В тайге в густом заповедном бору в самой чащобе жил-был медвежонок Мишка. Отец его Потап был медведь занятой – бродяжничал по лесу да за порядком следил. Если вдруг повстречается ему на дороге чужак или увидит упущение какое – становился хозяин тайги на задние лапы да рычал на всю округу дурным рыком, от которого листья на осинах дрожали мелкой дрожью, а звери прятались в норы – от греха подальше. Получив вразумление, а порой и пинка хорошего, местная живность старалась делать свои дела по уму, а чужаки – бежали без оглядки, поджав хвосты и разнося по всей округе славу о грозном хозяине заповедного леса.
Мишутка в отцовские дела не мешался, а жил себе в берлоге с мамкой Медведицей: лапу по ночам сосал да дурачился понемногу. И всё было бы распрекрасно, если бы в звериной школе лесные педагоги не придумали писать сочинение на извечную тему о том, кем зверята мечтают стать, когда вырастут. Задумался медвежонок, начали в его лохматой головушке всякие-разные заумные мысли гоняться друг за дружкой, бередить детскую душу. Да так его достали, что даже зачесалось у косолапого за ухом и ужасно захотелось примерить на себя судьбу лесных жителей – побывать в шкуре волка, ежа, енота.
Сказано – сделано. Перво-наперво пошёл он к заячьей норе. Внутрь, конечно, пролезть не смог, а потому вызвал зайчонка к себе:
– Скажи, косой, как тебе живётся в лесу, и стоит ли мне тоже становиться зайцем?
– Что ты, что ты, Миша, – удивился тот, – и не вздумай! Вот ежели, положим, за тобой волк погонится или лиса, то душа твоя от страха в пятки уйдёт, а глаза перекосятся на сторону, чтобы, значится, за погоней следить. Увидят звери лесные такое твоё безобразие и потеряют всякое уважение к вашей медвежьей породе. Подорвёшь ты авторитет не токмо свой, но и папаши твоего Потапа.
«Да, не к лицу медведю по лесу от волков зайцем скакать, – прикинул про себя Михаил. – Зря я сюда пришёл, не сообразил сразу. Ну, да ладно, впредь умнее буду».
Ретировался он и двинулся прямиком к волчьей норе. Спросил у хозяина:
– Скажи мне, серый, а хорошо ли быть волком? Хочу я твоей бродяжьей судьбы отведать.
– Ты что, дружок мой бурый, мухоморами объелся? – удивился волчара. – Попробуй сперва хоть самую малую зверюшку поймать, а потом уж и говори. Тут ловкость да быстрота нужна. Пока ты лапой замахнёшься, добыча мимо когтей и проскочит – в норке скроется. Или хуже того – на дерево заберётся да шишками в тебя пулять станет. А ведь мы, серое племя, по деревьям не лазаем. И бывает, такая тоска после неудачной охоты тебя возьмёт – хоть волком вой.
Почесал медведь за ухом, однако дремучие его мыслишки прочь уходить не собирались. Напротив, мозговой процесс в растревоженной лохматой головушке принялся набирать новые обороты. Задумался наш герой. И пошёл – куда глаза глядят. Видит – навстречу Лось бредёт по лесной тропинке. Посмотрел на него Мишка и обзавидовался – уж больно тот ладный да здоровый был. Говорит косолапый другу своему парнокопытному:
– Привет, Лосяра! Надумал я стать таким, как ты – быстро бегать да врагов своих копытами бить. А придётся – и на ветвистые рога их подниму. Что скажешь?
– Дело, конечно, твоё, – вздохнул Сохатый, – только не вырастут у тебя ни рога, ни копыта, как ни старайся. Ты уж прости меня за прямоту.
Пуще прежнего закручинился Мишка. Но затею свою не оставил – упрямый был, как молодой ослик. Пошёл он к лисьей норе, постучался. Встретила его Лисичка приветливо, мёдом угостила. А когда поднял дорогой гость морду от сладкой лохани, стали они с Патрикеевной думу думать, как медведю лисой обернуться.
Перво-наперво достала проказница из дальнего чулана краску, коей седину свою замалёвывала, и выкрасила гостя дорогого так, что стал тот рыжее рыжего, будто осенняя листва опавшая. Хвост ему нашла пушистый, да к обрубку медвежьему скотчем и примотала. А затем, едва сдерживаясь от хохота, принялась учить косолапого походке лисьей, элегантной.
Скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается. Стал медвежонок на рыжую плутовку похож – не отличишь. И когда всё было готово, повела его Лиса на свой разбойничий промысел – на дело, значит. В ту пору зима была. Пришли они к лесной дороге, дождались, когда мужик на реку за рыбой на санях отправится. И пока этот недотёпа с сетями возился, уложила хитрая бестия крашеного медведя поперёк санного пути, а сама за кустом спряталась.
Человек тот, похоже, ещё и подслеповатый был. Остановил лошадь да и бросил найденного зверя в сани к мешку с рыбой. Видать не в диковинку ему были такие находки – приучила его рыжая. Не сообразил олух, что не могут так часто на дорогах лисьи шкуры валяться. А Мишка наш по научению Патрикеевны – рыбка за рыбкой, рыбка за рыбкой – так полмешка добычи и выбросил Лисе на дорогу. А потом, видать, пригрелся на соломке да и слопал с аппетитом оставшийся мужицкий улов. Но тут, на беду, лошадь учуяла, что дикий зверь в санях урчит да с боку на бок ворочается. Перепугалась сердешная и понесла – что было силы. Потапыч наш кубарем с саней скатился, да и был таков.
Долго потом ему Лиса выговаривала за то, что он всю рыбку до последнего колючего ёршика оприходовал: нельзя, мол, мужика без улова оставлять, чтоб и в другой раз можно было к нему за добычей прийти. Но так и не сумел понять косолапый всех этих лисьих хитростей. Медведь – он и в Африке медведь, как ты его ни назови, в какой цвет ни раскрашивай.
А когда закончилась у наших друзей ворованная рыбка, стала Лиса Мишку на новое дело снаряжать – на куриный промысел. Не хотел бедолага душить несчастных клушек в мужицком курятнике, однако пришлось. У Патрикеевны не забалуешь: назвался груздём – полезай в кузов. Выбрали подельники ночку потемнее да и отправились на дело, разбойнички крашеные. Рыжая затейница осталась сторожить под забором, а Мишка, будто заправский лис, забрался на самый верх курятника.
Хотел, как учили, слегка разгрести соломку, да и проскользнуть вовнутрь. Однако не рассчитал косолапый своей весовой категории – проломил-таки крышу и шандарахнулся прямо петуху на голову. Петя с перепугу заорал дурным голосом, куры закудахтали, собаки во дворе с цепи сорвались – поднялся невообразимый гвалт! Пришёл мужик с дубиной, стал охаживать незваного гостя по бокам да по дурной его головушке.
Взревел наш крашеный Мишка. Да так, что прямо на месте болезнь у него приключилась – медвежья. А когда полегчало болезному, выломал он с разгона доску заборную и помчался стрелой восвояси. Собаки – за ним. Долго гнались, кусали, пока хвост накладной лисий у него с мясом не выдрали.
Отлежался бедолага под кустом, но к Патрикеевне не пошёл более, вернулся к мамке своей в берлогу. Та только лапами всплеснула. До чего, мол, довели сыночка глупые мысли! Приголубила его, как могла, вымыла. Тут и Потап, отец Мишутки, заглянул на огонёк. Услыхал он про такие дела и стал учить своенравного отпрыска уму-разуму:
– Пойми, дурья твоя башка, что не волк ты, не заяц и не лось. Ты сын мой – медведь, Михайло Потапович. Мишкой родился, мишкой и помрёшь. И не стоит тебе краситься ни в рыжий, ни в белый, ни даже в сербурмалиновый цвет. Хотя, мой полярный родич – весьма уважаемый и сильный зверь. Наше дело медвежье – лес охранять да порядок наводить. Нечего хитростями лисьими заниматься! Возьму-ка я тебя к себе в обучение – вырос, поди. Сменишь меня, когда время придёт.
Согласился Мишка, но всё равно не давали ему покоя дурные мысли. И стал он приставать к отцу с расспросами:
– Батя, вот я сейчас простой медведь. А старшим над медведями буду?
– Будешь, сынок, будешь. Сделаем тебя старшим. Учись только, старайся.
– А лесным генералом стану, чтобы все звери мне честь отдавали?
– Конечно! Я ведь генерал Топтыгин, и ты будешь генералом.
– А Царём всех зверей?
– Э, нет, дорогой, не получится – почесал в затылке Потап. – У Льва свой сынок есть. Так что…
Выслушал отца Мишутка и задумался на этот раз основательно. Да такие в его детской головке процессы пошли, что даже уши у лесного философа оттопырились, а в глазах осмысленное выражение появилось. До чего он додумался, не ведаю. Однако то уже хорошо, что пропало у косолапого желание чужие шкуры на себя примерять. И на этом спасибо.