придут их бить. Бить будут основательно. И решение пришло само собой: надо идти ночевать к своим девчонкам.
Ночью напрямик через поле шли трое ребят, ориентируясь только на огоньки домов той деревни, где коротали часы перед сном их городские подружки. Встреча была неожиданной и бурной:
– Ой, молодцы, мальчики, что пришли, а то мы уже начали скучать. И поужинали, и наигрались в карты, да и читать надоело, – радостно тараторила та самая Света, которую вчера вечером вызывали погулять местные ребята.
– Давайте вместе попьём чайку, – предложила Валя – невысокая, белокурая и симпатичная, как куколка, девушка.
– Как вы надумали на ночь глядя к нам наведаться? – с улыбкой спросила Тамарка – высокая сухощавая, лет двадцати пяти незамужняя женщина.
И тут ребята рассказали, что с ними произошло полчаса назад.
– А вы знаете, вам домой сейчас нельзя. Оставайтесь ночевать у нас. Мы вам постелим на полу, на кухне, у печки, – продолжала Тамарка.
– Правда, мальчишки, вы лучше не ходите домой, оставайтесь здесь, а завтра будет видно, – поддержала подругу Света, и её довольно смуглое лицо покрылось румянцем. Попили чаю, поболтали и часам к одиннадцати улеглись. Все за день очень устали.
Рано утром разбудил всех какой-то переполох под окнами дома. Деревенские суетились вокруг милицейского газика. Приехал участковый. Он от кого-то уже узнал, что москвичи, наверное, ночевали у своих девчат. А где же им ещё быть, если их не нашли у бабы Нюры? Бедная баба Нюра! Вчера местные хулиганы чуть не разнесли её хату, поломали весь забор (разобрали на колья), разбили окно и чуть не сломали дверь. Искали москвичей.
Москвичам дали чуть перекусить и увезли на допрос. Участковый знал нравы местных ребят и не выгораживал их, но его интересовал один вопрос: «Кто и кому хотел отрезать уши? Признавайтесь!» Ребята сначала посмеялись, а потом поняли, что шутка была глупой и даже опасной. Хорошо, что участковый согласился записать в протокол, что это была именно «шутка», а не угроза совершить действие. Когда протокол составили, ребятам объявили, что они свободны. И теперь уже председатель, который присутствовал при допросе, повёз их к себе в правление.
– Ну вот что, голубчики, – начал председатель речь, как только москвичи оказались у него в кабинете, – я вас отправляю обратно на завод. Такие работнички мне не нужны. Вы приехали, устроили переполох и уехали, а из-за вас могут судить местных парней. А они мои постоянные работники. Так что собирайте манатки, я вам сейчас напишу справки и дуйте к себе в Москву.
Начальник цеха Михаил Иванович встретил ребят суровым взглядом из под густых бровей. Человеком он был недалёким и в начальники пролез по партийной линии. Он безоговорочно и с пристрастием, доведённым до абсурда, старался выполнять обязанности члена партии. А тут такой случай. Он не вникал в подробности, он знал, если ребята вернулись раньше срока да ещё с такой бумагой, где вместо благодарности записано что-то не очень положительное, значит необходимо принимать меры.
Михаил Иванович нервно ёрзал на своём кресле, заставляя кресло скрипеть под его тучной фигурой и подбирал слова построже и наказание пострашней. При этом он всё время ссылался на Решения партии и правительства и напоминал ребятам, сколько государственных средств затрачено на их обучение. После получаса его рычания и бурчания он объявил:
– Во-первых, вам придётся отправиться обратно в колхоз, в другое отделение и ударным трудом на благо Родины доказать, что вы встали на путь исправления. Во-вторых я накажу вас рублём, поскольку вы не отработали свои деньги в колхозе, за полмесяца я вам не заплачу. А когда вернётесь из колхоза, мы еще поговорим на общем собрании.
Если вы все поняли, можете идти и собирайтесь в колхоз.
Володя с Мишкой направились к выходу, а Сашок, секунду подумав, задержался.
– Михал Иваныч, – начал он робко, – я не могу ехать в колхоз без денег. Мама надеялась, что я получу кое-что. У нас трудное положение. У меня ещё два младших брата.
– А ты о них думал, когда вы там устроили дебош? Вы думали там о долге советского человека? – бурчал начальник, преподавая молодому человеку мораль Советского образа жизни. – Ты своим поведением опозорил честь и достоинство советского человека – я обязан тебя наказать.
– Но мы не устраивали дебоша, – хотел оправдаться Саша, но разговор, по-видимому, был окончен. Михаил Иванович повернул кресло к столу, показав молодому человеку свою широкую спину.
Саша не знал, что ему делать. Зарплата, которую им положили, как стажёрам была и так мизерной, всего 300 рублей, тогда как рабочие на заводе получали и 900 и 1200 рублей, а прессовщики даже 1400. Когда он шёл на завод, то надеялся хотя бы на тысячу. А 300 рублей, что им положили в течение трёх месяцев, скрепя сердцем, можно было бы потерпеть, но вообще ничего не получить за полмесяца, да ещё ехать в колхоз без копейки – это было уж слишком.
– В таком случае я хочу уволиться, – почти прошептал Саша.
– Ты ещё угрожаешь? – возмутился начальник.
– Нет, я не угрожаю. Мне необходимо зарабатывать деньги. Мама на меня надеется. Вовка – мой брат только что поступил в ремесленное училище. Мама думала теперь будет полегче, она и так несколько лет работает без отпуска и … кровь сдаёт, а я так её подвёл.
Начальник был непреклонен:
– Поезжай в колхоз, там подумай, а не хочешь, увольняйся, я тебя не держу. Такие работники мне не нужны.

Без работы
Целый месяц Саша тыкался в разные места в поисках подходящей работы. Даже зашёл в школу с предложением взять его учителем рисования и черчения. Он знал хорошо черчение в пределах школьной программы и рисовал на уровне, но какой в семнадцать лет из него учитель. В реставрационные мастерские устроиться можно только по блату. Настроение было скверное и он решил позвонить своему приятелю Володе Заречному.
В дождливый воскресный день, накануне праздника Октябрьской революции, они встретились на набережной Москвы-реки недалеко от Киевского вокзала. Володя рассказал ему о том, как идут дела на заводе, и сообщил новость, что скоро их (стажёров-гравёров по пластмассе) переведут на сдельную оплату. Зарабатывать на первых порах они будут рублей 700-800 – а это уже кое-что. Саша только сглотнул слюну. Дождь прекратился. Было не холодно и они, без рубля в кармане шли по пустынной набережной и, шутя, рассуждали.
– А что бы мы с тобой сделали, если бы вдруг нашли 100 рублей? – вслух фантазировал Володя, как ребёнок, верящий в чудеса.
– Чудес не бывает, но если бы у нас было 100 рублей, купили бы бутылку портвейна за 15 рублей, остальные деньги разделили бы поровну и поехали бы в Переделкино на танцы.
Володя шёл чуть впереди, а Саша, мечтая как было бы здорово, имей они сейчас 100 рублей, задумчиво разглядывал отражение неба в многочисленных лужах. Вдруг – о чудо! – Саша не поверил глазам. Там, где только что прошёл Володя, как флажок, треплется на ветру, приклеившись к мокрому асфальту одним краем и желая вот-вот сорваться и улететь, будто дразнили 100 рублей. Саша ещё раз внимательно присмотрелся, потом наступил на деньгу ногой и позвал друга:
– Володька! Смотри! Бог-то есть!
Когда Володя обернулся, Саша отнял ногу. 100 рублей уже не трепетали, а плотно приклеились к асфальту.
– Это же чудо! А ты говоришь, что чудес не бывает!
Друзья оглянулись. На набережной не было ни души.
После выпитой бутылки вина, друзья подходили к танц-веранде в хорошем настроении. Им оставалось только взять билеты в кассе, когда они заметили около веранды беготню и шум. На веранде и за её оградой дрались. Несколько человек, сбив с ног одного парня около ограды, били беднягу ногами. Кто с кем дрался, понять было невозможно. Скорее всего, сошлись представители местных и приезжих. Того, кто упал у ограды, били до тех пор, пока он ни перестал шевелиться. Тогда его ещё раз пнули ногой и, поняв, что он не реагирует, бросились в гущу других драчунов.
Настроение идти танцевать у Саши и Володи сразу пропало. Они вспомнили, как их самих однажды чуть не  отлупили здесь же. Помогло опять же какое-то чудо, а вернее, ловкие кулаки и быстрые ноги. Тогда им пришлось бежать до следующей станции. И даже когда они сели на электричку, у них ещё тряслись ноги. Всё это припомнилось. А ведь тогда их могли бы точно так же, как того у ограды, избить до полусмерти, а может быть и до смерти. «Всё, – решили друзья, – сюда больше ни ногой».
Они взяли билеты на электричку и отправились в обратный путь. По дороге друзья думали, куда бы Саше устроиться на работу.
– А что если тебе сунуться к Ступе Петру? – предложил Володя, – он, говорят, где-то в реставрации. Ты же помнишь, где он живёт?
– Да помню, но я боюсь, он на меня зуб точит.
– Какой зуб?! Ты помнишь, как он нас принял после окончания училища?
Саша помнил. Тогда Петро очень даже обрадовался их приезду и даже поставил бутылку на стол. А его дочка Земфира иногда, потупившись и кося глаз на ребят, всё за чем-то заходила в комнату, где расположились за столом бывшие ученики её отца.
Поездка к Ступе оказалось удачной. Пётр Петрович принял Сашу, как родного. Хорошо угостил и назначил встречу в московской мастерской, которая находилась в доме, на улице Мархлевского, недалеко от Лубянки.
На следующий день Саша, как штык, в 8 часов утра поджидал Петра Петровича в подворотне нужного дома. Дом стоял в «лесах» и Саша сразу его нашёл.
Минут через пять в подворотне появился невысокий грузный дядька.
– Вы, молодой человек, кого-то ждете? – бесцеремонно обратился он к Саше.
– Да. Я должен здесь встретиться с Петром Петровичем Ступой. Он меня,.. – Саша не успел договорить, дядька взял его под локоть и повел за собой к самодельной двери с навесным замком.
– Идем со мной. Значит, ты к нам. Меня зовут Сергеем Дмитриевичем или просто Митрич. А ты кто? Не в зятьки к Петру навострился? – хохотнул Митрич.
– Нет, мне ещё рано, – отшутился Саша, – я на работу.
– На работу, говоришь? Его ученик небось? А вот и он сам. Петро! Встречай своего птенца. Малый вроде ничего.
Петр Петрович поздоровался и согласился с Митричем.
– Парень хороший. Окончил с отличием. Я думаю, не подведет и в работе.
– Ну что, Сашок, я переодеваться не буду, поехали сразу к прорабу. Ты все документы захватил? Паспорт и трудовую книжку не забыл? – потом он обратился к Митричу:
– Клавка придет, поставь её на расчистку, а ты формуй модульон. Я к обеду вернусь, надо парня устроить на работу.
Ремонтно-строительная контора находилась на 2-ой Мещанской улице, в трехэтажном доме постройки 19 века, как и многие другие дома. В одной из комнат первого этажа их встретил высокий седой солидный мужчина густым басом:
– Петр Петрович, входи. Что-то ты с утра пораньше? Гипс что ли кончился? Вроде мы недавно завезли тридцать мешков.
– Желаем здравствовать. Вот привел молодого человека. Нам же нужны мастера на Малую Лубянку. А это хороший парень.
– Хороший, говоришь, а звать как?
– Александр, – подал Саша свой голос.
– Ну, присаживайся, поговорим.
Когда все разместились, кто на лавке, кто на стульях, прораб представился:
– Андрей Валерианович. Ты объект ещё не видел? Пётр, отведи его, покажи, что нужно отреставрировать. Но сначала необходимо всё расчистить. Потом я ещё дам мастеров, а пока он один поработает. Мастерская там есть. Вот вам ключ от неё. – Прораб достал связку ключей и два из них снял с колечка. – Завтра же приступай. Платить буду… – он задумался на несколько секунд, – тысячу триста чистыми. – Тут он обратился к Ступе, – надеюсь это наш человек?
– Андрей Валерианович, это мой ученик.
– Тогда так. Аванс триста рублей, а в получку берёшь себе тысячу, а остальное можешь даже не считать, отдаёшь лично мне. Я сам буду приходить в мастерскую. Всё понял? Саша понял почти всё. А самое главное он понял, что тысяча триста рублей чистыми – это полторы тысячи оклад. Бешеные деньги. Неужели это не сон. Вот это да! Он с трудом смог вымолвить:
– Я всё понял, Андрей Валерианович.
Когда Саша с Петром Петровичем уже собрались уходить, Андрей Валерианович тяжело поднялся со стула протянул свою огромную грубоватую ладонь и, задержав руку Саши, с улыбкой добавил:
– С первой получки не забудь пригласить нас с Петром в ресторан, молодой человек.