Бирюки. Ч. 4

Ната Ивахненко
       Тоня упивалась своим новым положением. Кожаный диван в  личном кабинете стал для парочки островком блаженства, восторга и радости. Иногда любовники  вдвоём ездили в командировки в областной центр. В лучшей гостинице города они снимали два отдельных комфортабельных номера ( в советские времена моральный облик граждан соблюдался  особенно тщательно: мужчина и женщина, не являющиеся супругами или родственниками, не имели права на совместное проживание) и ночь любви  была обеспечена. Но перед тем Борис Николаевич водил Тоню в ресторан, где в отдельном уютном кабинете их поджидал шикарно накрытый стол, сервированный деликатесами, дефицитным спиртным, южными фруктами и украшенный букетом цветов в хрустальной вазе. Борис Николаевич галантно ухаживал за девушкой, развлекая беседой, временами нежно целуя  губы, и Тоня, потягивая из бокала "Южную ночь", переживала состояние беспредельного счастья. Правда, всё время приходилось соблюдать правила глубокой конспирации, но Борис обещал, что  непременно женится на Тонечке, надо только дождаться подходящего момента для развода с женой. Мужчина по отношению к Тонечке был щедр, он не скупился на дорогие подарки: золотые колечки, французские духи, импортные кофточки сыпались на Тоню, как из рога изобилия.
       Теперь девушка не нуждалась в деньгах, к тому же все склады, базы и магазины района были в подчинении главбуха: одежда, обувь, продукты, мебель, бытовая техника, одним словом - дефицит - всё стало доступно для Тонечки . У неё появилось бессчётное количество друзей и нужных знакомых, и всем им было что-то надо, все - с уважением, поклоном: а не могла бы Тонечка достать то, да сё? Тонечке  доставляло огромное удовольствие осознавать своё влиятельное положение.
       Её старая квартира наполнилась коврами, хрусталём и фарфором на зависть соседям, да только мать хоть и рада была обновкам, но всё равно зудела: "Эх, Тонька, Тонька! Никогда он свою жену не бросит. Останешься на бобах".
- "Мама, перестань, сколько раз тебя просила! Боря - порядочный человек. Вот сын у него закончит школу, поступит в военное училище, он сразу и разведётся, и мы поженимся. Зачем преждевременным разводом ломать парню будущее? Борис никогда себе этого не простит и мне тоже."
- "Ой, да не смеши меня - женится! Поматросит и бросит, им, кобелям, только одно и надо. Пролетишь, Тонька, ох, пролетишь, попомни мои слова!"
       Но Антонина, окрылённая жизненным успехом, влюблённая до беспамятства, не внимала увещеваниям матери. Да и что она могла изменить? - Отказаться от должности, от единственного и неповторимого мужчины? Нет, не она диктовала правила игры и не ей их менять.
       Конечно, в её душе уже шевелились сомнения, особенно усилившиеся после  аборта, который она была вынуждена сделать.
- "Не время, Тонечка нам сейчас обзаводиться ребёночком. Ты пойми, моя дорогая! Ты ещё молода, у нас будет много детишек. Поверь!"
       После операции, чтобы утешить несостоявшуюся мать, Борис Николаевич подарил Тонечке шикарную беличью шубку - легкую, тёплую, необычайной красоты.
Тонечкина эйфория первых месяцев и лет постепенно вытеснялась горечью неустроенности и одиночества по сути.
       Гром среди ясного неба приключился, как ему и полагается, внезапно. Кто-то из доброжелателей-завистников донёс благоверной директора, что у того рыльце в пушку, что молодая любовница не первый год подменяет в постели законную супругу.
       Мало того, что обманутая женщина дома устроила неверному грандиозный скандал, так ещё и в райком партии заявила, мол, разберитесь с изменщиком по всей строгости партийного закона.
      В кабинете первого секретаря состоялся весьма нелицеприятный разговор с прелюбодеем. За аморалку в те времена можно было огрести очень серьёзные неприятности, вплоть до исключения из партии и лишения должности. Но в райкоме тоже были "свои люди", которые часто и с удовольствием пользовались благами, извлекаемыми со складов и баз райпотребсоюза. До судилища не раз партийные лидеры совместно с провинившимся расслаблялись за дефицитным коньячком в бане, на охоте или рыбалке. Эти обстоятельства и помогли Борису Николаевичу выйти сухим из воды.
- "С бабой завязывай! Чтобы её духу не было в конторе и в городе вообще. Как партийную, мы её отправим, так сказать, на прорыв - куда Макар телят не гонял. А ты, чтобы ни гу-гу. С женой помирись и впредь веди себя осмотрительно. Не мальчик уже, пора с юбками завязывать, от них все беды!"
       Такой исход Борис принял за счастье: он уже и так стал тяготиться любовницей, да не знал, как развязать руки и безболезненно завершить затянувшийся служебный роман.
       Тонечку "сослали" подальше от глаз, в глухомань, назначив главным бухгалтером психоневрологического интерната (всё таки надо отметить - далеко не последним человеком при подобных обстоятельствах), а директор райпотребсоюза остался при своих интересах и жене, осыпанной бриллиантами в качестве извинений.
       К 28 годам девушка уже пережила и серьёзный взлёт, и горькое падение; и любовь, и предательство, и нищету, и достаток. Что-то теперь ожидало её на новом месте? Раздавленная и удручённая, прибыла она в село. Надо было всё начинать с нуля, надо было как-то жить дальше. В одном из бывших барских строений, разгороженных на клетушки под жильё для сотрудников инерната, Тоне, как специалисту высокого ранга, выделили небольшую комнатку, обставленную казённой мебелью: двустворчатым с зеркальной дверцей шкафом, обеденным столом и металлической кроватью с панцирной сеткой. Силами и средствами учреждения в комнатке поклеили новенькие симпатичные обои, покрасили рамы и подоконники. Тоня привезла из дома атласные голубые в розовую полоску  шторы,  китайское, вышитое драконами и цветами покрывало на кровать, пушистый шерстяной ковёр  и ковровые дорожки на пол: "норка" получилась вполне уютной. Тоня даже оценила преимущества текущего момента: наконец-то она может жить одна, без мамы, теперь её никто не будет без конца пилить, воспитывать и трепать нервы.
      Сначала  на новом месте Тоне было очень грустно, тоскливо и одиноко. Она ждала весточки от любовника, при расставании он шепнул, что разлука на время, мол, всё уляжется и он приедет, а попозже поможет и в город вернуться, на хорошее место устроиться. Но шли недели, месяцы, от Бориса не было ни слуха, ни духа. Она же ни могла ни позвонить, ни написать - он запретил.
      В конце концов Тоня поняла: ждать ей нечего, Борису она больше не нужна, не стоит надеяться, что он выручит её, придёт на помощь, позовёт к себе. Переболев, оплакав утраты, зализав жгучие  раны, Тоня решила жить дальше. Девушка обладала красивой внешностью, сильным характером, она хорошо знала своё дело - шансов на счастливое будущее у Тони было достаточно. Чтобы чем-то отвлечься от накатывающих временами тоски, Тоня записалась в сельскую библиотеку, и с удивлением для себя открыла творчество Бунина. Несколько томиков из собрания сочинений она перечитала взахлёб. Сколько любовной неги, страсти и даже боли прочувствовала Тоня, проникнувшись утончённой прозой, сколько слёз пролила над грустными, несчастливыми концами рассказов и повестей. Но пережив вместе с героинями ряд любовных драм,  на душе у неё вдруг стало легче и светлее, возникло желание жить, любить и быть счастливой и уверенность, появилась уверенность, что всё будет хорошо.
     В интернате работало много незамужних девушек, подруги появились сразу же. Скучную зиму Тоня перекантовалась, обустраиваясь на новом месте, читая книги, а с приходом весны жить стало веселее, появилась надежда на перемены к лучшему.
       Накануне фестиваля, девчата Тося и Люда недолго уговаривали Тоню сходить в воскресенье на праздник. Утром нарядные девушки забежали за подругой и веселой щебечущей стайкой отправились к реке. Там, на берегу Битюга, к ним присоединилась компания санитарок, среди которых была сестра Петра. Таким образом, судьба свела молодых людей, встреча которых была предопределена свыше.