Сегодня пришлось встать пораньше. Забыл перенастроить будильник и сегодня он решил меня порадовать хард роком в 9 часов утра. Были попытки вернуться ко сну, но это уже не то, лучше было встать.
Комната засрана всяким хламом и пылью. Надо бы прибраться. Бурная неделя нашла свое отражение в красных пятнах на столе, в пакетах из под молока, дожидающихся лучшего времени для утиля.
Решил начать с грязных чашек. Все таки нагрузку надо воспринимать постепенно. Всего набралось три чашки. И ни от того, что хоть в чем-то я соблюдал чистоту, попросту их было всего три.
Налипшая грязь от постоянного заваривания чая не спешила отходить. Война за чистый кусочек территории на чашке только начиналась. Мозг еще не отлип от черепа и в движениях чувствовалась фраза «вопреки». Вроде бы проснулся, но почему-то все еще зомби.
Набрал в чашки горячей воды и поставил на стол. Пусть пока грязь подумает над своим поведением. А я буду писать стихи. Вы спросите, что же я мог написать в таком состоянии? Явно не вершину ямбового творения. Рождественским там и не пахло.
Утешала мысль, что Аллен Гинзберг, будучи вдрабадан укуренным, вечно летающим под бензедрином смог написать целый манифест поколению! Чем я хуже? Тем более я уже почти проснулся.
Раньше меня мучали угрызения совести за свои стихи. Мол, раз пишешь и показываешь людям стихи, то давай-ка уж сделай их приятными для чтения и понимания. Я так и делал. Красивые рифмы, килограммы философии в тексте. Без сопливой лирики не обошлось. А потом я прочитал стихи Буковски и подумал, к черту! Буду писать как могу и хочу. Все равно мои стихи не достойны всеобщего внимания. Да и смысл делать что-то, от чего ты чувствуешь себя использованным. Творить для себя куда более благодарное дело. Да и в принципе становишься ближе к искусству. Когда тебя подгоняют денежной плетью редактора, грызут жадными рецензиями критики и оплевывают фанаты за мелкий отход от их привычных идеалов, трудно оставаться независимым и объективным. Как говорится, искусство требует рабство именно себе и никому, ничему больше.
Верлибр получился скомканный. Нечто вроде монолога человека и стен комнаты. Довольно таки интровертно. Ладно, покажу друзьям потом. Остальные еще не готовы к такой открытости слова. Энергия начала растекаться по телу. Вроде проснулся окончательно. Чашки стоят полными кипяченной воды. Если бы они были живыми, им было бы дико больно. Но зато потом чистота! Мы, люди, чего только не делаем, чтобы стереть грязь прошлого. Избавляемся от старых вещей, заводим новые записные книжки, загадываем с отчаянием и последней надеждой желания на новый год. Казалось бы, новая жизнь уже стучится в твои двери, но нет. Воспоминания нахлынывают и ты снова у чемодана, который собирал перед переездом в другой город.
Память как назидание. Говорят, что в аду будешь гореть за свои грехи. Это ложь. Горим за них мы уже здесь и сейчас. Воспоминания о самых ужасных ошибках мучают нас, рвут нервы и оставляют клеймо. Наша жизнь всегда разделяется на этапы – до тотального краха и после. Самое ужасное, что перейти на следующий этап не получается. Обязательно какая-то часть тебя будет плакать маленьким мальчиком в чулане, пока родители выясняют отношения. Мы никогда не будем целыми. Частички нас где-то разбросаны по прошлому и живут отдельными жизнями. Апофеозу частиц по Бродскому предшествует апофеоз души – тотальное разложение.