Было это сравнительно не так давно, во время одной из моих поездок в Сибирь. В сезон, когда там варилось, заготавливалось на зиму разнообразное варенье. Не знаю почему, но садовой малины совсем не хотелось. Вспомнилось, что где-то в районе есть целая плантация какой-то особенной, отборной, культивированной в одном из бывших передовых хозяйств края. Родственники мои разделить со мной идею эту не решились. А я села на маленький рейсовый автобус и поехала в таежный совхоз, по которому в свое время немало моталась, работая в редакции. Там меня еще помнили, в конторе я прошла в кабинет директора совхоза и в разговоре сказала, что знаю, что у них в тайге есть большие делянки черной смородины и малины. И мне нужна малина. Он вызвал бригадира и приказал ему свезти меня куда надо. Поехали на тракторе с прицепом. Утро раннее, и уже август, холодновато, роса по траве, ромашка такая душистая лекарственная заплела всю деревенскую улицу, и запахи стояли обалденные. Я себе дышу этими ромашками, сосновыми дымками из труб и почему-то вообще не переживаю, что завезут сейчас в непролазную глухомань и оставят на весь день одну. Чего доброго, к ночи еще про меня и забудут. Ужас. Сейчас думаю об этом, и мороз по коже идет. Какая сила меня несла? Почему тогда не боялась, а сейчас и вспомнить страшно? Что ли стала я другая? Или тогда просто опьяняли дорогие знакомые места, силы чувствовались бесшабашные, помню, что пела душа и сливалась с этой свежестью, нетронутостью. Отвез меня бригадир на это малиновое поле - километров за шесть от деревни, ссадил, пообещал к вечеру приехать, чтобы я на последний рейсовый домой могла успеть.
И вот оглянулась я - а впереди поле, уже порядком запущенное - сколько окинет глаз. Ряды кустов малины, как в виноградниках, листва седоватая, чуть подсохшая к концу лета. И малины этой там - на весь Красноярск варенья можно было наварить. Зная, что времени у меня сколько угодно, выбирала лучшие ягодки, не забывая угощаться и сама - так на этом весь день и перебивалась. И виделось всё поле в седоватой дымке, как бы сверху вскользь, в темном окоеме густого ельника- сосенника. А междурядья заросли разнотравьем и тоже так благоухали подвявшими на солнце листьями, метелками диких безвестных соцветий. Когда-то процветал совхоз и был у них свой консервный заводишко, для которого это поле и служило, и поддерживалось. А потом как пошло запустение, так ничто никому стало и не нужным. Удивительно, что у самих совхозников руки не доходили его ободрать до последней ягодки. Правда, собирая малину и кожу с рук недолго ободрать до кости. Но такие ягоды того стоили.
И блаженствовала я, таяла, умирала от этой благодати, ползала с упоением между колючими рядами - упиваясь запахами, тишиной, добрым ласковым августовским зноем и чувством дикости моего положения. Чувствуя себя комочком этой благодатной доброй земли, почти рыдая в душе от удивительной, пронзительной к ней близости. Кажется, одна на сто верст в округе. Почему не боялась? Ведь в тех краях водились беглые ссыльные, и ходили всякие связанные с ними страшные истории. Но это прикосновение к живой земле, к ее плоти, оно всегда влекло и пьянило, и поднимало над какими-то там страхами. Уже писала о том, как с сухой высокой невозмутимой и глухой древней бабкой еще подростком ходила через топи собирать красную и черную смородину. Незабываемая экзотика. И каких только ягод не приходилось собирать ведрами. И черемуху, и потрясающей красоты морошку - на очень красивых тоже болотах... чернику, бруснику - в тучах мошки и комаров, лесную клубнику - ползая на животе среди распаренной под солнцем высокой благоухающей травы и выбирая, выпутывая из травинок эти тоже горячие рубиновые капельки по одной. В крымских горах собирали с ордой барбарис и кизил. Ну а малина - государыня боярышня, среди прочих - дворянка, со своими пунцовыми прелестями, вся - вожделение и страсть...
За жизнь дважды была я в отдаленных таежных малинниках и дважды видела в них медведя. Первый раз почти ребенком, со своим кузеном - удалось удачно убраться на мотоцикле. А здесь увидела, а убираться было некуда. Да от него и не спасешься. Ретироваться назад в деревню не решилась - дороги от поля шли во все стороны, а место совсем не знакомое. Настоящая таежная глухомань. На ночь глядя можно было так забрести, что никто бы и не нашел. К тому же, кто знает, сколько времени мы с этим медведем толклись бок о бок в этом Эдеме до того, как я его заметила? Может, ему до меня и дела нет? Знала, что летом медведи вполне мирные. Тем более в таком малиновом раю. Моя удача была еще в том, что заметив темную спину, не отправилась выяснять - не мой ли тракторист за мной явился. Что шла вторая половина дня. Что медведь был один. На другой стороне поля. Что ветра не было. А ведра были уже полные. Почти по-пластунски убралась подальше без хруста и шороха - аккуратно переставляя перед собою ведрышки. Памятуя, что надо не торопясь, не паникуя. Энергетика испуганного нервного человека очень легко осязаема животными. Сейчас кажется - ни одна жилка тогда не дрогнула. Может, правда, потому, что мои ангелы-хранители, как никогда, были рядом, и мне внушалось это стальное спасительное спокойствие.
Доходящее до нахальства-) Потому что оказавшись на краю поля у дороги, я еще больше часа паслась в божественном малиннике, поглядывая на пасущегося вдалеке медведя, который тоже, видимо, упивался этой благодатью, и было ему ни до чего. Думаю, что внутреннее душевное лихачество, уверенность, что эта встреча сойдет мне с рук, была тоже следствием бессознательного осознания, что я под надежным крылом моих ангелов-хранителей - не одна. И когда, к моему, честно, удивлению, за мной все-таки явились (а допускала, что и позабудут - мало ли у деревенских трактористов забот!) - когда явился этот трактор, я, ни слова не промолвив про медведя, более, чем энергично, вскарабкалась на промасленное кресло рядом с бригадиром. И запах мазута показался в этот раз едва ли не более привлекательным, чем все ароматы царственно млеющего под сибирским солнышком малинника. Когда отъехали, тогда только дошло - какой же я сто раз везунчик. Сохранные системы отпустили, и мне дано было посмотреть со стороны - из какой заварушки повезло выбраться без потерь. И если бы это было только последний раз.
Надо ли говорить, с какими чувствами всю следующую зиму открывались баночки с малиновым вареньем. Но вся поездка получилась тогда просто благословенной. Был в тот год урожай в Сибири буквально на всё-про-всё. Мы ходили с синими от черники губами и языками, не уставали хрустеть только что сорванными с грядок огурцами. А какими сладкими казались капустные кочерыжки незнакомым с этим лакомством крымчанам, которые лето до этого сидели на персиках и абрикосах! Но самое главное - повезло с грибами. Их было столько в ближайших березняках - моих возлюбленных груздей - как будто кто-то специально рассеял к нашему приезду. Было такое счастье - запустить дрожащие от нетерпения руки по локоть в сырую переплетенную траву, чтобы нащупать там заветное гнездышко скученной семейки мокреньких скользких ласкающих душу молоденьких грибков! Торжественные вопли счастливчиков то и дело разносились со всех сторон.
То лето осталось в памяти навсегда. А я не успела еще рассказать, как мы ходили на пасеку и что вышло после погони за нами пчелиных туч. И не успела написать, как уезжали в поля и часами смотрели в небо, лежа на спине среди зреющих пшеничных колосьев, в окружении цветущих полевых трав. И как сидели вечерами у открытой дверцы печки, а там горели и трещали березовые поленья, а к нам повадился ходить и стучать в окно по ночам бесплотный дух. оставляющий дикие надписи на росе на тротуаре. А мы прятались от него в огромное новое подполье. Сейчас, издалека, это смотрится, как сказка, как замечательный сон. Но сны и сказки, оказывается, бывают возможны и наяву.