Автор: witamin P
Фэндом: EXO - K/M
Хёбин открыла глаза. Светодиодные лампы почти ослепляли. На мгновение девушке показалось, будто она лежит на операционном столе, и над ней склонились доктора. Однако она стояла, и никто не смотрел на неё, если не считать пяти девушек на портретах, что висели напротив. На двух других стенах было по три картины – итого одиннадцать. Хёбин попыталась повернуть голову, но в виски упирались металлические пластины, а на лице была маска. Во рту - тонкий шланг, уходящий в пищевод. Поёрзав, девушка обнаружила, что такая же трубка – в её животе – катетер. Девушка поёжилась в полупрозрачном красном пеньюаре, ничего не скрывающем, - и не согревающем, - а лишь придающим ауру сексуальности, если её можно назвать сексуальной в такой ситуации.
Стекло мешало. Толстое и, Хёбин точно знала, - пуленепробиваемое. Он не мог позволить себе рисковать возлюбленной. Хёбин попробовала пошевелить пальцами ног, но было слишком тесно. Мощный деревянный подрамник окружал с четырёх сторон, позади – тёмно-зелёный фон бархатной ткани в контраст платью и её чёрным волосам. Рядом с ней, справа, - Его кресло и небольшой журнальный столик, на котором так часто остывал их кофе, пока они были заняты друг другом. Слева – дверь. Так же пуленепробиваемая.
Эта комната всегда напоминала Хёбин бомбоубежище, так что они чувствовали себя здесь в безопасности, рассматривая, казалось, бесконечные драгоценные камни, золотые слитки и банкноты, спрятанные в потайных нишах между картин. Там же были и огромные холодильники с различными безумно дорогими деликатесами; шкафы, полные тканей, статуэток, украшений… Услаждающих взор, приносящих моральное удовлетворение и порой даже сексуальное: Его невероятно возбуждало ощущение собственного богатства. Ведь никто больше не знал, что Ким Минсок обладает всем этим. Да, у него была компания, он давал деньги в долг под огромные проценты; но все полагали, что большую часть своих доходов, Ким отправляет больной матери. Наивные… Его мать давно умерла, а подставная, чьи фото он показывал на интервью и знакомым, не получала ни копейки, будучи пациенткой психиатрической клиники.
Хёбин вдруг поймала себя на мысли, что не прочь оказаться сейчас в палате с мягкими стенами, а не здесь, под стеклом; однако уже выбрала свою судьбу полтора года назад, когда согласилась стать женой Ким Минсока. А теперь она лишь одна из его картин в драгоценной раме из чистого золота.
Снаружи послышался скрип, словно кто-то скрёб ногтями по стеклу. Хёбин только нервно усмехнулась про себя. «Привидение». Минсок любил пугать её, рассказывая, что раньше в этом доме жил мужчина, который убивал своих жён, и теперь их призраки бродят вокруг дома. Хёбин не верила, но всё равно, возвращаясь вечерами домой – сначала от подруг, а потом с прогулки под присмотром охранников – озиралась по сторонам, словно ожидая, что вот-вот из-за кустов покажется чудовище. А стоит ли бояться мёртвых, когда она сама стала живым мертвецом?
Металлическая дверь бесшумно открылась, и на серых стенах заплясали светлые пятна от свечей. Девушка часто задышала и сжала ладони в кулаки, пытаясь скрыть нервную дрожь. Она не должна бояться, ведь это же её муж, Минсок, который так любит её, что рассорил со всеми подругами, заставил уволиться с работы и, с самого начала, - выкупил из публичного дома. Это её спаситель. Хёбин широко распахнула глаза, заставив себя посмотреть Ему в лицо.
Он появился перед ней, держа подсвечник в вытянутой руке и напевая одну из своих любимых мелодий. Слова оседали на языке, оставляя неприятное послевкусие. Хёбин не могла даже сглотнуть.
Сегодня на нём был чёрный костюм с лаковым воротником. Белый галстук, для контраста, в чёрную клетку и белые кожаные туфли. Ким поправил очки на носу и поставил подсвечник на журнальный столик. Кофе не было. Кофе – это их ритуал перед сексом, а сейчас он казался ей невозможен.
Ким шевельнул губами, будто произнеся её имя, и тут же хлопнул себя ладонью по лбу. Подошёл к раме, шевельнул ладонью у левого края и снова заговорил.
- Хёбин... - голос прозвучал неуверенно, - теперь слышишь?
Она не могла кивнуть или ответить, поэтому лишь моргнула: «Да, слышу».
Минсок улыбнулся краешками губ и облегчённо вздохнул. Затем, словно вспомнив о чём-то, махнул ей рукой и бросился к двери. Через мгновение снова показался, отодвинул кресло от стены в центр комнаты, напротив Хёбин и сел. Стёкла очков блеснули золотом, отразив пламя свечей.
Она всегда восхищалась красотой Его глаз. Даже сейчас, смотря в них, золотистые – вовсе не от огня, Хёбин не могла налюбоваться. Словно монеты. Хёбин не скрывала любовь к деньгам. Одни девушки продают своё тело из-за нужды, другие жаждут секса – много и разного, а Хёбин просто хотела заработать много денег. Где ещё в маленьком городишке в её шестнадцать лет можно это сделать, да ещё без связей, когда родня у тебя – пьющие дядя и тётя? Хёбин выбрала публичный дом, не раз пожалев, когда её имели на жёстком деревянном полу, заставляли сглатывать сперму и притворяться, будто ей всё это нравится. Она уже не принадлежала себе, но, когда очередной клиент уходил, на прощание сказав стандартное: «Было неплохо, шлюха», с остервенением набрасывалась на деньги – обычно сотня за ночь – и тогда она была почти счастливой. «Почти», пока её клиентом не отказался Ким Минсок. Пока он не забрал её после первой же проведённой ночи. Оставшиеся девушки бросали завистливые озлобленные взгляды вслед, а хозяйка пересчитывала фальшивые купюры. Но об этом она узнала слишком поздно, когда притон накрыли следующей ночью – Минсок не мог рисковать «своей девочкой». Хёбин было семнадцать, когда она стала Его любовницей. Ровно через год, в день её рождения, они поженились.
Девушка бросила короткий взгляд на обручальное кольцо на пальце мужа. Белое золото и агат. В её кольце – рубин. Хёбин любила красный цвет. Когда она впервые увидела Минсока в номере дешёвого отеля, где она обычно встречала клиентов, на нём был красный бархатный костюм. Это позже он стал одеваться в чёрно-белое, говоря, что по-настоящему красный идёт только ей.
Ким неотрывно наблюдал за ней, поглаживая кончиками пальцев деревянные подлокотники кресла. Затем встал, приблизился и поцеловал стекло напротив её лица. Хёбин увидела, как Его язык прошёлся по губам и задрожала в предвкушении. Минсок щёлкнул замком рамы, стекло отодвинулось. Он прикоснулся к ней, жадно впитывая страсть, которой она отдавалась рядом с ним.
Были ли пределы у его любви?
__________
Прошло несколько дней. Хёбин проводила большую часть суток с Минсоком, он уходил буквально на несколько часов, а, когда возвращался, либо смотрел на неё, либо они занимались сексом. После Ким обмывал её губкой, переодевал в другой алый пеньюар и снова закреплял ремни – туже.
Хёбин не жаловалась, только с каждым часом в ней нарастала тревога вместе с раздражением и беспокойством Минсока. Его страсть была опасна не только для неё.
Иногда они разговаривали. В каждом Его слове, мимолётном движении чувствовалась непрекращающаяся борьба с самим собой, своими желаниями.
- Помнишь, я тебе дарил это на прошлое рождество? – спросил Ким, перебирая в руках алмазные чётки. Хёбин моргнула и улыбнулась – вокруг её глаз появились лучи. Минсок осторожно надел чётки на её запястье.
- Ты такая… прекрасная, совершенная… Моя!
Он царапал свои ладони, целовал её ноги и в исступлении, изломанный, валился на пол.
Хёбин плакала вместе с ним, когда Минсок, глотая слёзы повторял в полузабытьи: «Не отдам… Моя».
Хёбин считала цветы в орнаменте на стене, когда Минсок ворвался в комнату. Он был возбуждён. Хёбин сразу заметила Его дрожащие пальцы и безумный взгляд, перебегающий с её лица на двери, картины.
- Кто это? – однажды спросила она, устроившись на Его коленях и делая глоток остывшего кофе.
- Портреты? – уточнил Он, кивнув на занятые золотые рамы. Напротив них висела такая же, но пустая. Хёбин молчала. – Это мои бывшие, тебе не нужно ревновать.
Девушка зевнула и сонно улыбнулась.
- Я знаю.
Теперь она уже ни в чём не была уверена так, как в том, что Минсок был одержим ей. Он с какой-то чудовищной силой сорвал картины со стен, раскрыл все тайники, раскидал по полу камни, драгоценности, ткани. Когда он открыл её подрамник и сорвал маску с лица, Хёбин почувствовала запах гнилого мяса, тухлой рыбы и плесени. Минсок приказал ей молчать и поцеловал. Краем глаза Хёбин заметила, как за спиной его мелькнуло лезвие ножа. В следующее мгновение из раны на её груди хлынула кровь. Хёбин стиснула зубы, чтобы не закричать от боли. Ким сжал ей горло и слизнул красную каплю.
- Тебе так идёт красный, - восхищённый вздох. - Теперь ты не сбежишь, как остальные. Теперь ты моя. И никто не отнимет...
Влажный блеск в его глазах – безумие ли, слёзы? Хёбин был всё равно, когда она не чувствовала рук и ног – лишь Его мягкие губы у своей груди.
__________
Дверь в подвал взорвали и клубы дыма вместе с осколками разнеслись вокруг. Майор отступил вглубь коридора. Здесь, в подвале своего дома, Ким Минсок предположительно удерживал жену. Её родственники забеспокоились, когда в очередной раз их выгнал с порога Ким, а не она сама, и позвонили в полицию.
Послышался стон, потом надрывный кашель. Оперативный отряд ворвался в комнату. Пепел, осколки двери, разорванные ткани, драгоценности на тёмном ковре. Две картины на стенах тлели - чёрные дыры поглощали прекрасные лица девушек. Слева ото входа висела пустая картинная рама. К тёмно-зелёному разорванному фону прикреплены провода, ремни и разбитый контейнер. Рядом, - полицейские осторожно приблизились, - израненный мужчина, склонившийся над трупом девушки. На ней только алый пеньюар и багровое пятно крови на груди. Майор поражённо вдохнул, заметив окровавленные губы мужчины. Жёлтые глаза утонули в чёрной радужке. Он злобно ощерился и потянулся к поясу на брюках.
- Не подходи! - прозвучал дрожащий истерикой голос.
- Руки за голову! Встать! - не слушая, закричал майор, направив пистолет в лоб преступника.
Но прежде, чем кто-то успел пошевелиться, мужчина вскинул руку вверх. В свете пламени и ламп сверкнуло кольцо гранаты.
- Ложись! - только успел крикнуть полицейский отряду.
Взрыв.
Десятки тел, похороненных под обломками и золотом. Двое, алчущих любви и денег. И всё это - портрет в красных тонах на холсте человеческих жизней.