Мухъ Щбаоба Тзззилруэхъ отличался от всех от всех остальных людей. Он точно понимал тайну, сокрытую от прочих, следующих по пути знания: в его роду были мухи. Их естество чередовалось и проецировалось на каждую из проживаемых им жизней, а клейкие руки позволяли ему впитываться вовнутрь стен из бетона, замуровывая себя мушиной кляксой пятнистых поверхностей, с целью явления ясных снов по ночам.
Щбаоба Тзззилруэхъ вообще путешествовал. Он путешествовал в тумане по болотистой местности, но внезапно его мушиное естество взыграло, и, взжужжав, он расправил на морщинисто-ворсистой спинке холщовые крылья плаща-палатки, пожелав отправиться на охоту за дикими корнями сладкого краснокнижного и пустозвонного растения Эухухэхшегк. Эта малоизученная болотная трава росла пеньками исключительно на кругляшках полянных проплешин от молний, амёбообразно перекатываясь по болоту и отталкиваясь от густых вод зловонной трясины упругими ложноножками собственных полупрозрачно-мутноватых корней. Посреди полей молний обнаружился удивительный пень с воткнутым в самую его сердцевину посохом. Однако же стоило Муху подойти к посоху, как последний распался, а из тончайших недр его пластин и щепок явился доисторический Мудр по профессии знахарь, а по имени - Кхаагроэее. Мудр одет был в лохмотья с друзами неогранённых алмазов, уравновешенных рысью, сидящей у левой ноги, и совой, гнездящейся на правом плече.
Растения рода Эухухэхшегк образовали плотную стену, взрастая в несколько слоистых колец по радиусу вокруг своего повелителя Кхаагроэее. Эти бродячие пеньки выпучили свои чашечки тропических благоухающих цветов, хищно наполненные ягодными ароматами клейкого ловчего сока, и тотчас же Щбаоба, загипнотизированный эйфорическими флюидами растительных эфиров, принялся опылять цветы, постепенно будто бы растворяясь в успокаивающей дымке пищеварительных соков переливчато-психомиметического тумана, распылённого сопливо-зелёными клапанами Эухухэхшегк. Сила природной мухи Щбаоба окончательно переборола естественное торжество его разума, пока попадавший вовнутрь брюшка тропический сок выпаривался до состояния значений квадратных корней, извлечённых из параллелепипедов кристаллического сахара. Впоследствии они все, аннигилируясь, поглощались друг другом, точно в желудке Муха ненадолго зародилась микрокосмическая чёрная дыра взаимного сиропно-сахарного каннибализма. В итоге Тзззилруэхъ был взят на лечение Мудром, пообещавшим избавить бедняжку от случившейся напасти.
Утро у Щбаобы началось достаточно необычно - с расщепления собаки маслом. Кхаагроэее научился клонировать собственного сторожевого пса через прокатывание животного внутри зачарованного круглого масла со сливочным вкусом, приобретавшим после ежедневной процедуры пёсьего почкования неповторимый и неизменный собачий оттенок при дегустации. Был у расщепления только лишь один-единственный недостаток, зато весьма существенный: каждый последующий получающийся таким способом зверь оказывался ровно в два раза меньше и быстрее предыдущего. В то утро Мухъ Щбаоба настолько увлёкся, что за шесть почкований превратил крупного, спокойного от старости и умудрённости опытом сторожевого пса в ровно шестьдесят четыре очень маленьких резвых тявкалки, которые, воспользовавшись своим поистине даже не мышиным, а скорее уж мушиным размером, разбежались кто куда, впоследствии выйдя на тропу войны организованным строем высокоскоростного клана “Войско Малый Гав”.
Кхаагроэее подкормил Муха отменно сытным завтраком, не забывая, впрочем, с опаской коситься на сушёную тушку сутулого плодового тела гриба исполинских размеров, люстрой висевшего под потолком вместе со связками трав и берёзовыми вениками, освещая зеленоватой гнилушкой шляпки лесную избу во времена душистых летних ночей под небосклонами, усеянными гирляндами россыпей звёзд. Мудр заявил, что его потолочный гриб - это наибольшее чудо, которое только доводилось видеть человечеству и лично Мудру за всю свою замечательную многовековую жизнь, полную дивных разнообразностей самопроявленности. Да вот только есть этот флуоресцентный гриб никак нельзя. Любоваться можно, да, никто не запрещает. А вот есть уже нет, извольте, есть это чудо уже никак нельзя. Гриб выглядел зелёным и блестящим, с откормленными беконовыми прожилками, как у вкусного хряка, напоминая всей сущностью тела хитиновый покров металлически-зеленоватого, как у образчиков корейского автопрома, жука-бронзовки, за тем лишь исключением, что жук грибом являлся с вероятностью гораздо меньшей, чем грибом являлся сам гриб.
Когда знахарь Мудр пришёл на сбор трав и отлов пауков с лягушатами и жабками, засевший в лесу меж ветвей Мухъ Щбаоба услышал довольно-таки странный шорох, словно бы одна щепа пня в чащобе разделяла другую щепу напополам. Как же славно и слаженно они скрипели! Они так скрипели, будто были раскалёнными искрами от костра. На ковре, спустившись с паутинного троса, стоял тот самый висячий гриб, используемый знахарем вместо люстры, и молча говорил. Гриб присутствовал в лесу снаружи от хижины и на ковре внутри хижины какой-то неуловимой частью, отражённой сразу и единомоментно во всех окружающих, в то время, как самим собой он отсутствовал не только здесь, но и в принципе - как раз потому, что вообще отсутствовал, никогда и не существуя. Тем не менее, у всех присутствующих складывалось совершенно явственное ощущение реалистичного наличия элемента высшей степени проявленности гриба в каждом средь каждого.
Тем временем, гриб телепатировал: “Ты разрежь полями шляпки, службу впредь я сослужу, засади скорей в охапку крен любому этажу. Только нам любой любой не нужен. Нужен. Только не любой. Он готовится быть мужем для богини голубой. Мутно словит лиц в полёте лис в палате на ведре, приготовлен в антрекоте точный котик в ноябре. Гриб миров - хранитель маний, открыватель всех ключей, изгонятель из стенаний, как общественно-ничей. Если сблизиться со мною - мухой станет лютый гриб. Больше всех не беспокою - сразу отправляю в трип. Он, пятнистый с бахромою и бородкой Ильича, ищет-рыщет дружным роем и красивый сгоряча!” С этими словами гриб несколько раз присел и в дальнейшем принялся носиться во всех направлениях одновременно, разбивая представления об обыденности повседневной реальности. Щбаоба свернулся клубочком у сыплющего огненно-искристыми отблесками камина, даже ушки с хвостом выросли, но нежданно и негаданно возле камина появился знахарь Кхаагроэее, неся у в волосах весы с калейдоскопом, заплетённые в глубины его кудлатых и патлатых давно не мытых косм, иногда становящихся чуть-чуть блохастыми, как расщеплённые маслом шестьдесят четыре шестибитных собаки.
“Мы будем измерять показатели электропотенциала гриба, дабы можно было перевести мир на новые бестопливные энергетические станции, сокращённо - БЭС. Ритмическое начало настолько ярко выражено в занятиях нашего потолочного светила, что ему ничего больше в жизни и не остаётся, как порождать всё новый и новый электрический ток!” - вот что провозгласил знахарь Мудр, искоса поглядывая на сущность в шляпке, носящуюся под потолком лесной комнаты. И практически тут же продолжил: “Его сила подобна космосу. Она выкачивает пустоту вакуума вовнутрь самоестества, концентрируя на одном из мест расположения существования входы в космические червоточины, ведуще в Эпоху Возврата”.
Пока Мудр Кхаагроэее всё выступал да выступал, сущность гриба притворилась сантехническим вантузом, а Мухъ Щбаоба Тзззилруэхъ, прилипнув к потолку, принялся отыскивать своим длиннющим хоботком разреженный воздух найденного нового измерения. В месте разрядки сконцентрировались многочисленные молнии, снабжающие разрядами осветительной благодати электричества все стволы окружающего леса и белок, замурованных в деревья под волнистую кору и тёплые потёки хвойных смол. Знахарь Кхаагроэее вытянул свой хоботок. Он тоже оказался мухой, как и Щбаоба, только до сего момента об его личном мушейшестве никто не подозревал и даже не догадывался. Как по велению воспоминания абстрактной воли квантовых электросил, запустивших синхронное создание резервных копий всех аспектов Бытия, пушистые белки, замурованные в деревья, тут же размуровались, обмушились, повытягивали свои насекомые хоботки и принялись ими размахивать то туда, то сюда. И вот тогда даже хвойные деревья уже вытянули мушиные хоботки.
Полился сакральный дождь из неочищенного свекольного сахара. Хоботки всех присутствовавших существ наполнялись питательным углеводом настолько, насколько это вообще бывает возможным. Поднялись беспрецедентнейшие сугробы из сахара, и тогда вечно питающиеся хоботки принялись втягивать крупицы глубоко вовнутрь себя. Всё это, право слово, напоминало давно забытый фильм, заснятый на до дыр протёртую киноленту. Тогда Щбаоба Тзззилруэхъ понял одну страшную истину жизни: хоботки являлись неотъемлемым атрибутом любого существа, на которое бы Мухъ ни посмотрел, как будто его мушиное свойство перманентно распространялось и функционально наследовалось, реализовываясь вне зависимости, было ли наблюдаемое существо растением, животным или грибом.
Внезапно начались тренировки. На хоботки надевались круглые дюралюминиевые кольца-грузила, дабы в процессе получения всех этих дополнительных нагрузок длина и гибкость хоботков тренировались, повышались и преображались со временем. Знахарь Мудр тоже многое знал и понимал, хоть и был надоедлив своими речами и велик изречениями. Он постоянно рассказывал Муху про глаза трав. Да, заметить их нелегко. Непросто, да. Но зато уж если ты оказался в той несколько странноватой стране, что любого путника ставит вровень с травами, то в интегрированном разуме стираются различия между всем привычным и всем растительным и глазастым. Хотя есть различия, но о них принято молчать. Просто это же непорядочно - заводить разговоры о различиях между людьми и травами, а в особенности, если эти люди - на самом деле мухи. Глаза трав можно увидеть лишь ранним летним утром в переливчатых отблесках росы. Когда же Щбаобу всё же удалось разглядеть глаза, то он всё более и более недоумевал, аж подпрыгивая от удивления, размышляя и даже артикулируя собственные мысли вслух: “Так неужели при стирании всех вероятных различий остаётся одно только изначальное существование, некогда порадовавшее меня своим экзистенциальным присутствием в виде реализации в форме существа, прозванного в народе мухой?”
Щбаоба Тзззилруэхъ попытался приплести к собственной проверке даже осьминога, благо, последний, в целом, сохранном и невредимом состоянии плавал в тридцатилитровой банке, размещённой добрыми людьми в погребе у знахаря Кхаагроэее, однако гигантский моллюск, принадлежавший Мудру, оказался, на поверку, с изрядным изъяном: вместо тентаклей у осьминога чудным образом оказались огроменные цветастые крылья бабочки. Как всем известно, чешуйчато-радужные крылья бабочек - это вообще один из основополагающих принципов, на которых строится вся многомерная Вселенная, миг из мига всё больше и больше напоминавшая танцующий водоворот круговерти из чьих-то фасеточных глаз, хоботков и тончайших балеринистых ножек, обёрнутых в клеёнчатую пастилу летательного аппарата всецело природного и экологически чистого происхождения.
Тогда Мудр Кхаагроэее лопнул вдруг кожей изнутри, подобно надутой жвачке разлезшись по швам, а из недр знахаря на белый свет вылезла чистейшая и свежайшая только что материализованная муха. И жвачная муха новообращённого Мудра с Мухом Щбаобой Тзззилруэхом тогда вдвоём улетели, покинув юдоль сей обители, быть может, теперь уже на веки вечные.