При Королевском Обществе Естествознания была Кафедра Богоестественного происхождения Короля и его подданных. Занимались на этой кафедре изучением доказательств естественного происхождения народа и божественного происхождения Короля этого народа. Занимались этим учёные мужи в званиях не ниже профессора естествознания. Располагалась кафедра в старинном особняке на окраине королевства. При особняке жил и работал служка, он же садовник-истопник.
На кафедре этой, в большом каминном зале старого особняка, собирались допоздна учёные мужи и спорили о происхождении народа в этом месте. То есть в Королевстве. Они зачитывали множество цитат из прежних трудов, а так же, полевые заметки своих бригадиров. Они привозили целые сундуки артефактов доказывающих или опровергающих что-либо. И часто, в конце спора, кто-нибудь из них восклицал:
— Я-то уже точно понимаю, но мне недостаточно сведений, чтобы доказать всему миру!
На всё это часто и подолгу смотрел садовник, когда разжигал камин для господ учёных. Дрова, из-за климата в Королевстве были сырые, и садовник подолгу был невольным свидетелем бесед. Иногда, кто-то из господ, ради веселья, обращался к садовнику:
— Эй, садовник, а что Вы, милейший, скажите по поводу происхождения коренных жителей королевства? Вы тоже из них.
На что садовник им отвечал:
— Я-то точно знаю, но я не профессор и мне недостаточно умных слов, чтобы доказать всем вам!
Эти его слова очень веселили господ учёных.
Так было много лет подряд. И господа учёные и садовник неуклонно старели. Но учёные так и не смогли нарисовать для истории сколько-нибудь достоверную картину того что они изучали. Садовник же за эти годы вполне поднаторел, и неплохо стал разбираться в строении черепов местных жителей, в генеалогических знаниях о предках Короля, об акцизах на фураж в годы депрессии, и много ещё в чём. Так что, он вполне уже мог общаться с учёными на их языке. Однако, на ставший уже традиционным вопрос происхождения коренных жителей королевства он по-прежнему отвечал:
— Я-то точно знаю, но я не профессор и мне недостаточно умных слов, чтобы доказать всем вам!
И все, как и прежде, по привычке смеялись.
Вот однажды. В очередной такой беседе, кто-то, по доброй традиции, снова спросил садовника:
— Эй, садовник, а что Вы, милейший, скажите по поводу происхождения коренных жителей королевства? Вы уже столько лет участвуете в дискуссии, может уже нашли ответ?
И тут садовник ответил:
— На самом деле я уже могу рассказать, как здесь всё происходило. Я много услышал от вас, но сам-то я живу среди простых людей и знаю многое о своём народе изнутри. Сведя воедино знания, полученные от вас, учёных мужей, и от своих соседей, ямщиков, да торговок, я нашёл то недостающее знание, которого не хватает вам.
— Так, милейший, продолжайте, — оживились профессора и академики.
А садовник ответил:
— Расскажу в обмен на звание профессора естествознания.
Все засмеялись.
— Да в уме ли Вы, милейший. Да и звание профессора подразумевает чтение лекций, а Вы и читать-то не умеете.
На что тот ответил:
— Зато рассказывать могу. Просто поймите, вот расскажу я вам эту историю, вы её напечатаете в научных журналах, и вскоре этот труд будет признан самым доказывающим, его прочтут многие учёные и спросят, — а кто же автор сего великого прорыва? А вы ответите что? Садовник-истопник? Да вас засмеют во всём научном сообществе. Ведь если среди всей кафедры Королевского Общества самый умный садовник, то вам придётся сменить мантии на мётлы. А так я буду на лекциях эту историю студентам рассказывать. Жалование за это уж побольше, чем моё.
— А если не признают этот Ваш труд достоверным, что тогда? — Спросил один из профессоров.
— А сколько уже ваших трудов признаны несостоятельными? А жалование вам платят исправно. Так что вы-то ничем не рискуете.
Учёные призадумались. Верно говорил садовник. Да и много лет он участвовал в диспутах и все признали его острый ум и многие знания. Решено было присвоить ему звание профессора естествознания. Уж очень хотелось всем учёным узнать эту историю народа, загадку которого они так и не раскрыли, но, кажется, раскрыл садовник. Да и давно была назначена должность лектора для молодых студентов, а никто работать с глупой молодёжью не хотел. Пусть себе читает. Зато, кафедра может прославиться, если садовник познал истину.
Снова шли годы. Садовник в должности профессора естествознания читал лекции. Ну как читал, читать-то он не умел, он пересказывал ту историю, которую рассказал учёным мужам, из-за которой его и сделали профессором. Студенты его любили. Его лекции не были занудным цитированием из пыльных книг. Он всегда говорил без бумажки, и его рассказы всегда были забавны, хоть и не всегда походили на научные труды. Труд садовника был опубликован. А как не опубликовать, ведь он профессор естествознания, и читает лекции на престижной кафедре. Всё-таки не садовник.
Прошло ещё много лет. История, рассказанная садовником и опубликованная им же, но, профессором, так и не была признана ни верной, ни научной. А садовник так и жил в звании профессора естествознания, рассказывал лекции и получал приличное жалование. Жил он, как и прежде, в особняке, где располагалась кафедра, там-же и работал, чем не вызывал сомнений в своей учёности среди людей. А садовником и истопником взяли другого.
Учёные, выдвинувшие его на звание профессора, так не решились лишить его звания, так как пришлось бы назвать причину такого решения, а именно то, что учёные поверили садовнику и сделали из него профессора. И если бы это узнали в широкой научной общественности, то званий и должностей лишились бы они сами.
Лишь на смертном одре, старый садовник который стал профессором, шепнул на ухо одному своему студенту.
— А я и вправду ничего не знал, да и понимать ничего не понимал из их белиберды. Я просто вставлял в ответы их словечки, а они удивлялись какой я умный. А я ведь с ними дурачился и только. Они сами такое придумали, спрашивать у садовника умные вещи. А как я стал жалование профессора получать, то подумал, — а кому я наврежу, если всё останется как есть?