Мы честно отработали всеми бортами вертушек в Карагандинском регионе две декады декабря и оформив необходимые документы с "заказчиками", запросили разрешение убыть домой.
Всем разрешили уехать, сообщив, что смена приедет после нового года в середине первой рабочей недели.
Наша шумная и большая команда - больше двенадцати человек - радостно восприняла радиограмму и начались радостные сборы.
Но, радость и предвкушение отъезда омрачила погода. Который день за окном бушевала метель, а стекла номеров в гостинице разрисовывал трескучий мороз...
Дни до начала Нового года таяли на глазах.
И тогда Николаич сказал:
- Может, пока не поздно, возьмём места на «паровоз» и приедем домой как все люди, к Новому Году?! А?!
Но, вопрос повис в воздухе...
Вообще-то, я поддерживал его: Фиг с ними, с сутками в вагоне. Зато будем точно дома. Но, в то же время не покидала и гордая мысль "Мы ведь авиаторы, ёлы-палы. И небо для нас - дом родной. Как это? Мы, и какое то жэдэ"?
"Что-о-о"?! - променять час полёта на «Туполе», на сутки в вонючем вагоне! – Увольте"! – взроптал, услышав наш диалог, народ.
До Нового года оставалось ещё четыре дня и, настроение у всех было - сами понимаете.
Как всякий аэрофлотовец я не сторонник железной дороги – очень надёжного вида транспорта. Но мысль, что придётся ломиться в очереди за билетами в жэдэ кассы, в которых не уважают форму гражданской авиации - была не приемлема по сути своей.
Обнадёживающе крутилось в голове: Ещё целых четыре дня! - Неужели за четыре дня мы не улетим домой, за каких то восемьсот кэмэ по прямой.
- Улети-им! - твердит народ. Хоть на чём-нибудь, да улетим!
А твердили потому, что рейсов было в то время «как грязи» - как сейчас говорят.
Но, эти все рейсы как с ума посходили – задерживаются и переносятся один за другим.
"Врёшь, не возьмёшь"! - читалось в глазах каждого из десяти-двенадцати человек нашей команды: пара экипажей с "восьмёрки" со своей свитой, и мы, с авиатехником вдвоём, в довесок к тёплой компании.
Николаич на следующий день опять спрашивает, будто народ глухонемой:
- Ну что, поедем поездом-то? - и машет, большим пальцем, за спину.
- Да я не против – урчу уклончиво в ответ и пряча глаза – вроде уже за окном светлеет и тише воет пурга. Похоже, быть таки погоде. А у нас - ещё море времени.
- Да?! - вопросительно вскидывает Николаич седую гриву волос. А не залетим под панфары? - выдаёт он фразу, всем до боли знакомую.
- Не должны - отвечаю, скрывая сомнение. Ещё времени вагон и маленькая тележка.
Что-то я, терминами железнодорожными начал оперировать(думаю про себя).
Так вОт, на следующий день Николаич не спрашивая заглянул в комнату к нам, «Двоечникам» и молча боднул головой воздух:
- Ну!?
–А-аа! - неопределенно отвечаю выглянув в окно и видя, что на улице дует и метёт как в «Вечерах на хуторе». И тут же представил себя в лётных брюках и демисезонной куртке с «тормозком» за плечами и портфелем в руках, стоящим на автобусной остановке и на местном, морозном ветерке. Бр-рр! Озноб встряхнул ощутимо, словно уже стоял на улице.
Ничего не сказал Николаич, только крякнул. То ли самому не хотелось задницу морозить, то ли рассердился на хилое нынешнее поколение. Молча ушёл, бормоча что-то про себя.
А великое «Авось» довлело не только над автором этих строк - два «вражеских» экипажа талдычили: «что нечего переживать, что все чувствуют, одним, видно очень чувствительным секретным местом, что погода явно идёт на улучшение».
- Чтобы столько времени не было погоды в Караганде, да вы что?! - делают страшные глаза глядя друг на друга. Хотя прекрасно знают, что погоды может не быть и пять и десять и больше, дней.
- Ну ладно, для нас, мелкой авиации, но для кораблей-то! Вы что, смеётесь?! – звучит вопрос в воздух.
- Вы меня? – прищуриваюсь в ответ.
- Тебя канешна! - Ну ладно Николаич, старая брюзга, но ты то относительно молодой командир! - подначивает «техмоща» из второго "комсомольско-молодёжного экипажа".
- Вовка, ну а ты что? – пытаю отважного командира «Восьмёрки», крутящего в руках «кубик-рубик».
- А я что? Я холост, независим и никуда не спешу – пожимая плечами отвечает Вовка, сопя и хрустя кубиком, лёжа на кровати и не поднимая глаз.
- Тогда, давай чайку! – предлагаю ему.
- Давай! - соглашается Вовка, и мы в который раз за этот день пьём крутейший чай с сахаром и сухарями из «НЗ-шного сухпая», наливая кипяток из трёхлитровой, от крепчайшей заварки коричневого цвета, банки.
У нас в запасе – ещё или уже, сутки, и если отодрать заднее место от лежбища в гостинице и сделать усилие над собой, есть шанс встретить Новый год как все люди – «до и после» - шевелится ленивая мысль согретая раскаленной батареей отопления в гостинице и горячим чаем. Так это ж если бы кто-нибудь подошел, и пОднял нас.
Наконец, наступило таки утро 31-го декабря. Но все будто впали в спячку.
Кто-то один дежурил на телефоне, остальных - как мор покосил по номерам.
Кстати, Николаича нет и где, не знаем.
Когда до Нового года осталось часов десять, по этажу в гостинице прозвучал ликующий вопль:
- Есть! – Идёт рейс!
Всех мухой сдуло с кроватей. Мы быстро привели себя в боевую готовность и через считанные минуты уже дружно стоим у стойки - ждём регистрацию.
Объявили регистрацию и началось «светопредставление»: со всех углов летят к стойке мятые, небритые, с всклокоченными волосами но блеском во взоре пассажиры и пассажирки.
Нам вежливо сказали «из-за стойки»: а вы, аэрофлотовцы - успеете!
И мы - стоим, не возмущаясь. Привычка, брат! Сказали нам «успеете», значит знают что говорят.
Народ смотрит друг на друга, орлами:
- Мол, ну вот. А вы боялись!
У кого нервы не выдерживают - пробиваются к стойке.
Я стою, спокойно, дожидаясь конца светопреставления.
- Есть ещё кто-то незарегистрированный? - звучит голос
дежурной.
- Есть - отвечаю, и сделав пару шагов, подаю билет.
- Ну и нервы!- раздаётся за спиной.
А как же без них? - думаю про себя. Мы ведь облик человеческий ещё
не потеряли. Тем более - на нас форма авиаторов.
После регистрации, куда с грехом пополам сумели-таки попасть наши все в число счастливчиков, с трепетом ждём объявления посадки, которой всё нет и нет.
- Ур-ра! – уже едем таки, через битый час, в Центральный аэропорт города Караганды, за десять километров, к самолету. (Аэропорт только отстроили и после регистрации в старом порту, возили сюда на посадку в самолет).
На улице быстро темнеет и глядя в затянутые красивыми зимними узорами стекла автобуса везущего нас в порт, нам чудится звон бокалов и запах жареной курицы с картошкой – любимым Новогодним лакомством.
Приехали. Всех загнали в холодный тёмный зал и потянулись часы ожидания.
Наконец, объявили посадку, и народ торжествует: мол, что значит терпенье! - это тебе не на нижней полке плацкартного вагона болтаться - трясёмся в промёрзшем насмерть автопоезде, к самолёту, на перрон.
Едва уселись, как через десять минут, уже согреваясь слышим из динамиков:
- «Рейс задерживается по метеоусловиям Алма-аты, на час!»
Потом, раздается уже в здании вокзала: "Рейс задерживается ещё на час". Потом ещё, и так… до одиннадцати вечера.
Мы изучили кружа в поисках пригодного места все углы пустынного, полутемного и холодного зала ожидания, где было очень мало кресел, так как рейсы отсюда ходили ещё очень редко.
Чувствуя, что "дело все сильнее пахнет керосином", смотавшись к диспетчеру в АДП и прояснив реальную обстановку, тяну своего авиатехника за рукав, тихо бормоча ему в ухо: «Пошли в комнату отдыха пилотов. Я пробил нам два места».
Нас услышала стоявшая рядом миловидная женщина и выдохнула, обречённо и устало:
- Ребята! Можно, я с вами. Возьмите ради Бога хоть на кресле подремать.
- Тс-с - приложив палец, прихватываю купленный моим техником торт к празднику и, соседку, тихо исчезаем в комнатке на втором этаже. Там, организовали чай смотавшись вниз в буфет, и вскоре встретили благополучно Новый год чаепитием с тортом. А потом, быстро попадали на кровати и мгновенно провалились в сон, пока не разбудила дежурная.
- Подъем! На ваш рейс началась посадка. С Новым Годом!- тихо проговорила она, поправляя накинутую на плечи шаль.
Мы от души поблагодарили, улыбаясь и быстро собираясь.
- С Новым годом! Спасибо за гостеприимство! - рванув вниз.
А вскоре, через каких-то пару часов уже сонно тряслись в портовском «Экспрессе», по утренней, ещё не проснувшейся и новогодней, родной Алма-ате.
Тряслись, смертельно устав после многочасового стояния в зале ожидания и нескольких часов чуткого "сна валетом" с техником, уступив вторую кровать нашей неожиданной попутчице.
И в этом полусонном состоянии даже радость от короткого перелета домой уже не так грела душу. Устать можно от всего, оказывается. А от ожидания - тем более.
А где же Николаич?! - может возникнуть у вас вопрос.
А Николаич .... приехал в Алма-ату "на паровозе" как и предлагал нам, за три часа до Нового года. И проводил и встретил его дома как и положено.
Что значит - старая, и мудрая Гвардия:)