Давным-давно, когда на месте славного города Эдо лепились друг к другу жалкие рыбацкие лачуги, правил в тех краях могущественный даймё Тетсуо из рода Фудзивара. Много имел он слуг и храбрых воинов, рисовых полей и кузниц. Множество золота и драгоценного нефрита отправлял Тетсуо в императорскую казну и удостаивался от государя всевозможных почестей. Всего было вдоволь в его владениях, и лишь одна печаль тяготила властелина: не было у него детей.
Однажды собрался великий Тетсуо почтить своим присутствием храм милосердной богини Каннон. Велел он слугам приготовить в дар богине слитки золота, чистейший, как снег на вершине горы Фудзияма, жемчуг, свитки нежнейшего шёлка и множество других сокровищ. Возложив на алтарь бесценные дары, долго молился Тетсуо, прося небеса ниспослать ему хотя бы одного сына, который смог бы продолжить его славный и богатый род.
И вот, возвращаясь из паломничества в свои владения, решил могущественный даймё поохотиться. Едет он по лесной тропе, и вдруг – откуда ни возьмись, выскочила из-за кустов лисица. Махнула рыжим хвостом и бросилась обратно в чащу. Стегнул Тетсуо коня и помчался вдогонку по тропинке. А лисица то выпрыгнет из-за деревьев, то снова в чаще скроется – будто в прятки с охотником играет. Вскинул лук Тетсуо, выпустил в рыжую плутовку несколько стрел, да не попал.
Раздосадованный, спрыгнул с коня Тетсуо зачерпнуть из родника водицы. Напился, напоил коня и видит – места глухие, незнакомые. Могучие сосны – аж в три обхвата, из-за раскидистых крон и краешка неба не видно. Далеко завела его охотничья страсть. Куда теперь податься?
Глядит Тетсуо – а перед ним на пеньке лисица. Шерсть у неё – будто червлёное золото, с огненного хвоста искры так и сыплются. Прошиб Тетсуо пот. Не сама ли богиня Каннон, которой молился он всю дорогу, явилась ему в дремучем лесу в образе лисицы? Неужто в саму небожительницу летели его безжалостные калёные стрелы? И только он так подумал – ударилась оземь лисица и обернулась милосердной Каннон.
В глубоком раскаянии, не смея поднять глаз, пал перед нею ниц Тетсуо.
- Встань, верный раб! Щедрые дары возложил ты сегодня на алтарь милосердия. Настала моя очередь отблагодарить тебя, Тетсуо. Знай же: небо услышало твои молитвы. Отныне станет твоя жена приносить каждый год сыновей. Какие добродетели пожелаешь видеть в потомках, такими именами и называй их – всё исполнится. Вырастут сыновья – станут достойными наследниками славы твоего рода и верными слугами императора.
Сказала так Каннон и исчезла.
Долго лежал на земле потрясённый Тетсуо, не смея поверить в произошедшее. Явь ли то была? Или сон? Наконец услышал он топот конских копыт и звон мечей – то верные слуги нагнали своего господина.
Вскочил Тетсуо в седло, поехал им навстречу. Всю дорогу был он задумчив и смущён.
Возвратившись в замок, нашёл он свою супругу – нежную, как цветок персика, и послушную, как согбенный ветром тростник. Удалившись в покои, совершили они благословенное богами зачатие, и вскоре родился у них долгожданный сын.
Созвал тогда Тетсуо убелённых сединами мудрецов, чтобы те дали наследнику славного рода достойное имя. Десять дней и ночей спорили мудрецы и, наконец, назвали старшего сына Мэзуио, что означает «увеличивающий мир».
После родила супруга Тетсуо и других детей. Второго сына назвали мудрецы Хироши (щедрость), третьего – Иошиэки (справедливость), четвёртого – Хидики (роскошная яркость), пятого – Тэкео (воин).
Много ли, мало ли времени прошло, подросли сыновья Тэтсуо. Смотрят родители на детей – не налюбуются. Не было юношам равных ни в стрельбе из лука, ни в конском седле. Одинаково прекрасно владели они и мечом, и пером; были почтительны к старшим и друг к другу. Никогда не случалось меж братьями ссор. Жили они в мире и согласии со своими родителями, пока те не состарились.
Вот однажды крепко занедужил Тетсуо. Почувствовал он приближение смерти и велел слугам позвать старшего сына.
Привели слуги Мэзуио. Глядит на него отец – не нарадуется. И высок, и станом крепок, как молодой бамбук, и лик его сияет, словно солнце в горячий полдень.
- Сын мой любезный! Недолго осталось мне жить на этом свете. Болят мои старые раны, но пуще них ноет отцовское сердце. Молод ты и неопытен в воинском деле. Как сохранишь подвластные нашему роду земли? Как станешь усмирять вражеские войска, что нахлынут после моей смерти на наше княжество? Вот о чём печаль моя. Не будь этих горестных мыслей, без сожаления отошёл бы я в мир иной.
- Не печальтесь, отец. Если я стану вашим наследником и правителем этих земель, несчастный народ надолго забудет о войнах, разрухе и нужде. Из-за того, что сеют князья повсюду смуту, из-за их ненасытной жажды власти и несметных богатств обезлюдели деревни и города. Я положу конец всем распрям, и на земле воцарится мир.
Встрепенулся Тетсуо, грозно сверкнули его глаза.
- Что я слышу? Сын мой, не ты ли принадлежишь к доблестному сословию самураев? Разве в том слава воина, чтобы сидеть на мягких циновках, забыв о ратных подвигах? Слава воина – большая, незыблемая держава. Чем иным собираешься ты прославить своё имя, отказавшись от военных походов?
- Войны сделали несчастными множество наших подданных. Крестьяне, купцы и ремесленники совсем обеднели. В деревнях и городах стонут люди от непосильных налогов. Разве можно без сожаления смотреть на их страдания? Я принесу людям мир и тем буду славен.
- Тихо и бесславно текут годы труса, ржавеет в ножнах его меч. Не сложат о нём легенды, забудут о могуществе его предков. Пойди от меня прочь, недостойный сын! Отныне двери моего замка навсегда для тебя закрыты.
Мэзуио не стал спорить. Поклонившись отцу, он вышел вон.
- Позовите второго сына, - приказал слугам Тетсуо.
И вот вошёл в покои отца Хироши. Долго смотрел могущественный даймё в глаза сына. Станет ли он ревнителем родовой славы, властителем огромных земель и всего богатства?
- Твой брат изгнан из замка за дерзость и трусость. Оправдаешь ли ты отцовские надежды, станешь ли славным воином, достойным самурайского меча?
- Путь воина – прекрасный путь, но милосердие и сострадание к простому народу милее Будде, чем звон мечей и реки крови. Забота о подданных, молитвы о ниспослании народу благодати – вот занятие, достойное настоящего правителя.
Горько усмехнулся даймё.
- Короток век человеческий. Что останется от простого смертного в конце земного пути? Горстка праха. Воистину достоин сострадания человек. Как бы не чтили мы предков, забываются имена и славные дела их. Лишь великими подвигами сможешь ты обессмертить своё имя.
- Подвиг мой – милосердие к ближнему. Страждет душа моя, когда вижу обездоленных вдов и сирот. Больно сердцу, когда наблюдаю, как нечем бедняку прикрыть наготу. Трудится в поле крестьянин, а спать ложится голодным. Трудится ремесленник, а нужда неизбывно пребывает в его доме. Последнюю монету несёт труженик в казну, чтобы благородный самурай нежил своё тело в шелке и бархате. Клянусь милосердной богиней Каннон, не пожалею я казны, чтоб облегчить страдания народа.
Кровью налились глаза Тетсуо. Схватил он золотой веер и больно хлестнул сына по лицу.
- Для того ли, недостойный, покорял я иные земли, чтобы наследники пустили по ветру всё состояние! Для того ли держал я в страхе и повиновении подданных, чтобы они не платили налогов и жили за счёт господина? Пойди прочь, глупец, и не смей приближаться к воротам замка. Живи среди простонародья, благополучие которого ты ставишь выше воинской доблести и самурайской чести.
Безропотно покинул Хироши отчий дом, а Тетсуо велел позвать третьего сына.
Предстал Иошиэки перед отцом.
- Что скажешь, любезный сын? Хочу я знать, достоин ли ты самурайского меча, не посрамишь ли славы великих предков.
- Дорогой отец! Я чту своих предшественников, но ради потомков не стану напрасно обнажать меч. Из-за войн и смут скудеет наша земля. Непрестанно слышатся звон железа и стоны умирающих. Кони вытаптывают посевы, дотла сгорают в огне пожарищ богатые города. Рушатся храмы, и зарастают дороги к ним. О горе несчастного народа, а не о его былой мощи слагают стихи нынешние поэты. Повсюду грубые нравы и отчаяние. Подумайте, отец, может ли гордиться правитель тем, что делает несчастными своих подданных? Несправедливо устроена теперешняя жизнь. Пока народ окончательно не погиб, вложим мечи в ножны и помолимся великой Аматэрасу. Не для убийств рождается на свет человек. Он рождается для того, чтобы познать, как мудро устроен мир и вознести благодарения милосердным богам.
Грозно сдвинул брови Тетсуо.
- И в тебе не нашёл я наследника моих мыслей и великих деяний! Отныне и ты – изгой, ступай вслед за братьями. А вы, слуги, позовите сюда немедленно моих младших сыновей.
И предстали перед могущественным даймё братья-близнецы Хидики и Тэкео. Долго не решался заговорить с ними Тетсуо. Долго и пристрастно вглядывался он в их красивые лица, любовался переливчатыми шелками одного и сияющими доспехами другого.
- Сыновья мои, - сказал он наконец. – Неужели и вы не станете утешением моей старости? Неужели суждено мне умереть, не оставив доброго наследника?
- Не тужите, отец, - воскликнул Хидики, - можно ли омрачать последние дни горестными переживаниями? Думайте лучше о славных поединках и битвах, которые навек обессмертили ваше имя. Думайте о немеркнущей славе, которой обязан род Фудзивара вашему мудрому правлению.
- Верно говоришь, брат, - почтительно отозвался Тэкео. – Стыдно должно быть Мэзуио, Хироши и Иошиэки за то, что не почтили они умирающего отца, не признав его воинские заслуги. Не будь благородного сословия самураев, кто охранял бы земли от иноземцев-завоевателей? Разве подлый торговец возьмёт меч, чтобы защитить священную особу императора? Разве глупый крестьянин исполнен любви ко всему возвышенному и прекрасному? Нет, во все века будут славить люди лучших соотечественников, коими, без сомнения, являются благородные самураи.
Услышав такие слова, прослезился от радости Тетсуо.
- Дети мои, будьте же вы наследниками доброго имени Фудзивара. Живите дружно, всё богатство и слава отныне принадлежат вам. А в случае беды не посрамите рода, да не будут знать отдыха и пощады ваши грозные мечи в борьбе с врагами…
Сказал так могущественный Тетсуо своим сыновьям и отошёл в мир иной.
С тех пор так и повелось на белом свете: роскошь и воинская доблесть присущи благородному сословию, а миролюбие, душевная щедрость и справедливость скромно живут среди простого народа.