В хранилище фондов Ярославского музея-заповедника тишина. Вот она, долгожданная папка номер шестнадцать. Их не так много, этих удивительных по своему эмоциональному воздействию рисунков, академика архитектуры Александра Сергеевича Никольского. Семь цветных акварелей блокадного Ленинграда: «Тревога», «Одно из бомбоубежищ Ленинграда», «Памятник Петру Первому», «Одна из баррикад у Обводного канала», «Пожар Американских гор с Зимней канавки», «На Неве», «Пожар Американских гор». Десять рисунков карандашом, показывающих Ярославль 1942-1943 гг; Советская площадь, набережная, городские ансамбли. Особенно впечатляют два: рисунок, изображающий строй солдат, марширующих по Советской площади, и та же площадь во время ночной тревоги. В каждом сюжете свое настроение, определенное состояние. Зафиксированы конкретные события, единичные факты, но Никольский показывает их так, что в этих фактах раскрываются типичные черты времени.
Возьмем те же ярославские сюжеты. Как архитектора, его, конечно, прежде всего, интересовали самобытность Ярославля, его старина, особенности планировки. И одновременно – у прекрасной старинной церкви стоит солдат, перед колокольней, на первом плане, женщины развешивают белье, лошадь с телегой, солдат с автоматом на безлюдной улице у колоннады. На рисунках вместо обычной подписи художника – «АЭН». Псевдоним «Александр Никольский». АЭН – личность яркая, самобытная, талантливая.
В 1945 году маршал Г.К. Жуков попросил направить в Берлин для участия в комиссии советника по архитектуре. Послали Никольского.
- Батюшки мои, да ведь это же сама Русь! – воскликнул маршал, когда в дверях его кабинета, почти целиком заполнив пролет, возникла крупная фигура военного с бородой.
В историю блокады Ленинграда академик Никольский вошел как живой символ несгибаемого мужества ленинградцев. Это он, полуживой от истощения, в конце 1941 года при тусклой коптилке проектировал в подвалах Эрмитажа Триумфальные арки для встречи войск, прорвавших блокаду Ленинграда.
А какой он был до своих Триумфальных арок и после них, один из первых советских зодчих? Родился в семье саратовского земского врача, окончил институт гражданских инженеров. Награжденный за дипломный проект золотой медалью, по решению Ученого совета института был командирован в 1913 году в Италию для изучения византийского зодчества.
20-е годы для архитектора насыщены поисками новых типов зданий и сооружений, новых средств выражения, выработкой своего творческого почерка. Он создает первую в Ленинграде архитектурную мастерскую из молодых преподавателей и студентов. Здесь разрабатываются экспериментальные проекты залов общественных собраний, кинотеатры, столовая, библиотеки. Его идеи воплощаются на практике в жилой застройке Ленинграда.
30-е годы – период творческого подъема архитектора. В это время всю свою энергию он направляет на проектирование стадиона для 100 тысяч зрителей и физкультурно-паркового комплекса, решая задачу создания «нового, советского типа большого стадиона, как центра не рекордсменства, а массовой физкультуры и отдыха трудящихся».
В ночь на 22 июня 1941 года Александр Сергеевич заканчивал работу над проектом парка. Сколько идей, надежд и планов теснилось в его голове. А в это время уже падали бомбы, сброшенные гитлеровцами на города Украины и Прибалтики.
Многие студенты и преподаватели Ленинградской академии художеств ушли добровольцами на фронт. Академики, в том числе и Никольский, возглавили бригады, занимавшимися маскировочными работами на предприятиях и города и на кораблях Балтийского фронта.
Когда начались интенсивные бомбежки, Никольский нес вахту на посту ПВО. «Месяц и один день шла бомбежка города. Месяц и один день жена и я торчали на чердаке…», - так начинается его блокадный дневник, само по себе произведение уникальное, ни с чем несравнимое. Сто двадцать семь страниц рукописного текста с рисунками, которые необычно живо передают атмосферу блокадного Ленинграда. Огромный смысл заложен уже в шмуцтитуле, предваряющем это удивительное произведение силы духа. Ночное небо, пронизанное лучами прожекторов, силуэт Адмиралтейства, разрушительный силы взрыв над подвалом, где человеческая фигура склонилась над рабочим столом. И знаменитое восклицание Архимеда «Не трогай моих чертежей!», брошенное в лицо варвару-убийце, занесшему свой меч над его головой. Не трогай Ленинград!
Месяцы блокады стали для Никольского периодом напряженного труда. Он продолжал работу над стадионом. Создал серии рисунков о блокадном быте Эрмитажа, о ленинградских пожарах, о набережных Невы, о кораблях у ее причалов.
Подвалы спасали от артиллерийских налетов и бомбежек, но холод и голод подтачивали силы. «Полагаю, самое страшное позади, но началось не менее страшное. Чем кормить Веру? Кроме полугорсти крошек белых сухарей и черных ничего нет, не считая пайковой «хлебомассы». Я «бодро» живу на нервах», пишет он 1 января 1942 года. Жизнерадостность, чувство юмора не покидало его. В тот же день он сочинил и графически оформил приветственный новогодний адрес директору Эрмитажа академику И.А. Орбели:
Под звуки лиры и свирели
Хочу я петь И.А. Орбели, -
Но мысли – робкие газели –
Как лань пред тигром, оробели.
А истощение забирало последние силы. «За три недели по статистике умерло 40 архитекторов – членов Союза. Это по два человека в день. Смерть уже не потрясает. Нервы притупились. Лучше умереть, чем сдать. Я твердо верю в скорое снятие блокады»… пишет Александр Сергеевич 22 января. Наконец, после пятого предложения Никольский принял решение 7 февраля 1942 года выехать из Ленинграда.
На днях в редакцию пришло письмо из Челябинска. Автор его архитектор Мария Яковлевна Иванцова рассказала о судьбе своей семьи. Она и ее муж – молодой талантливый архитектор В.П. Сугоняев, оставались в блокадном Ленинграде. Уже в ноябре Валентин Петрович потерял силы. В феврале 1942 года семью Сугоняевых вывезли на автомашине через Ладожское озеро. В железнодорожный состав они без помощи людей уже подняться не могли.
И вот здесь произошла их встреча с Никольским. Он хорошо знал и ценил Сугоняева, перед войной приглашал к себе домой и предлагал рисовать перспективы по своим проектам. Вместе с мужем к академику приходила и Мария. На станции он увидел их в беспомощном состоянии, подбодрил ласковыми словами, утешил плачущую женщину. Сам он вместе с женой, родственницей и еще одним ленинградским архитектором ехал в отдельном купе и пригласил молодую чету. Помог им сесть в вагон. Посреди купе стояла печка-времянка, были устроены нары. Никольские отдали Валентину и Марии немного хлеба и кусочки сахара. Эшелон прибыл в Ярославль. По ходатайству Александра Сергеевича на Всполье (ныне Ярославль Главный) Сугоняева сняли с поезда, отвезли в больницу – ночью Валентин умер от дистрофии. Сейчас его имя на мраморной доске в Союзе архитекторов – как погибшего в блокаду Ленинграда. Похоронили его на Туговой горе.
А Мария теряла интерес к жизни. И каждый день к ней в больницу приезжали архитекторы, ученики Никольского, его жена». Им я обязана жизнью», - пишет Иванцова.
Прибытие академика Никольского взволновало ярославскую творческую интеллигенцию. Еще бы, АЭН был предметом любви, уважения всех и вообще самым распространенным персонажем шаржей и капустников. Неиссякаемый юмор, оптимизм, безграничная эрудиция, как магнитом, тянули к нему молодежь. Никто не мог миновать поле его притяжения. Нашел он здесь и старых друзей.
В первые же дни Никольский обошел весь город. На одном из собраний городских архитекторов Никольский, шутя, говорил коллегам:
- Зачем вам перестраивать такой красивый город.
Но и у него рука сразу же, потянулась к ватману…
В то время председателем Ярославского отделения архитекторов был замечательный человек К.К. Некрасов. Вместе с женой и детьми он ютился в небольшой комнате. На К.К. Некрасова прежде всего легли заботы о приеме большого количества архитекторов из блокадного Ленинграда. Как кормить, где разместить, как содержать?
Академик не раз бывал в его семье. И здесь, в тесноте, среди возни малышей велись разговоры о вершинах архитектуры, звучали всемирно известные имена. Тогда АЭН подарил Некрасову свой рисунок – белый парусник на Волге.
А Полина Ивановна Егорова все эти годы бережно сохраняла в своем домашнем архиве эскизы Никольского к проекту стадиона для Ярославля, рисунки стройных башен, ротонд и колоннад.
И был еще один адрес, куда АЭН приходил часто и с удовольствием. Это «зеленый домик» в Карабихе, где в войну жила вся семья внучатого племянника поэта – Горбатова. Лука Константинович Горбатов был подростком и хорошо запомнил посещение необычного гостя и его жены. Никольские и группа ленинградцев-блокадников жили тогда в местечке Черелисино в окрестностях Карабихи.
Для самого АЭН эти годы были также наполнены напряженным трудом. В Карабихе сделана часть рисунков для блокадного дневника. В Государственном музее истории Ленинграда хранятся записи и рисунки того времени под названием «Автомонодневнография». В своем «жизнеописании» А.С. Никольский перечислил 19 пунктов, по которым шла работа в 1942-1943 гг.. Это - проекты физкульткомбината, саманных домов для колхозников – по заданию Академии архитектуры, проекты колхозных домов по заданию Ярославского облисполкома, литографии на тему «Стадион имени С.М. Кирова на Крестовском в Ленинграде» и работа над монографией, литогравюрами, рисунки по теме «Ленинград в дни блокады», виды и ансамбли Ярославля, 20 скульптур из глины на колхозные темы, проект парка и стадиона на 15 тысяч мест для Ярославля, «десять листов чертежей и рисунков с титульным листом, текстом и виньеткой».
После возвращения в 1944 году в Ленинград А.С. Никольский продолжил работу над проектом стадиона им. С.М. Кирова в парке Победы. И ему довелось пережить свой звездный час, когда огромная чаша стадиона приняла 100 тысяч первых своих гостей. Среди участников торжества выделялась богатырская фигура Александра Сергеевича, академика архитектуры, прекрасного художника, скульптора, автора необычного дневника, человека, чья судьба в самое трудное для него время переплелась с судьбой Ярославля.
Использованы фотографии сайта А.С. Никольский