Сергей Параджанов - homo ludens. Конец

Магда Кешишева
   Василий Катанян где-то в 60-х познакомил свою жену Инну с Параджановым. Прошло несколько месяцев, прежде, чем  Инна снова его увидела. Она приветливо улыбнулась, но по лицу Сергея поняла, что он её не узнал. И вдруг взгляд его упал на её правую руку, на которой она всегда носила кольцо покойной мамы.
  - А! - воскликнул он. - Жена Васи Катаняна!
   И в этом весь Сергей - человек для него значил не очень много, но вещь!!!
   Тут подошёл Вася и пригласил Параджанова на следующий день на обед.
   
   Инна очень старалась, приготовила вкусный обед. Поближе к назначенному времени Сергей позвонил и сообщил, что он идёт к ним. Они ждали, ждали... На столе уже всё остыло... Увиделись они ровно через год... И в этом тоже весь Сергей.

   Как-то, когда, будучи в Москве, Параджанов остановился у Катанянов, в воскресенье с утра он куда-то исчез. В час дня раздался звонок в дверь. Милый молодой грузин спрашивал Сергея Иосифовича. Инна ответила, что его нет. Молодой человек в недоумении:
  - Он мне назначил встречу здесь в час дня.
  - Заходите. Он, очевидно, скоро явится...Подождите...
   Через какое-то время снова звонок. Снова посетитель, которому Сергей назначил встречу. Короче говоря, к трём часам ожидавших было человек 10. Тут Инна с Васей стали накрывать на стол. Люди-то проголодались. И началось нормальное пиршество без главного героя. А Параджанов, как ни в чём не бывало, пришёл к девяти вечера.

   Параджанова в поездках часто сопровождала Кора, кинокритик, историк кино, редактор сценариев и фильмов Сергея. В апреле 1989 года они вместе летели в Стамбул, на Международный Кинофестиваль с фильмом "Ашик - Кериб." Сергей радостно сообщил Коре, что он к поездке основательно подготовился. Зная его непредсказуемый характер, и имея опыт совместных поездок,  женщина встревожилась.

   В Госкино им дали 25 долларов на двоих. И хотя на дворе стоял 1989 год, ответственность за перевозку валюты никто не отменял. Кора помнила как в Мюнхене Сергей продал коллаж со своим вгиковским дипломом, подписанным Довженко, чтобы купить для соседских ребят джинсы. Она волновалась: что задумал он на этот раз? В Стамбуле столько для него соблазнов! Он бредил стамбульским рынком: камни, бусы, парча, ковры, вышивки... Всё в его духе.

   В Москве Сергей остановился у своей подруги Елены Луниной, Лели. Кора прилетела на день позже и тоже направилась к Леле. Сергей, рассеянно поздоровавшись, уединился с незнакомым ей человеком в соседней комнате. Потом приходили ещё люди и тоже уходили в соседнюю комнату. Иногда Сергей на ходу бросал:
  - Это такой-то, мой друг... Я с ним сидел в Стрижавке.
  - Это вор в законе, но ты его не бойся. Он бывший... Сейчас работает дальнобойщиком.
   И так весь вечер. Леля сказала, что эта ходынка продолжается уже два дня, а Сергей всё держит в секрете.

   Наконец прибыли в Стамбул. Остановились в роскошной пятизвёздочной  гостинице "Мармара". Вдруг раздаётся стук в дверь. Кора открывает: стоит Параджанов в парадном костюме и недовольно говорит:
  - Скорей, идём!
  - Куда идём?
  - Как куда - в банк, а потом на базар! Где тут банк? Узнай, пожалуйста.
  - А что нам делать в банке?
  - Как что делать? Деньги менять!
   И он похлопал себя по бедру. Тут она заметила на боку припухлость. Кора поняла, что быть беде, но возражать  не имело смысла.

   Через 10 минут они вошли в шикарный банк с розовыми кожаными диванами, хрустальными люстрами...Было ясно, что всё здесь - для людей богатых и серьёзных, с баснословными счетами.
   Служащий банка вопросительно воззрился на Серёжин халат. Параджанов говорит Коре:
  - Переведи, что мы хотим поменять имеющуюся у нас разную иностранную валюту на доллары.
   Заикаясь, Кора стала объяснять, что с ней известный кинорежиссёр и попросила обменять валюту.
  - Пожалуйста. Давайте ваши деньги.
 
   Сергей с пыхтеньем достаёт из кармана большой, многократно перевязанный резинкой и завёрнутый в старую, потрёпанную газету пакет. Его действия привлекают внимание рабoтников и посетителей банка. Параджанов срывает резинки, разматывает газету, извлекает кучу бумажек и раскладывает их на стойке оператора.
   Что тут началось! Пробормотав "sorry", оператор исчезает за дверью. Кора смотрит на стойку и видит:на ней лежит бог знает что, только не валюта. Венгерские флориты, польские злотые, чешские кроны, монгольские тугрики и ещё какие-то деньги - пёстрые, с изображением птиц и зверей. И всё это грязное, засаленное, потрёпанное.

   Банковские служащие, хихикая и подмигивая друг другу, брезгливо подымали каждую бумажку и, разглядев её, откладывали в сторону. В итоге на столе осталась жалкая стопка, что составляло 120 долларов. Остальное после соответствующих разъяснений пошло в урну. Маэстро был в ярости! На улице он топал ногами, кричал, проклинал подставивших его "друзей". Успокоившись, сказал:
  - Запомни! Уголовник всегда остаётся уголовником. Хоть в тюрьме, хоть на воле.

   Этот случай так обидел Сергея, что он, так любивший рассказывать свои байки, никогда не вспоминал об этом случае.

   Итак, 120 долларов. Пошли с этими деньгами на базар. На базаре Сергей всегда возбуждался: глаза загорались, ноздри раздувались. Он тонко чувствовал ритуальное действо торговли по-восточному.

   В лавке у самого входа Сергей купил золотое колье и несколько цветных бус. На все деньги, которые у них были! Колье было плохонькое - тоненькая золотая цепочка с подвеской - небольшой гроздью мелкого речного жемчуга. Оно никак не тянуло на 100 долларов, но Сергей купил, не торгуясь, и тут же одел на шею Коре.
   Ему было важно сделать первую покупку именно так - просто и небрежно. Задуманное им действо только начиналось. Потом Параджанов брал в руки разные кольца, браслеты, диадему с бриллиантами, безошибочно называл камни, определял качество золота. Бесцеремонно содрал  с витрины парчовую ткань и задрапировал её под тунику.
   Хозяин-турок только рот разевал от удивления, молча взирая на эти манипуляции с его добром. Наконец наступило время торговли.
Переведи ему, что этот изумруд, который он ценит в 1500 долларов, имеет трещину, я без лупы вижу. Беру за 600. Изумруд, который я подарил католикосу, был во-от такой - восемь каратов и чист, как слеза. Этот нужен мне только для воспоминаний о нём.

   Хозяин бьёт себя в грудь, уверяя, что камень чист, потом, разглядев трещину, соглашается отдать за 750 долларов.
   Сергей медленно идёт к двери. Тут появляется мальчик с подносом и их приглашают попить чай с пахлавой и поговорить.
  - Переведи, я беру это кольцо с изумрудом, с трещиной и золотом низкого качества, и к нему вот это колье с мелкими алмазами - всё за 1500 долларов.
   Кора срывается:
  - На какие это, чёрт побери, деньги? Нам и одного гамбургера не купить на наши копейки!
  - Не твоя забота. Ты скажи пусть отложит эти вещи подальше и никому не показывает. Завтра приедет мой друг Ив Сен -  Лоран. Он должен мне большую сумму денег - я расплачусь. Переведи!

   И всё это он говорит совершенно серьёзно и сердится, что Кора его перебивает. Она переводит всю эту околесицу, но хозяин кивает головой и откладывает "покупку" в ящик.

   Наконец вышли из лавки и направились к следующей - ковровой. А молва уже бежала впереди них. Половина рынка говорила, что странный бородач  в пёстром халате купил и отложил драгоценности на 1500 долларов.
   В ковровой лавке Параджанов удивил хозяина знаниями "предмета". Он удобно сел в кресло, а перед ним раскатывали ковры. И он...говорил. Затем выбрал "покупку". Кора снова переводит ахинею:
  - Я беру эти  два паласа и этот ковёр. Пусть положит на верхнюю полку и никому не показывает. Завтра приезжает на кинофестиваль моя подруга, известная французская писательница Франсуаза Саган. Она привезёт мою чековую книжку - я расплачусь.

   В гостинице Кора спрашивает:
  - Объясни мне, пожалуйста, если можешь, для чего тебе всё это надо? Ну, полюбовался красотой, потрогал. Это я понимаю. Но при чём Сен-Лоран, Саган?. Интересно, на какие деньги ты собираешься выкупить все эти сокровища? Какое это имеет отношение к действительности?
   Сергей смотрит на неё долгим удивлённым взглядом:
  - Действительность надо уметь домыслить. Иначе жить неинтересно.

   В Стамбуле Параджанов получил одну из основных наград фестиваля - спецприз за фильм "Ашик- Кериб". Но он не проявлял особого интереса к фестивалю. В последний день его работы Сергей прогуливался с Корой на базаре, окружённый новоявленными поклонниками и зеваками. Вдруг Кора заметила одного из администраторов фестиваля, который подпрыгивал, махал руками и что-то отчаянно выкрикивал. Он сказал, что Параджанова разыскивают по всему городу для присуждения одной из основных премий. Он добавил, что церемония вручения подходит к концу и надо торопиться.

   Уже в машине Кора, от волнения забыв, с кем имеет дело, советует Сергею ограничиться традиционными словами благодарности:
  - Не забывай, мы в Турции! Главное - ни слова о Карабахе!
   В Стамбуле они были в самый разгар карабахской войны.

   Наконец ввалились в зал - потные, запыхавшиеся. Бессменный директор Стамбульского кинофестиваля, Хьюлия Учансу, прерывает свою заключительную речь, встречает Параджанова аплодисментами и приглашает Кору и Сергея на сцену.

   Долго не смолкают аплодисменты, и Сергей преображается: глаза у него загораются -  перед ним аудитория! И какая! Опыт подсказывает Коре, что всё это так просто не обойдётся, и скоро будет горячо.

   Сперва Параджанов сказал, что халат, в который он облачён, "касался тела самого Надир-шаха", и прошёлся по сцене, чтобы все могли полюбоваться его красотой(а на самом деле этот халат сшила по его эскизу из лоскутков соседка Коры, Ляля Агабабова). Потом подошёл к микрофону и сразу же заговорил... о Карабахе.

   - Он произнёс тогда самую яркую,  самую удивительную речь, которую мне когда-либо приходилось от него слышать, - вспоминает Кора.
   - Говорил Параджанов о бессмысленности и жестокости противостояния двух народов -соседей, и о том, что, когда в Карабахе проливалась кровь его соотечественников, он монтировал свой фильм "Ашик - Кериб" о турецком ашуге. А закончил словами:
  - Бог един!

   Наконец всё закончилось. Параджанов с Корой в сопровождении фотографа - армянина, живущего в Турции, пешком пошли в гостиницу. Кора заметила группу молодых людей, идущих за ним, которые яростно жестикулировали и спорили. Она посмотрела на фотографа и заметила, что тот встревожен. Сделав ему знак не привлекать внимания Сергея, она ускорила шаг. Вдруг от группы отделяется молодой турок, подходит к Коре суёт ей записку. Остальные молодые люди отступают в полумрак улицы.

   Так дошли до гостиницы, которая была ярко освещена. Кора развернула записку, подписанную - "Молодые поэты Турции", и прочла:
  - Ты, жалкий режиссёришка! На этот раз прощаем тебя. Не смей упоминать Карабах! Да здравствует Азербайджан! 

   Кора облегчённо вздыхает, фотограф креститься. Тут Сергей выходит из транса и  набрасывается на них:
  - Где? Что? Почему мне не сказали?
  Кора переводит записку, фотограф  рассказывает, что подслушал, что на него готовилось покушение. Глаза Сергея загорелись параджановским огнём и он стал кричать на всю гостиницу, жестикулируя и топая ногами:
  - Как посмели мне не сказать! Как могли скрыть от меня!
   Кора говорит:
  - Если бы я тебе сказала, ты бы непременно спровоцировал покушение.
  - Вот и прекрасно! Вот было бы здорово! Ты что, хочешь, чтобы я умер в своей постели? Кто тебя просил оберегать меня? Я хочу умереть как Грибоедов! Меня бы привезли в Тбилиси, как Грибоедова!
  - Грибоедова убили в Иране.
  - Боже, какая ограниченность! Какое это имеет значение!

   Помирились они утром в самолёте.
   Уже на другой день Параджанов, со смаком и подробностями, рассказывал, как на него покушались в Стамбуле, как Кору пытались похитить под выкуп, и как он отбивал её от "янычаров".  Было много вариантов рассказа в зависимости от аудитории и настроения Сергея.
   
   Георгий Шенгелия перед поездкой в Японию зашёл к Параджанову. Сергей говорит:
  - Я скоро умру, привези мне бумажное кимоно, в которых там хоронят. Я хочу, чтобы вы меня похоронили в таком кимоно!

   Приезжает Шенгелия в Японию. Его друг,известный кинорежиссёр, выслушивает внимательно просьбу и недоумевает: он не слышал, чтобы у них хоронили в бумажных кимоно. Но обещает всё узнать.

   Через несколько дней приводят какую-то бабушку, которая держит в руках мужские кимоно. На ковре расстилает она два тканевых кимоно: темно-коричневое и светло-серое и говорит:
  - Мы обожествляем Параджанова, но мы не можем выполнить его просьбу. В Японии не хоронят в бумажных кимоно и никогда не хоронили. Мы проверили по справочникам. Эти два кимоно - с плеч наших предков. Они пошиты вручную. Более тёмное - Параджанову, по возрасту, а светлое - для вас, по возрасту.

   Уже в самолёте Георгий вспоминает, что это в Англии хоронят в бумажных смокингах.

   Параджанов доволен: одевает кимоно, идёт к зеркалу и говорит:
  - Потрясающе! Это МОЯ вещь! Вот в ней вы меня и похороните!

   Через день заезжает Шенгелия за Сергеем, чтобы вместе ехать. Зовёт его со двора. Сергей выходит на балкон и, выставив три пальца, кричит:
  - Триста рэ!
  - Что за триста рэ?
  - Продал твоё кимоно за триста рэ!
   Георгий ругался на весь двор.


   Зима 1956 года. Жена Сергея, Светлана, сдала первую а жизни зимнюю сессию и едет с Сергеем в Москву. Это их свадебное путешествие. Зима в тот год была суровая: ртутный столбик опускался порой ниже -30 градусов. Перед отъездом  мама заботливо утеплила Светлану, заботясь ни столько о красоте, сколько о здоровье дочери. Она дала ей тяжёлую цигейковую шубу и грубые, но тёплые, на толстой каучуковой подошве сапоги. Скрепя сердце, Сергей согласился на эту экипировку, но в Москве, несмотря на страшный мороз, заставлял Светлану выходить на улицу в тонких нейлоновых чулках и изящных замшевых туфельках.
 
   Однажды они договорились пойти в музей изобразительных искусств. Сергей был у кого-то в гостях, и встретиться супруги договорились в музее. На сей раз Светлана оделась так, чтобы не мёрзнуть. Увидев её в вестибюле, Сергей окинул жену взглядом и с возмущением и некоторой брезгливостью воскликнул:
  - Как?! Вот ЭТО!!! И французские импрессионисты?!
   Светлана заплакала. Знакомство с французской живописью состоялось через пелену слёз.

   И Такой уникальный человек имел основания сказать о себе: "Государству я не нужен живым. Вот когда я буду в гробу - я стану драгоценностью! Потому что нужно за эпоху отчитываться!"