День встреч День влюблённых

Инесса Баскина
Моей Люле на Днюху от Нюхи.
Никакой тишины. Суета. Сколько раз приходилось Глебу летать на комфортабельных самолётах. Этот самолёт был лучшим. Он возвращал Глебу надежду. Глеб возвращался в детство. Он знал где оно, и точно знал, куда ушло детство. Несколько часов полёта в металлическо-велюровом закрытом пространстве не пугали невысокого, коренастого, модно одетого пассажира. В глазах его было столько вселенской печали, что технические вопросы полёта мало трогали молодой мозг. В душе Глеб считал себя стариком, «моральным стариком», и если после этой поездки ничего в жизни Глеба не изменится, ему уже никогда не вдохновиться на счастливую жизнь. Надо было ставить точку над «I» длиною более чем в 13 лет.
- Сэр, Вам чай, кофе? – Глеб, не заметил, как самолёт оказался в воздухе, как разносили выпивку и уже начали на ломаном английском языке предлагать коричневую горячую жидкость с разными названиями. Усталыми глазами безнадёжного бабника Глеб оценивающе осмотрел стюардессу и натянутым в улыбку ртом на корявом русском языке, процедил:
- Обязательно барышня буду. И Вас буду, если Вы входите в стоимость полёта, - с «чёртиками в глазах», игриво заговорил Глеб. Он привык играть, и ему никто не отказывал.
Стюардесса, «не снимая» улыбку с лица, наклонилась вплотную к лицу Глеба и, держа в руке чайник с кипятком, на чисто русском языке проворковала:
- Обязательно, – и начала потихоньку наклонять чайник, прямо над ширинкой Глеба.
- Э - эй! Я пошутил,– не на шутку испугался Глеб. Быть ошпаренным в причинное место ему не хотелось.
- Я тоже пошутила, - поднимая свой бюст и так же улыбаясь, отчеканила  «Юля», так было написано на её бейдже.
- Просто мне сказали, что все стюардессы на этих авиалиниях доступны, - пытался оправдаться Глеб.
- Попробуйте спросить других девочек, если, конечно, не боитесь быть ошпаренным, укушенным, облитым и голодным, - и уже уходя, - ну что, позвать девочек с наших авиалиний?
- Ну всё, всё, я понял, - Глеб поднял руки вверх, - сдаюсь.
Через несколько минут Юля как ни в чем не бывало стала разносить наушники. Кому от телевизора, когда экран общий, а звук у каждого свой,  кому с CD-плеером. Глеб выбрал музыку, он не хотел никуда глядеть. Ему было всё равно, что слушать. Он не собирался ничего слышать, он собирался всё обдумать, всё вспомнить. Оставалось не так много времени полёта.
Полёт только начинался.
Глеб, не глядя, выбрал диски и так же, не глядя, вставил один из них в плеер. Через пару минут Юля подошла к Глебу и ловким движением распаковала наушники, вставила их Глебу в уши, потому что он сидел недвижимым и смотрел в окно. Включить CD включил, а провести в уши звук забыл. Ещё через минуту Глеб закрыл глаза. Музыка «втекала» в него, «обволакивала» сердце, «плавала» по Глебову телу как хотела, втягивая его в самозабвение. Тело стало расслабленным и неуправляемым.
«…..Мы летели молча, не держась,
Кто же из нас первым упадёт…»
Глеб дремал, и ему снился сон. Он снился ему часто, настолько часто, что краснота в глазах не проходила, а печаль стала его спутником.
ОН ЛЕТАЛ ПО НЕБУ С ДЕВУШКОЙ, НО НИ РАЗУ ГЛЕБУ НЕ УДАЛОСЬ УВИДЕТЬ ЕЁ ЛИЦА. ОНИ ЛЕТАЛИ С НЕЙ, НЕ ДЕРЖАСЬ, ВОКРУГ ОБЛАКОВ, И ОН КАЖДЫЙ РАЗ ВГЛЯДЫВАЛСЯ В ЕЁ ЛИЦО, НО, КАК ТОЛЬКО ГЛЕБ ДЕЛАЛ ПОПЫТКУ ПОЙМАТЬ ДЕВУШКУ И РАЗВЕРНУТЬ К СЕБЕ ЛИЦОМ, ЛИК ИСЧЕЗАЛ.
Глеб просыпался в поту, всякий раз, когда сон догонял его. В самолёте этого не произошло. ОН УВИДЕЛ. НЕ ЛИЦО. ВСЕГО ЛИШЬ ОЧЕРТАНИЯ. НАБРОСОК. НО ЭТО БЫЛА ОНА.
Музыка помогла (Глеб никак не мог понять, как незнакомая ему певица Земфира из России поняла его чувства). Вот так сила музыки и таланта. Полёт помог. Стюардесса помогла. Всё правильно, он на правильном пути. Так не могло продолжаться вечно, чтоб душа страдала от БЕСЦЕЛЬНОСТИ. Глеб был цельным человеком. По современным меркам удачливым, деловым. А душа маялась. НЕПРИКАЯННАЯ. Глеб пытался эту душу поселить куда-нибудь. То в рюмку, то в статью, то в искусственно разогретую постель к очередной барышне. Душа не выносила таких испытаний и, до упора сжатая от мучений, как пружина, отскакивала с невероятной силой и скоростью обратно в БЕСЦЕЛЬНОСТЬ. И управлять душой становилось всё сложнее и сложнее.
Один раз, посетив психоаналитика, циничный молодой человек (а Глеб был таковым), забудет туда дорогу. Ни один даже самый дорогой «душелаз» не сможет вернуть Глебу семью. Была бы семья, и душа окрепла бы. Вместо того, чтобы тратить деньги на душевное «мусорное ведро», Глеб решил вернуться в детство. Он должен всё перестрадать сам. Походить по местам, где прошло его детство. Его бедное сибирское детство, до чего же оно было тёплым! От воспоминаний о детстве у Глеба начинало «разливаться» тепло по телу от желудка к горлу. Начиналось пощипывание в глазах и покалывание в носу.
Обрадованный тем, что после очередного сонного полёта его не прошиб пот, Глеб слушал и слушал музыку. Несколько раз подходила стюардесса, предлагала напитки и новые CD, но Глеб с блаженной улыбкой на лице, мотал головой из стороны в сторону. И только когда загорелось табло «пристегните ремни», и бархатный голос Юли объявил, что самолёт идёт на посадку, что сегодня 13 февраля, температура в городе Новосибирске -17С, давление…… Желаем…… Поздравляем…. у Глеба заколотилось сердце так, что он половину сказанного стюардессой уже не слышал. Оглядевшись по сторонам, Глеб понял, что все спокойны, и никто не слышит стук его сердца. Сердце не стучало, оно било набат. Так оно стучало третий раз в его жизни. Это был сигнал к переменам. Это был страх. Страх выживания на этой Земле в человеческом обличии с набором оголённых чувств и непослушной душой.
Кровь понеслась в голову Глебу. Фонтан крови из недр организма ударил по глазам. Глаза задёргались, не выдержали и закрылись. Стало темно и не страшно. Реки крови заполняли голову, закручивали в водоворот и забирали главное, что есть у человека – РАЗУМ. Глеб упал. Кровь прорвалась наружу через нос. Это было счастьем. Значит, есть где-то в его голове обходные пути для такой лавины крови. Значит, крепка броня у мозга, коль не впустила к себе нежданного гостя. А нос? Ерунда, вытерпит. И новый джемпер, специально купленный для этой поездки, вытерпит. Глеб теперь всё вытерпит.
Полёт только начинался.
Очнулся Глеб на носилках. Его выносили из самолёта. Хотели впопыхах вперёд ногами, да Юля заверещала:
- Эй, вы, рано его ещё вперёд ногами! Хам он, конечно, отменный, ну да пусть живёт. Хоть и слабак мужик. А ещё всю нашу женскую часть авиалинии хотел поиметь! Перелёта-то не выдержал, а от моих объятий, ещё  раньше бы гикнулся. Юля не злилась, она защищалась этими шутками, действительно испугавшись за молодого человека.
Глеб открыл глаза и увидел ясное небо. Ни в одной стране мира не было такого неба. Строгий нежно-голубой морозный цвет. Ни единого облачка. Увидев Юлю, Глеб еле слышно сказал «Спасибо». В стильной форменной зимней одежде она наклонилась к нему и еле слышно, со слезами на глазах ответила:
- Поправляйся, и всё, всё у тебя будет хорошо!
Она выглядела как ангел на фоне неба. И вовсе она была не стервой. Глеб попытался встать, но врачи в этой попытке ему отказали. Не понимают они мелкие, какая сила в Глебе таится. Сколько жизни теперь в нём. И как только носилки спустили с трапа, больной тут же соскочил. Попрыгал по земле, как бы проверяя прочность самой земли, поднял руки вверх, как бы потрогал небо, и побежал. Побежал, что было сил. Со всех сторон раздавались крики:
- А ну-ка, вернитесь на носилки, а если это инсульт?
- Мужчина, заберите  сумку!
- Сумасшедший!
Эхо криков разносилось по лётному полю.
И только Юля смеялась. Её смех звоном разносился над аэродромом и достигал ушей Глеба. С этим смехом начиналась новая жизнь.
Навстречу Глебу бежал милиционер. Неуклюже бежал. Вяло бежал. Мало того, что форма ему мешала, гололёд был не кстати. Зарплата маленькой была. Любви в его теле не было. Но у милиционера был офицерский долг, и он бежал. Но где ему догнать Жизнь?
А в Глебовом теле помимо Жизни набирала силы Любовь. И Кровь, как рванула в голову из сердца, с такой же скоростью понеслась по всему организму обратно: любовь разносить. И попутно всем органам сообщать: «Хозяин, дескать, сбрендил. На пороге нового стоит. Сам не знает, чего хочет, но сильно-сильно хочет. И остановить его нельзя. Я вот пыталась его остановить, да видать, рано ещё. Пусть живёт. Мне не жалко. И я с ним поживу, нервы пощекочу, нравится он мне очень. А ты, Душа, будь на чеку, не подведи хозяина». Сказала Кровь, как отрезала. Хоть и вторая она была, отрицательная, но мыслила она положительно.
***
Утром в городской Новосибирской квартире, в стандартной девятиэтажке, с набором мебели небогатых людей, зазвонил будильник. Поёживаясь, из-под одеяла  «вынырнула» маленькая женщина. Ничего примечательного в ней не было. Фигура – веточка. Лицо из толпы. Голос без звона. Быстрыми шагами, почти вприпрыжку Галя, чтоб не прикасаться долго к ледяному полу, проскакала в ванную комнату. Открыла кран с горячей водой и начала ждать. Вода не хотела быть горячей, она оставалась непонятной температуры. И руки не замерзали, но и помыться невозможно. А ещё двадцать первый век! Ладно, горячая вода отменяется. Хорошо, что завтра вечером Галя запланировала с подружками сходить в сауну. Пообщаться, отогреться. Сыновьям хорошо, они в бассейне три раза в неделю в воде плюхаются. Надо тоже записаться в бассейн, подумала Галя, но тут же себя остановила. Драгоценное утреннее время идёт, а она всё ещё в ванной. Так и не дождавшись горячей воды, женщина-веточка быстро умылась и поскакала на кухню. Очень скромную кухню. Единственным украшением которой были живые цветы в горшках. Их ещё мама посадила и трепетно ухаживала. Галя все цветы сохранила и оберегала их от холода. Они отвечали ей взаимностью. Галя разговаривала с ними. Плакалась им и верила, что они все слова передают маме. А мама отвечала распустившимися цветочками.
- Приве-е-е-т! – пропела Галя цветочкам.
Привычным движением руки провела по листочкам и веточкам, включила радио. Взяла с холодильника коробок спичек, раскрыла его и бросила на пол. Затем поставила кастрюлю с заранее замоченной крупой «Геркулес» на плиту, помешала и ….. начала собирать спички с пола по одной и складывать обратно в коробок. Раз и, два и..  На каждой двадцатой спичке она делала перерыв и помешивала кашу. По доброй воле Галя зарядку не любила, а так и спички собрать и кашу правильно сварить.
Движения Гали были настолько органичны и пластичны, что напоминали больше ритуальный танец, чем простое выполнение утренних обязанностей.
Местное радио сообщало, что сегодня пятница, 13 февраля, 200.. года, температура в городе и по области -17С - -20С. Осадки…. Давление…. Гололёдные явления..  всё как обычно.
Галя обещала в ближайшие выходные погулять с детьми в ледяном городке на набережной. А значит сегодня надо снять деньги с карточки, чтоб было на что кататься с горки и чем питаться. Хорошо, что есть эти карточки, наличные деньги сразу тратишь. Вроде как сама от себя прячешь.
Спички закончились, каша, доведённая до кипения, доварится сама. Галя щёлкнула чайник, единственную современную вещь на их кухне, подарок друзей на недавний юбилей. Чайник сердито загудел. А Галя в это время глядела в зеркало, которое находилось на кухне за дверью. За одну минуту Галя скорчила зеркалу 150 рожиц и вслух произнесла:
- Как же тебе, зеркало, повезло с хозяйкой! Где бы ты ещё такую красоту увидела! -  с сарказмом сказала Галя, но общаться с зеркалом не было времени.
Из коридора стали доноситься детские голоса, а вернее спор.
- Я первый встал, значит, я первый пойду в туалет, - возмущался парнишка лет двенадцати, похожий на маму, нескладный, с взъерошенными волосами.
- А кто тебя просил меня будить? Шёл бы первый в туалет, а потом меня будил, - словесно защищала абсолютная копия первого паренька, только с картавым звуком «р».
- Ага! Мне страшно одному, ты меня здесь покарауль, а я схожу в туалет.
- Ну уж фиг, я первый пойду, а ты карауль. Я всё-таки на пять минут старше.
- Лёша! Гоша! Ну, сколько можно? Я прошу вас, не спорьте. Я вам объясняла уже не раз: то, что можно делать сразу вдвоём – делайте. Идите и писайте в один унитаз, а я пока поблагодарю Создателя, что у меня не девочки, а то пришлось бы устанавливать два унитаза. Уже взрослые, через месяц 13 лет, а спорите как дети.
- Ма, а если мы по-большому враз захотим, как быть? – поинтересовался один из сыновей.
- Ну конечно, я буду первым, - и, использовав паузу, второй юркнул в туалет и закрылся на шпингалет.
Первый со всей силы стукнул по двери и прорычал: - Наглёшь! Вечером, я буду первым. Слышишь?
- Вы ещё очерёдность на листочке установите и к двери прикрепите, только если можно меня, как старшую, вне очереди, - попыталась смягчить ситуацию Галя.
- Ма! Ну конечно можно, - сменил гнев на милость не успевший по нужде паренёк. Он подошёл и нежно обнял маму и, глядя в глаза, тихо произнёс:
- Тебе всегда и всё можно.
- Ма! Мы тебя любим, - они делили маму только по слогам.
Тут сбоку пристроился обнимать второй сын. И это был целый мир из трёх почти одинаковых людей. Монолит. Братья делили всё и всегда. Единственное, за что они не боролись - материнское сердце. Они растворялись в Гале, а Галя в них.
Галя одним поцелуем дотронулась до их макушек, поглубже втянула воздух и почувствовала, как в носу начинало пощипывать…  О нет, только не сейчас. Плакать нельзя. Галя собрала волю в кулак и скомандовала:
- А ну, быстро чистить зубы, завтракать и в школу. Время пошло: раз, два…
Пацаны ушуршали кто в ванную комнату, кто в туалет. Галя с любовью посмотрела на цветы и вслух сказала:
 - Спасибо тебе мама, что ты поддержала меня, и я родила лучших в мире парней!
Галя, чтоб не расплакаться, посмотрела через мутное окно на небо. Но даже неухоженное стекло не смогло скрыть небо. Чистое небо без единого облачка.
А из ванной тем временем, доносился очередной диалог:
- А ну, отодвинься от раковины, дай зубы почистить.
- Ну, это наглеешь! Твоя что ли струя воды, а?
- Ты - малёк, я тебе по рисованию помогать не буду ….
Галя слушала эту перебранку, смотрела на небо и улыбалась. Пусть спорят, лишь бы они были. Это было счастьем.

***
- Да когда это кончится? Когда у нас будет дома тепло и горячая вода? На дворе конец двадцатого века, а мы скоро вымрем от холода, - возмущалась у себя на кухне миловидная полненькая женщина, - Борь, зайди в ЖЭК, поругайся. Ну это же невозможно: за окном снег, а в доме холод!
- Лен, ну хватит! Каждое утро одно и то же. Я не Бог. ЖЭК тем более. Ты где живёшь? В Сибири. Вот и привыкай. Радуйся, что я инженер, а не полярник, а то бы сейчас вообще электричеству радовались, - попытался свести к шутке глава семьи. Ему самому всё до чёртиков надоело. Но холод его волновал меньше, чем реорганизации на заводе и в стране. Всё стало непонятно.
Лена с Борисом дружно жили. Долго жили. И сына 17 лет назад родили, и назвали чудно – Глеб. Сын учёбой радовал, но болел часто. Все вокруг болели: и взрослые, и дети. Но никто на эту тему не общался «громко». В столице некоторые врачи на больных из таких городков, как этот, защитили диссертации. Военная промышленность, химическое производство, плохое обеспечение и полгода холод. Бронхит, астма, анемия, опухоли разных степеней и качеств – толи следствие экологии, толи настроения людей. Последние десятилетия ХХ века. Старое хороним, новое создаём коряво. Живите, как хотите.
Приближался Новый год. Лена, как и тысячи жителей их города, была в депрессии. У сына выпускной класс, а зарплату стали задерживать, вернее совсем не выдавать.
Праздники они как-нибудь отметят, а вот как отправлять сына учиться? Больше всего Лена хотела дать сыну хорошее образование. Не местечковое с перспективой на местное производство, а настоящее столичное образование.
Но это казалось нереальным. Лена работала библиотекарем,  её зарплата и раньше-то ничего не решала, а уж теперь её отсутствие тем более. У Бориса на работе грядут сокращения. Его-то точно не сократят, нервы пощекочут, а денег всё равно не выплатят. От грустных мыслей становилось плохо.
Лена включила алюминиевый пузатый чайник в розетку. Достала из холодильника помятый кусок масла, на всякий случай заглянула в морозилку. Но там ни масла, ни другой животной продукции не было. Замороженные укроп и петрушка - единственные обитатели заиндевелого пространства. Судьба у них такая, летом рядом на грядке париться, зимой в морозилке ждать своего часа.
- Борь, - догоняя уходящего мужа, крикнула Лена, - купи сегодня в коопторге масла и колбасы. Завтра на лыжную базу хоть бутерброды с собой возьмём.
- Лен, - спокойно ответил Борис, - я куплю всё, что хочешь, но только когда получу зарплату. А на лыжную базу мы возьмём термос с чаем и малиновое варенье. Он чмокнул Лену в щёчку и испарился за дверью.
- Господи! - Лена театрально протянула руки к небу, - когда же это всё закончится! Сил моих больше нет.
И это закончилось. Кто чего хочет, тот то и получает.

В 1990 году, в аккурат после Нового года, когда температуры в их панельной многоэтажке хватало только на то, чтобы вода в чайнике не замёрзла, им принесли домой письмо. На новогоднее поздравление письмо не тянуло. Украшенное  иностранными незнакомыми буквами письмо вселяло тревогу. Отец читал один. Через два часа дал почитать маме, но  по выражению лица отца сало ясно - перемен не избежать.
Отец всё решил сам.
 И если бы температура в квартире была повыше, холодильник дома позаполненее, а начальник поумнее, мама решила бы по-другому. Но страна не оставляла им выбора. Решение было как приговор. Письмо содержало информацию о том, что в Израиле живёт родная сестра отца, которую он мысленно похоронил в послевоенное время. Эта самая сестра просит ещё Советское правительство выпустить семью брата на историческую родину.
 Глеб был образованным парнем, готовился поступать на юрфак, и сообщение, что у его отца есть историческая родина, могло ему помешать. Даже посоветоваться не с кем, на зимние каникулы их класс уехал на турбазу. А он как всегда простыл и лечился дома. Мысли обгоняли друг друга. Желание советоваться боролось со страхом разглашения вселенской тайны о том, что в нём течёт кровь иудейская. С одной стороны все знали, что вокруг полно евреев, но афишировать это было неразумно. Нет, надо держать язык за зубами. Надо всё обдумать. Но обдумать времени не было.
За неделю родители "раскидали" вещи за гроши. Сдали квартиру заводу. Сняли рублёвые, вернее копеечные сбережения, и уехали в Новосибирск. Всем сообщили, что из-за будущего Глеба и его достойного образования. На самом деле, надо было ещё пол года оформлять какие-то документы. Папины институтские друзья помогли снять квартиру в Ленинском районе и устроить Глеба в приличную школу. Город Глебу показался гигантским, это сейчас Новосибирск для него всего лишь точка, немного жирная, но точка на карте. А тогда большое наличие троллейбусов, автобусов, трамваев и машин казалось фантастическим.
Жизнь в новом городе пошла своим чередом. Глеб ездил в школу, отец уходил по делам, мама вела хозяйство. Заводить друзей было некогда. Дорога в школу и обратно, подготовка к выпускным экзаменам забирали всё время. Вопросов было много: «А вдруг они никуда не уедут и тогда придётся поступать в институт?», «А если что-нибудь случится с отцом, он каждый день пьёт сердечные капли?» Дату отъезда отец не говорил, приходил чаще злым и очень уставшим, и если что-то обсуждал, то только с мамой. Мама поддерживала мужа и сына как могла. А днём плакала. Что могла сделать женщина, кроме того, что поддерживать своих взрослых больших, но таких слабых мужиков.
Экзамены Глеб сдал хорошо, и медаль бы ему вручили, но настаивать никто не стал. Медаль на данном этапе ничего не значила. Значил только юношеский задор и оптимизм. С ним Глеб и пошёл на выпускной вечер.
В разгар вечера Галя, одноклассница, пригласила Глеба на танец. Всё дальнейшее происходило как в кино. Музыка, шампанское и тосты за взрослую самостоятельную жизнь, прогулки по ночному городу. Нервное напряжение последнего полугодия растворялась, как детство. Тёплый песок на пляже. Смущенье, страх, дрожь, истома,  парная вода в Оби и рассвет. Самый красивый рассвет на Земле. Сердце стучало на всю Вселенную. От такого сердца хоть часы кремлёвские заводи. Стучать будут громко.
 Вечером Глеб проснулся у себя дома и не мог понять своих чувств. Помнил запах, но не помнил какой. Помнил дрожь, но не помнил от чего? Как дальше жить с этим? Как смотреть в глаза Гале и родителям? А может сделать вид, что ничего не произошло?!
Объяснять никому ничего не пришлось. Наутро они с семьёй сели в поезд «Сибиряк» до Москвы, а ещё через неделю аэропорт Бэн-Гурион встречал их новой, неизвестной, тёплой и ухоженной жизнью.
- Мама, мне так страшно, - шёпотом говорил Глеб матушке, которой самой было страшно, но она не имела права показывать свои чувства.
- Глебушка, чего бояться? У тебя всё впереди. Здесь у тебя перспектив нет. Надо радоваться, что у нас есть такая возможность - уехать отсюда, - внушала сыну, а скорее себе Лена.
 - Я очень, очень боюсь. Но я мужчина, я вытерплю, - повторял Глеб, - а мы вернёмся сюда, а, мам?
- Навряд ли, сынок. Эта страна не хочет нас держать. Мы стали репатриантами не от хорошей жизни, - очень грустно проговорила Лена. Она бежала от бедности и неустроенности, надеясь, как миллионы наших соотечественников, что где-то есть «бесплатный сыр».
Он есть! В мышеловке.


***
Галя не искала встреч с Глебом. Некогда было. Подготовительные курсы, вступительные экзамены, практика, начало учёбы. Только два непроходящих желания - есть и спать. В октябре стало ясно - Галя беременна.
- Ну что, мамаша, будем делать с вашей дочуркой? - обратилась к Люде дама в возрасте, по недоразумению носившая белый врачебный халат. Халат ей был к лицу, но больше поварской.
– Срок уже критический, анализы плохие. Как же вы так за дочкой смотрели? Хотя вы и сами ещё молоды, зачем за дочкой приглядывать? Может кто и возьмётся за аборт, но Вы понимаете, это всё денег стоит. У вас деньги-то есть?
Люда не понимала, чего от неё хотят сейчас. Почти 18 лет назад её так же унижали в заводской поликлинике. Тогда одной родить было позорно, но сейчас? Какое имеет право чужая женщина, пусть и врач, решать за них с дочерью что и как делать?
Люда сначала удивилась, узнав от дочери про беременность. И когда её скромная дочь успела забеременеть? Мама, конечно, понимала, что скромность тут ни при чём. Природа на то и мудрее всех нас вместе взятых, чтобы принимать за нас решения. Но рядом с Галей не то чтобы мама не видела какое-то подобие мужского пола, даже соседки, которые обычно видят в четыре раза больше, не видели ничего. А потому не стали даже сочинять коварных версий про «козлов, которые делают своё дело и в кусты».
- Где заведующая? – решительно спросила Люда, встала, схватила Галю за руку, как маленького ребёнка, и выскочила в коридор. Перебегая от двери к двери, она нашла нужную табличку и, не разуваясь,  уж тем более не стучась, ворвалась в кабинет.
Заведующая оказалась намного моложе участкового врача. Люда даже на всякий случай ещё раз взглянула на дверь снаружи. Всё правильно. Заведующая – Смирнова Юлия Геннадьевна. Чтобы не успеть растеряться, Люда решительно усадила на стул Галю, а сама начала тихонько пристукивать по столу пальцами, сжатыми в щепотку, и в такт ударам произносить речь:
- Значит так. Моей дочери 17 лет, и я  всю ответственность за неё беру на себя. И что бы вы не говорили, мы будем рожать. Она, - Люда повела указательным пальцем в сторону Гали, - не мать-одиночка. У неё есть я. А мы - семья. И если кто-нибудь обидит мою дочь, я сама лично буду разбираться с обидчиком.
Юлия Геннадьевна, несмотря на молодость, была терпеливым слушателем.
- Вы закончили? – осторожно спросила она «взвинченную» женщину.
- Да, - уверенно ответила Люда.
- А теперь, по порядку. Что случилось?
И Люда спокойно, по порядку рассказала, что её дочь сначала отказывались принимать на консультацию без матери, потом настаивали не становиться матерью-одиночкой. А сегодня, вообще, потребовали за убийство деньги.
- За какое убийство? – с тревогой спросила врач.
- Ну, это для вас беременность – врачебный термин, а для нас там живой человек, - снова начинала волноваться Люда.
- Давайте договоримся так, и для вас и для нас главное - обеспечить здоровье будущей мамочке и её малышу. Для начала давайте карточку, я лично буду вести вашу дочь. И, пожалуйста, успокойтесь. Сейчас всем нелегко, а уж женщинам тем более.
Юлия Геннадьевна начала внимательно читать карточку этой юной женщины. Сильной хрупкой девочки. Осмотрела её в соседнем кабинете и написала рекомендации.
В рекомендациях врач написала традиционный список обследований и поддерживающей терапии, где отдельным пунктом стояло УЗИ.
На УЗИ подошла очередь через месяц. Редкий в то время аппарат УЗИ показал двойню. А что он мог показать? Аппарат настроен на физиологический процесс, а не на виртуальное желаемое. Двойня-то, двойня, а куда с ней? Что будет дальше?
Когда Люда вернулась домой, то застала Галю неподвижную на кровати.
- Галя, детка, что случилось? – осторожно поднимая Галю с кровати, и вглядываясь в её опухшее лицо, поинтересовалась Люда.
- Мам, я больше не могу. Я никуда не пойду, ни в больницу, ни в институт. У меня нет сил.
И это было правдой, даже плакать не было сил.
- В консультации сказали, что с такой редкой кровью надо постоянно наблюдаться. В институте возрастает нагрузка и все скоро увидят моё пузо. Всё, не могу,- без слёз и очень уверенно произнесла Галя.
Люда слушала спокойно. Обняла дочь за плечи. Поцеловала в маковку и спустилась на колени прямо перед дочерью. И, глядя ей в глаза, рассказала то, про что никому никогда не рассказывала.
- Дочь. Галя. Ты моя маленькая, взрослая дочурка. Всё, что у меня есть в жизни, – это ты. А ты знаешь, как ты мне досталась? Я забеременела на практике после учёбы. И после этого даже в родную деревню не разу ни приезжала. Мать так и написала, не суйся сюда с позором. А знаешь, как с нами, одиночками, обращались в консультациях и в роддомах? Как к третьему сорту. Браком считались те, кто отказывался от ребёночка. Из роддома я вышла в никуда. Меня из общежития просто выселили. Хорошо бабушка сердобольная за 20 рублей комнатёнку сдала. Я яблоко на четыре части делила, чтоб у тебя четыре дня витамины были. И на заводе уговаривали тебя в интернат отдать. Ведь мне никто не помогал. А как? Как? Ты же моя. Ты же надежду мне давала. Ты и сейчас моё продолжение. Подумаешь институт. Да что мы его закончить что ли не сможем? Ерунда какая. И ребёнка прокормим и вырастим.
- Мам, только не падай. На УЗИ мне сказали, что будет двойня, и написали кучу рекомендаций.
Люда заулыбалась сквозь слёзы. Она держала себя в руках, стараясь скрыть удивление.
- Тем более прокормим. Представляешь, мы с тобой вдвоём жили, а так сразу вчетвером. Будет кому морковку весной доедать, а то вон, сколько каждый год выкидываем, - уже на смех перешла Люда. Это был не истеричный смех, а смех женщины, уверенной в своём счастье и в своей правоте. Простой, как сама природа.
- Мам, а почему ты не спрашиваешь кто отец этих детей?
- А я знаю, - заинтригованно ответила Люда.
- Откуда? – искренне удивилась Галя.
- Да так. Как только ты сказала, что беременна, я сразу поняла, что отец – мужчина. От подружек дети не получаются. И вообще дочь мужчины приходят и уходят, а дети остаются, уж лучше в детей вкладывать, чем в мужчин. К хорошей бабе всегда хороший мужик найдётся. Правда, ну что ты смеёшься? Ну, хватит, пойдём ужинать. Сама понимаешь, что для тебя теперь главное: еда, сон, воздух.
- Мам, а ты чего тогда одна? - ласковым тоном, чтоб не обидеть маму, спросила Галя.
- А на меня уж слишком хороший мужик нужен, а таких пока нет. И уже, наверное, не будет. А вот на твой век хватит, - очень даже уверенно ответила Люда.
- Мам, - Гале нравилось часто повторять это волшебное слово «МАМ», - а с кровью что делать будем, говорят плохая она.
- Ничего с ней делать не надо. У тебя моя кровь. Кровь как кровь. Подумаешь, четвертая отрицательная, зато люди мы положительные. Вот так.
- Галь, а покажи мне хоть фотографию отца малышек, - Люда нежно погладили рукой по животу.
- Мам, а нет никакой фотографии, - это было правдой. Глеб не оставил своего лика, он даже на выпускной бал опоздал. Пришёл, когда уже фотограф был занят девчонками. А если уж фотограф занялся девчонками, про другое он уже вряд ли вспомнит.
- Ну на нет и суда нет. Дети вырастут, увижу на кого похожи, - как всегда, не теряя оптимизма, произнесла Люда.
Не увидела Люда, на кого похожи дети. Не успела.
Проговорив с мамой до глубокой ночи, Галя уверилась в своём решении  рожать. Барак, в котором они жили, должны снести, а значит, она с двойней получит отдельную квартиру. С малышами поможет мама, с деньгами подработка. Решила - сделала. А что она могла решить? Разумная женщина между мужчиной и детьми выберет детей. А у Гали и мужика-то рядом не было. Сама Галя Глеба особо не разыскивала. Съездила пару раз к нему домой, дверь никто не открыл. В ЖЭУ сказали, что такой здесь не прописан. Нет и не надо. Исчез. Испарился. Растворился. Не до него. Впереди много нового. Дети, учёба, квартира. Так думала Галя, но так не думал Космос.
 Впереди были: смена власти, безденежье, бессонные сутки.

***
Глеб боялся, что совсем не сможет адаптироваться в новом мире, ведь он не знает местного языка – иврита. Но где бы он ни был один или с родителями, везде встречались русскоговорящие. Национальность была разной, а вот язык- русским. Годы спустя Глеб оценил всё коварство репатриации. Но это другая история. А пока Глеб учился выживать на исторической родине, которая так и не стала Родиной.
Через полгода Глеб благополучно призвался в Израильскую армию, в какие-то секретные химические войска. На выходные приезжал домой. Жизнь родителей  налаживалась.  Они ходили на курсы по языку «Ульпан» и радовались морю и солнцу. Мама улыбалась и хорошела. Папа часто вспоминал студенческие годы и не пропускал ни одни российские новости. У тётки не было богатств и огромных счетов в банке. Был хороший дом на берегу Средиземного моря, маленькое кафе на оживлённой улице и большая любовь к племяннику. Она баловала его как могла и называла «идиш киндер». Глеб был не против, это была его семья и им было хорошо.
К концу службы в части случилось ЧП. Какой-то баллон с химикатами дал течь. Неисправность удалили быстро, но Глеб с другими солдатами попал в больницу с отравлением. После полного обследования Глеба выписали и сообщили  новости, осиротившие его навсегда. Мама, папа и тётя находились в кафе, когда террорист-смертник подорвал себя в шаге от них. А медицинское обследование показало, что у Глеба никогда не будет родных детей. Ни естественных, ни искусственных. Недолеченный в детстве паротит (а попросту «свинка») и химическое отравление свели его репродуктивную функцию к нулю.
Сирота. Конец света. Ноль. Пропасть.
Сердце не стучало, оно выпрыгивало из груди, ударялось со страшным звуком о преграды и возвращалось на место.  Слёзы, о существовании которых Глеб не подозревал, лились жгучими струйками по щекам. И так раз за разом, пока Глеб не покинул историческое пепелище. Он стал репатриантом Судьбы.
На деньги, полученные от службы в армии и компенсацию за потерю родственников, Глеб решил путешествовать. Наследство, довольно приличное, всех умерших родственников решил пока не трогать. Не заслужил ещё наследовать чужую боль, со своей бы разобраться. В Израиле его ничего не держало. Его нигде ничего не держало.

***
Академический отпуск Галя оформила на всякий случай, но продолжала учиться как оголтелая. Сходила в деканат и взяла заранее учебный план на следующий семестр. Первую сессию Галя сдала хорошо и все каникулы просидела дома за учебниками, которые добросовестно добывала мама. Из дома Галя выходила редко, живот был необъятен. Когда Галя сидела на стуле, то от коленок до живота было сантиметров пять, не больше. А спать приходилось полусидя, чтоб живущим в животе было более или менее удобно. Писать рефераты Галя не прекращала. Ей повезло в том, что многие предметы, такие как «История КПСС», «Марксистская философия» и другие идеологические курсы пересматривались. Преподаватели разрешали писать рефераты по определённым некоммунистическим темам, а это давало возможность не зубрить от «А» до «Я».
8 Марта Галя решила сделать отдых, и они с мамой пошли в кафе-мороженое. Там было вкусное мягкое с всякими добавками ароматное мороженое. Галя очень любила разминать его ложечкой, а потом растаявшую лужицу черпать и втягивать в рот тонкую струйку. Можно было купить мороженое в стаканчике и спокойно съесть его дома, но Гале очень хотелось «выйти в люди», а девушкой она становилась целеустремлённой.
Кафе находилось через перекрёсток. Большой, сложный. Люда хватала Галю под ручку и,  придерживая, вела её. И хотелось Люде кричать на весь свет:
- Это моя дочь, посмотрите! Видите живот - там наши дети!
И казалось Люде, что все смотрят на них и завидуют. Но люди шли грустные, с опущенными головами хоть и в праздничный день. У каждого роились свои мысли в голове: мелкие, личные, а от того - для каждого значимые. А если кто и обращал внимание на Галю, то жалеючи. В этот год рожали мало. Трудно было всем.
Народу в кафе было много. Все хотели праздника вне дома, но Гале и её маме быстро нашли места. И мороженое принесли быстро. Может рассчитывали, что быстро съедят и быстро уйдут. Но женщины не торопились. Люда говорила о своих подружках: кто кого и как поздравил, а Галя «улетела» в свои мысли. Вспомнила детство, как они с мамой ходили в это кафе по большим праздникам. Представила, как она будет со своими детьми ходить в кафе и покупать по 150 порций мороженого на каждого. Представила Глеба, как он зашёл бы в это кафе с красивой барышней, но, увидев Галю с детьми, бросился перед ними на колени. Тепло стало от мыслей о Глебе. Тело отогревалось, но как-то странно. Бёдра с внутренней стороны стали горячими, и тепло спускалось вниз по ногам. Галя посмотрела вниз. Лужа. Наверное, снег растаял с сапог, - нерешительно подумала Галя.
- Стоп! Какой снег? На улице мало снега, а лужа приличная, - пыталась анализировать Галя.
 - Мам! А почему у меня под сапогами мокро, а у тебя сухо? - с опаской спросила испуганная дочь и указательным пальцем показала под стол.
 - Доча, а у тебя ничего не болит? – настороженно спросила Люда, забыв про всех своих подружек.
- Нет, а что?
- Ну встань, встань, - Люда жестом подкрепила слова.
- Ой, - Галя схватилась за живот, - кажется, живот болит, хотя нет, вроде проходит.
Люда «пулей» пронеслась в комнату директора, и быстро объяснив ситуацию, вызвала скорую.
То ли праздник был ещё не в разгаре, то ли бригада скорой помощи оказалась добросовестной, но машина приехала быстро. На машине с красным крестом  Люда заехала за документами и вещами для дочери, и с сиреной отправились рожать. Люда волновалась больше дочери.
Не успели стрелки больничных часов встретиться в вертикали и заставить часы пробить полночь, на свет появились однояйцовые, монозиготные близнецы с ярко выраженными мужскими первичными признаками.
Лёшка и Гошка.
Это был лучший подарок к 8 Марта.
- Мужики! – Закричала Люда в коридоре. Она не захотела уезжать домой, пока сама не услышит хорошие новости. Она бы и в палату примчалась. Только правила больницы были другими. Не положено было поддерживать роженицу рядом. Сидите себе, страдайте в коридоре.
Медсестра сообщила, что радоваться рано. Малыши с маленьким весом и синие от асфиксии.
- Подумаешь, синие. Отбелим, - на полном серьёзе громко говорила Люда, - ишь ты маленькие. Вырастим, откормим. Мужики в доме. Не зря я цветок гардению дома вырастила. Гардению не обманешь, она мужиков притягивает, - не унималась Галя.
Медсестра спорить не стала. Она решила, что тётенька того, с ума сходит. Ну что ж, бывает. Тут и не такое бывает. Но на всякий случай попросила Люду покинуть помещение. А Люда была не против. Она торопилась домой. Радостные, трудные заботы затягивали её. Всем заботам забота – детей растить.
Барак снесли, когда мальчишкам было по полтора года. Дали им с мамой четырехкомнатную квартиру. Они решили не разъезжаться по разным квартирам. Ещё через три года, сразу после окончания института, умерла от астмы мама. Не выдержала "бетонного рая".
Люда чувствовала, что умрёт. Она и раньше замечала странности дыхания, но тщательно скрывала от дочери. А Галя, когда замечала у мамы нездоровый вид, корила себя, что ничем не может ей помочь. Всё держалось на Люде. Врач прописал дорогие лекарства, поддерживающее ровное дыхание в сложные периоды, но реализовать это было невозможно, как полёт на Луну. Денег не было ровно ни на лекарства, ни на полёт. Люда чахла и последние капельки любви дарила внукам. Каждый день перед сном она благодарила Создателя за свою трудную жизнь и ничего не просила.
И дочь пошла в неё: ничего и никогда не просила, а, столкнувшись с трудностью, нет, не с трудностью – пропастью, она её перелетала..    и начинала жить по-своему, как умела.
Пришлось разменять квартиру, чтоб одну сдавать "на прожитьё". На работе Галя пропадала постоянно. Хорошо, хоть однокурсники по филфаку помогли пристроиться в рекламное агентство, которых развелось очень много, но попасть туда было практически невозможно. Все почему-то враз решили заниматься рекламой, подсчётом денег и защитой прав. Денег Галя чужих считать не умела, права, даже свои, отстаивать не пробовала, поэтому сутками работала в рекламном агентстве. Рекламный бизнес не терпел бреши. Стоило Гале заболеть, находились люди, готовые заменить её навсегда. Она не болела и детям запретила.
Дети росли и радовали. Интересно, а что ещё могло её радовать? Все деньги Галя вкладывала в образование детей и калории для растущих организмов.
 В 10 лет они спросили, где их отец? Галя честно ответила, что не знает. Хотя с каждым годом по крупицам идеализировала Глеба. И полгода их знакомства (смешно сказать – знакомства, отсидку за соседними партами) и одну ночь близости (смешно сказать – ночь, минут несколько), своей чувственной фантазией Галя растянула на десять лет и тысячу ночей. В сыновьях она видела Глеба. И рядом с собой видела Глеба. Но рядом были чужие мужчины, от которых ни пользы, ни счастья.

***

Десять последующих лет Глеб совмещал полезное с приятным. Он работал корреспондентом в одной из американских газет. Ездил по миру и писал статьи о жизни. Он писал о жизни, но ничего не понимал в ней. Он потерял мораль. Ту,  которую заложил в него отец. Полюбить одну и навсегда. Смешно. Зачем любить одну, если есть все. Глеб всех и любил. Телом. А душа ему не нужна. Зачем?
Глеб не отказывался ни от одной новой знакомой. В любой стране помимо должностных обязанностей он пополнял сексуальный опыт. Встречаться с женщиной дважды было скорее исключением, чем правилом. Но всему приходит конец или осознание.
Однажды в  их отдел поступило задание. Ничего нового. Месяц командировки. Описать страну местопребывания. Россию. А ещё лучше Сибирь. Современную, без медведей, но с очень красивыми девушками.
- Глеб, слышишь, - окликнул его коллега, типичный янки, - красивые девушки и Россия, кажется лететь опять тебе, - коллега сделал покачивания бёдрами и все засмеялись. Нет заржали. Секс в Америке категория трагикомичная. На людях смеются, у психоаналитика плачут.
- Да! Конечно, - поддержал разговор Глеб, «вырывая» себя из непонятной тревоги, - давно я не был в России. Больше тринадцати лет, - по-русски ответил Глеб, и все замолчали.
- Слышь, Глеб, а хочешь, я тебе заранее девочку по Интернету подберу? Ты только скажи, в какой город полетишь, - не унимался американский парень, - говорят, они там на всё способны ради иностранцев. Они ещё жили стереотипами фильма «Интердевочка».
 Глеб этого не слышал. Не слышал он ни насмешек, ни приколов, ни ржания коллег. Он слушал Сердце. Сердце молчало. Оно давно обиделось на Глеба.
- Может вернуться к истокам? - задавал себе часто вопрос Глеб.
- Может съездить на Родину, побродить по глухому сибирскому городишке, - там прошло детство, Глебу казалось, что он не вырос, что ему обязательно надо вернуться в детство, поставить точку и начать взрослеть. Так хочется в детство, в холодную маленькую квартирку к ворчащему папе и мягкой маме. - Поеду,- решил Глеб, - напишу статью о своём сибирском детстве, авось и пойму смысл жизни. Так думал Глеб. Так сделал Глеб.
Россия. Новый век. Только перелёт не прямой через океан, а с пересадкой в Москве. Зато из Москвы прямиком в Новосибирск. Из Новосибирска - ночь на поезде и в город, который записан у него в паспорте как место рождения. Дальше железной дороги не было. Финиш. Но пока в Новосибирск. Что-то тянуло его сюда. Что может тянуть мужчину? Чувство? Может и оно, но Глеб не знал других чувств, кроме сиротства и пустоты. У него были связи, но не чувственные. Ему многие милые девушки объяснялись в любви. Они говорили про любовь, а Глеб думал, а что с этим делают?
И вот Аэропорт Толмачёво.  Как всё изменилось! Плакаты, иллюминация, сервис. Такси довезло до гостиницы за 30 минут. Даже номер в гостинице тёплый, не смотря на то, что гостиница на берегу реки, а за окном снег.
Глеб хотел пройтись, но внезапный телефонный звонок опередил его намерение. Звонила девушка и приятно, а главное профессионально, предлагала себя. Глеб любил профессионалов во всём. И не отказался от услуг. До позднего вечера он был занят купленной любовью. Каждый получал, что хотел. Россия - новые условия, Глеб - впечатления от России.
- Детка, спасибо, молодец, - поглаживал Глеб красотку по волосам.
- Может, завтра продолжим? - предложила проститутка, обрадованная гонораром и силой клиента.
- О, нет! Дел очень много. И, пожалуйста, передай своим подругам, чтоб меня не беспокоили. Мне действительно очень нужно побыть наедине с самим собой, - твёрдо ответил Глеб, не оставляя шансов на продолжение разговора.
- О’кей, - смешно протянула проститутка, - но если что, скажи дежурному, и я тут как тут, - профессионально весело завершила разговор она и испарилась.
Глеб уснул, как «убитый». Мораль давно покинула его вместе с сердцем.
Утром Глеб позавтракал в приличном гостиничном ресторане и остался доволен кухней. Да, эта не та Россия. Это не прошлый век. Поел, оделся и отправился гулять.
На улице мороз, но замерзать некогда. Надо вспомнить всё, что связывает его с Новосибирском. Он прожил здесь всего полгода, не оставив ни друзей, ни врагов. Он оставил здесь выпускной вечер и первую тайну. Интересно, а если бы они не уехали так быстро из России, встречался бы он с той девушкой или наутро они бы сделали вид, что ничего не произошло. Сейчас, столько лет спустя, он стоит на другом берегу Оби и в другом температурном режиме. Не о чем жалеть, всё свершилось так, как свершилось. Тринадцать лет скитаний научили Глеба воспринимать всё философски.
***
- Девчонки, родненькие, простите, - искренне говорила Галя в трубку подруге, - я с  Вами сегодня в сауну не пойду, хотя очень хочется отогреться. Что-то мне плохо сегодня. А я ещё с пацанами обещала погулять. Галя говорила по телефону, а сама придерживалась за тумбочку. Штормило её сильно.
- Слышь, подруга, а ты часом не беременна, а то давно ты на самочувствие не жаловалась? - язвительно-заботливо поинтересовался голос из трубки.
- Ты чё, с ума сошла. От кого? – искренне удивилась Галя, но через секунду засомневалась, а вслух произнесла, - вы же знаете, мне некогда беременеть, да и не по карману мне это удовольствие.
- Кстати, Галь, я всё тебе забываю сказать. Я же твою фотку в Интернете на сайте «повесила» рядом со своей, в рубрике «Зарубежные знакомства», и, кажется, кто-то откликнулся, - радостно сообщила подруга.
- Ты чё, с ума сошла? – чуть не на крик перешла Галя. Но кричать не было сил.
- Ты что разоралась, нервная. С ума сошла, с ума сошла! - передразнила подруга, - а в больницу в понедельник сходи, а тест лучше сегодня купи, - рявкнула подруга и положила трубку.
Галя с трубкой в руках, сползла вдоль стены и села на пол. Этого не может быть. Боже, как противно, если это на самом деле так.
На старый Новый год, чисто российский праздник, их рекламное агентство отмечало десятилетний юбилей, и пригласили всех VIP клиентов. Галя была сильно простужена и не хотела идти на праздник. Но шеф, который даже представить не мог, что сотрудники могут болеть, а тем более Галя, в приказном порядке объявил явиться в 19.00 при полном параде в ресторан.
Ничего не оставалось делать. Галя наглоталась лекарств «убойного» действия против простуды, натянула маленькое чёрное платье а-ля Шанель и прибыла точно в срок на VIP-пьянку.
В разгар вечера Гале стало совсем плохо, а тут ещё один из гостей предложил выпить. Галя, не в силах отпираться выпила шампанского. Порозовела, закрыла глаза и увидела фейерверк.  «Убойное» лекарство было не совместимо с алкоголем.
Назойливый кавалер вызвался отвезти Галю домой. Вокруг все пили и веселились. За Галю порадовались, что умудрилась «надраться» и кавалера «подцепить». Только шеф был немало удивлён. Такого он от Гали не ожидал.
Что происходило по дороге домой? Что было дома? Галя помнила смутно. Вроде  пили ещё шампанское и кавалер приставал с нежностями. Но ведь Галя ничего не чувствовала. Утром она проснулась без вечернего платья и без кавалера. Это она помнила точно. Проснулась и быстро под горячий душ, который как всегда был чуть тёплым. Привела себя в порядок и собрала всё постельное бельё. Постирала, помыла полы. И всё. Никуда не вписывался акт, от которого получаются дети.
Беременности просто не может быть! Это просто осложнение после простуды и всё! Я вечером куплю тест и удостоверюсь в своей правоте. Галя обрадовалась своим умозаключениям и позвала мальчишек на прогулку.
Лёшка с Гошкой оделись за 10 минут. Они не верили своему счастью, что поедут в ледяной городок с мамой. А мама смотрела на них и вспоминала слова мамы: «Лучше вкладывать в детей, чем в мужиков».
***
В тёплом пуховике и стильной шапочке Глеб рассматривал ледовый городок, чудо человеческого мастерства в сотрудничестве с природой. Зима. Лёд. Солнце. Детские крики. Модные мамашки и редкие папашки. Ах, если б у него была семья, он бы родил и усыновил «кучу» детей и катался с ними: с сибирских горок, в израильских аквапарках, в парижском Диснейленде. От счастливых мечтаний Глеб закрыл глаза и ……упал.
- Дяденька, извините! – Зачем-то в два голоса кричал раздвоившийся пацан. Неужели первый день на фактической Родине и сразу сотрясение мозга.
- Дяденька, мы не специально! – тоже мне: «Мы – Николай II». Рановато для мании величия. Хотя это не раздвоение, похоже, два пацана. (Сознание медленно возвращалось к Глебу). Но до чего же в Сибири похожие дети! Ну ладно бы в Монголии или Вьетнаме, где на конкурсе двойников побеждают все. Но в столице Сибири?! Могли бы хоть одёжку разную детям купить. Как же родители их различают?
- Что вы опять натворили?! Простите их, пожалуйста, - откуда-то с неба свалилось чудо и затараторило, глядя то на мужчину, то на детей. Наверное, это сестра этих мальчиков. (Как-то вяло подумал Глеб). Тот же стиль одежды, тот же голос. – Простите их, я так редко выбираюсь с сыновьями погулять, что они становятся неуправляемыми, - продолжало тараторить откуда-то возникшее чудо.
С сыновьями?! Вот так новость. Она что, родила их в десять лет? А может это приёмные дети? А почему тогда голоса похожи? – Глеб потерялся в своих вопросах. -  Нет, если приглядеться, то лет тридцать мамашке дать можно. Если приглядеться……. Что за дрожь, почему тот же запах и всё растаяло вокруг? Я схожу с ума, это гораздо хуже, чем сотрясение мозга. Вот я уже взлетаю и ощущение реальности позади…
***
Он  появился так же как и пропал – внезапно -  и почти там же. Через 13 лет. Говорят в Израиле 13 – счастливое число. Очень счастливое, решила Галя, мала знавшая про Израиль. Но неужели Новосибирск такой большой, что пришлось шагать и ездить по нему так долго. Он, наверное, с семьёй тут отдыхает? А что я хотела? Конечно с семьёй. Я же его сама разыскивать не стала. Не стала разыскивать даже из-за детей, теперь-то что?! Но, почему он так на меня смотрит? Почему так жарко? И тихо……

- Мам! Мам! Что с вами? Вы что знакомы? – вопил один из одинаковых.
- Ма! А кто это? – цепляясь за руку маме, вопрошал другой.
- Это Глеб, ваш отец, -  очень спокойно ответила Галя.



Глеб откуда-то сверху слышал, что его называют чьим-то отцом. Чьим?….Неужели это правда? А медицинский приговор? Это он там действителен их медицинский приговор, а здесь другие правила. Это как водительские права. Вроде ездить умеешь, но в каждой стране заново подтверждаешь их действительность. Это он там был сирота, а здесь….  Да пусть это будет трижды неправдой, это и не могло быть правдой, он всего один раз был с этой Галей, а пацанов двое. Память к Глебу возвращалась быстрее логики и разума. Он за секунду вспомнил всю жизнь, спустился на Землю, ущипнул себя за ногу и решил, что никуда никогда уже не исчезнет. Только сейчас Земля стала твёрдой, Небо голубым, а Воздух целебным.
С этой секунды началась жизнь.
- Па! А ты где был?- спросил тот, который посмелее.
- Па! А нам мама про тебя ничего не рассказывала. У других мамы хоть сочиняют про войны и длительные командировки. А ты где был?- мальчишки быстро сообразили, что и отцовское сердце они делить не будут, но эмоции брали верх.
- Что ты пристал к моему папе. Это я его нашёл, значит, он мой, - отталкивая брата, кричал тот, который налетел на Глеба первый, - правда, па?
- Значит, это братья, - проанализировал Глеб,- наверное, близнецы, как-то неожиданно для себя догадался он.
- Нет, это мой папа. Это я уговорил маму пойти на набережную, - защищаясь кулаками, кричал второй одинаковый, - правда, ма?
От  обилия «па» и «ма» Глеб ошалел. Галя была в состоянии близком к обморочному. Дети начали драться. Было видно, что для них это привычное выяснение отношений, никоим образом не нарушавшее братских чувств.
Глеб ещё раз ущипнул себя за ногу и понял, что надо принимать решение. Громко и сурово, как учили его в Израильской армии, он сказал:
- Стоп! Сейчас взяли маму за руки, идём домой молча. Ясно?
- Да па, очень, очень ясно. А можно один вопрос? А ты больше не поедешь в длительную командировку? А где наши бабушка с дедушкой?- на всякий случай пацаны с двух сторон взяли папу за руки и даже не успели поспорить, кто за какую руку будет держать.
- Па, а что такое День Всех Влюблённых? А мы все влюблённые? А что мы будем делать на этот праздник? Вот в школе у нас будет чаепитие и дискотека. Юлька – староста всех достала: «Мальчики будьте поактивнее», - один из малых передразнил эту самую старосту.
-Па, а ….
Глеб понял, что вопросов будет гораздо больше чем один. У Глеба теперь всего будет гораздо больше. И вслух сказал:
- Я никогда и никуда больше не уеду. Бабушка с дедушкой далеко, но мы их обязательно навестим лет через сто. День Влюблённых – это день влюблённых. На этот праздник и во все оставшиеся дни мы будем любить друг друга. Понятно?
- Любить – это нам понятно! – зачем-то по очереди повторили с умиротворёнными лицами сыновья и Галя.
Любить – это мы можем!!!

Эпилог.
Галя попросила у шефа месяц отпуска. Шеф «порычал» для приличия, но дал. Галя никогда и ни о чём его не просила, и он это помнил. Редкое качество для начальника.
Глеб наслаждался семейным счастьем, но статья не писалась.
Лёшка с Гошкой не отходили от Глеба ни на минутку. И умудрились отвоевать с ним место на диване, отправляя Галю ночевать в другую комнату. Галя не сопротивлялась, им с Глебом и дня хватало, пока мальчишки в школе.
Голова кружилась у всех, но Галино самочувствие настораживало.
На 13-летие пацанов Гале стало совсем плохо и пришлось вызвать скорую. Скорая помощь приехала и увезла Галю в больницу в полуобморочном состоянии. Глеб не отходил ни на секунду.
Сидя в больничном коридоре и вглядываясь в лица всех проходящих врачей, Глеб готов был схватить каждого из них, потрясти за плечи и заорать: «Что же Вы молчите, что с моей Галей? Почему мне никто ничего не говорит?» Воздух вокруг был мёртвым, как любой воздух в помещении, где много боли и страданий.
К Глебу подошла симпатичная уверенная в себе женщина, на белом халате «бейдж» - «зав. г/о, к.м.н. Смирнова Юлия Геннадьевна».
- Вы с пациенткой прибыли? – глядя прямо в глаза, спросила врач.
- Я, - не отводя глаз, ответил Глеб.
- Кто Вы? – не унималась доктор.
- Я отец наших детей. Что с моей женой?
- Женой? – удивилась Юлия Геннадьевна, - пройдёмте ко мне в кабинет, -  уверенным движением она указала направление.
Глеб шёл медленно. Он боялся. Он этого не переживёт. Зачем он приехал в Россию, ему, что там было мало боли? Зачем Господь так мстит Глебу? Лучше бы уж меня убрал с этой Земли, а то по одному самых дорогих людей. Глеб ненавидел себя, свои мысли, свою Судьбу.
- Послушайте, муж. Я не знаю, откуда вы взялись, но я знаю эту девочку давно. Я вела её первую беременность, и тогда слово «муж» не фигурировало. Состояние пациентки сейчас очень тяжёлое. Анализы крови плохие, организм истощён, да ещё беременность 8-9 недель. Мы не знаем за кого бороться. И спросить не у кого. Родственников у неё нет,  - опустила глаза доктор.
Решение будет принимать она сама, но интересно послушать, что скажет этот парень? Красивый, ухоженный. Юлия Геннадьевна подняла глаза и дёрнула головой, ну мол, рассказывай с чем тебя есть.
Глеб как будто прочитал её мысли и начал говорить. Быстро, сбивчиво. Он ходил из угла в угол кабинета, размахивая руками, и рассказывал про свою жизнь. Доктору как священнику. Речь была долгой и нервной. Когда Глеб, дошёл до места, где он потерял родителей и тётку, слёзы не могли оставаться внутри, они бурлящим кипятком вырвались наружу. Глеб остановился у окна и уставился на улицу, где люди шли по своим делам и просто жили. Глеб их не видел. Он видел свою прошлую жизнь и плакал.
- Поймите меня. Я только начал жить. Всё, что есть в моей жизни – здесь. Я меньше месяца назад вернулся сюда и понял, что всё сделаю для них. Я ничего не знал. Я умоляю Вас, спасите Галю и её ребёнка. Моего ребёнка, - Глеб понимал, что три недели его пребывания в Новосибирске, никак не могли преобразоваться в 8-9 недель беременности у Гали.
- Но эта большая ответственность и для вас и для нас, - врач попыталась вернуть Глебу разум.
- Да поймите вы, - закричал Глеб, - я хочу вырастить хоть какое-нибудь маленькое существо. Я не мог мечтать об этом. Лучшее, что мне подарила Галя, это сыновья. Я готов вырастить с ней ещё детей, сколько она родит. Я буду сам вставать к ним ночью, гулять с ними, подносить к груди для кормления, менять подгузники, учить кушать с ложечки - Глеб не мог остановиться в своём перспективном счастье. А Юлия Геннадьевна и не останавливала его.
В дверь постучали, и на пороге появилась медсестра.
- Юлия Геннадьевна, пациентка пришла в себя, доктора требует, - взволновано произнесла женщина в белом халате с зелёной каймой.
Юлия Геннадьевна быстро пошла в палату, забыв про Глеба.
- Скажите, а она хороший доктор? - поинтересовался Глеб у зашедшей  в кабинет медсестры.
- Да, спокойно ответила женщина, - она раньше работала в женской консультации, потом решила писать кандидатскую диссертацию, и перешла к нам. Здесь практика большая. А сейчас Юлия Геннадьевна докторскую пишет. Куда её только не приглашали работать, а она всё в нашем отделении «торчит». Даже в отпуск не уходит
Глеб выпросил белый халат, и тихонько подошёл к палате.
- Ну что, красавица, поздравляю Вас! Беременность 3-4 недели, - как можно радостнее сообщила доктор  пациентке, удивлённой и от присутствия своего давнего любимого доктора и от информации, - муж принял решение сохранять беременность.
- Какой муж? У меня нет мужа? И вообще, откуда эта беременность, я же предохранялась? – чуть не заплакав, спросила Галя.
Чтобы разговор не зашёл слишком далеко, Глеб ворвался в палату.
- А вот и ваш муж! И, пожалуйста, успокойтесь. Я знаю, что вы девушка впечатлительная. Вашу беременность и на этот раз буду вести я. И ни к каким другим врачам вас не отпущу. На приём приходить  с мужем. Всегда! – сказала врач, как приказ, -  А сейчас отдыхайте, - перешла на докторский тон Юлия Геннадьевна и «испарилась».
Юлия Геннадьевна зашла к себе в кабинет, закрыла дверь на ключ и заплакала. Сначала тихо, потом громче,  потом и вовсе включила в раковине воду и зарыдала. Она никогда не расскажет правду этой сильной девочке о её беременности. Юлия Геннадьевна опытный циничный врач. В её практике не только операции, процедуры, манипуляции. У неё каждая история – жизнь!!! И она давно привыкла к «историям». Но эта история была настолько нереально-реальной. И она имела к ней непосредственное отношение. Она стала «ангелом-хранителем» для этой хрупкой девочки и её детей.
- Глеб, я не могу сейчас родить. Если я не буду работать, то нам не на что будет жить. Ты понимаешь? – дрожащим голосом сказала Галя.
Глеб встал на колени, положил голову Гале на живот. Он никогда не вставал перед женщиной на колени. Сердце его теперь больше громко не стучало. Сердце Душой было занято. Душа тихо лежала на месте. Отдыхала и наслаждалось цельностью.
- Дурёха! Как я без вас жил – дурак дураком, - абсолютно искренне говорил Глеб, -  Жить нам не что будет?! Жизнь только начинается. А моего наследства хватит на десятерых.
Галя поглаживала Глеба по голове и не слышала, что он говорит. Трудно – это не значит плохо. Рожать так рожать!
На приём они приходили всегда вместе. После приёма Галю просили ждать в коридоре, а Глеб один на один общался с доктором.
- У Гали резус-конфликт. У ребёнка кровь положительного резуса, а это проблемы с выработкой антител, - и ещё какие-то специфические термины говорила Юлия Геннадьевна, - и, кстати, вы не сможете стать донором в критической ситуации. Нужен будет нужен донор.
- Донор. Какая ерунда, найдём. Лишь бы кровь была живая, а донора отыщем, - не смотря на плохие новости, счастье не покидало Глеба.
Юлии Геннадьевне всё больше и больше нравился этот парень. Она помогала им во всём. Даже расписаться в ЗАГСе без очереди и без особых проблем усыновить Глебу своих кровных сыновей. Хорошо, что у Глеба было двойное гражданство, пришлось возиться с документами, восстанавливать.
***
- Ты куда пропала? - кричала в трубку Галина подруга, - тебя нигде нет: ни в офисе, ни в сауну не ходишь. Что случилось?
- Девоньки, простите, я так счастлива, - виновато сказала Галя.
- Дура! Я сейчас приеду, – и не теряя времени, подруга приехала к Гале.
Как только подруга ворвалась в Галину тесную двушку и увидела Глеба, тело её начало сокращаться в конвульсиях то ли от удивления, то ли от радости за подругу. Она прошла на кухню, села и закурила. Глеб с улыбкой подошёл и вытащил сигарету из пальцев девушки. Затушил её и сел рядом.
- Глеб, - протянул руку даме. Раньше бы чмокаться начал, а теперь только руку протянул, - а Вас как зовут?
- Как же вы с Галей встретились? Я же ей только сегодня вашу фотку принесла, - не отвечая на вопрос, девушка полезла в сумку и достала фотографию, распечатанную на цветном принтере.
Глеб долго рассматривал фотографию, смял её и выбросил за окно.
- Это не я, это - человек внешне похожий на меня, но не я. Поняли, - прямо в глаза, гипнотически медленно говорил Глеб.
Галя, ничего не понимая, смотрела за происходящим.
- Поняли, - соскочила с табуретки Галина подруга и выбежала за дверь. На улице она на всякий случай отыскала в грязном снегу цветной бумажный комок и порвала его. На всякий случай, чтоб с ума не сойти. От зависти.
***
А через несколько месяцев уже не редкий аппарат УЗИ показывал крупный плод без физиологических нарушений с женскими половыми признаками.
Лето выдалось жарким. Глеб купил загородный дом и торопился обставить его под свою семью. Из Галиной квартиры ничего, кроме цветов забирать не стали. Осенью мальчишки ходили уже в другую школу, под другой фамилией, но очень часто звонили своей бывшей старосте по классу и о чём-то подолгу беседовали.
***
 - Па! Ма! Чур, я сестрёнке имя выбираю. Я же старший, - не унимался Лёшка.
 - Подумаешь старше на 300 секунд. И, вообще, сейчас папа за старшего мужчину, пусть он и выбирает, - не оставался в долгу Гошка.
- Интересно, а моё мнение кто-нибудь спросит, - наигранно обиделась Галя, хотя её вполне устраивало нынешнее положение.
- Ещё раз поспорите, пинка под зад получите, - показал кулак детям Глеб, и стал раскладывать на столе четыре листка бумаги и четыре ручки. Дети не обижались на отца, пинка так пинка, лишь бы рядом был.
- Па! А мы что урок рисования устраивать будем. Малёк-то рисовать совсем не умеет, - всё-таки чувствуя себя старшим, язвил Лёшка.
- Па! Я не малёк, - с гордостью ответил Гошка, - и рисовать я умею.
- Брэк!  - показал жестом Глеб, как в боксе, - слушайте меня внимательно. Сейчас каждый сядет и напишет женское имя, которое ему больше всего нравиться. Потом будем выбирать. Ясно?
Все кивнули и сели писать.
«Юлька» - написал Лёшка и быстро свернул листочек.
«Юлька» - написал Гошка. Он, если честно, недолюбливал бывшую старосту, но уступать брату не собирался.
«Юля» - написал Глеб и вспомнил «ангела» на фоне чистого неба и смех который, сопровождал его по прибытию в новую жизнь.
«Юлия» - а что могла написать Галя? Юлия Геннадьевна, заменила ей и маму, и подругу.
Выбирать не пришлось – единогласно.
На семейном совете они решили назвать дочь Юлей.
Пацаны расписывали будущие свои обязанности по уходу за сестрёнкой и продолжали спать с отцом. Комнат и санузлов было достаточно, но братья по-прежнему дрались за первенство. Галя была счастлива спать одна на удобной кровати, которую купил Глеб за немыслимые деньги и поставил в просторную спальню.  На работу она больше не вышла. Глеб съездил в офис, забрал Галины вещи и поговорил с директором агентства по-мужски. Шеф, глядя на Глеба, всё понял, такой, если схватит, ни за что не отпустит своё счастье.
Глеб записал весь свой монолог, что произносил у Юлии Геннадьевны в кабинете в первый день их знакомства. Обозвал это статьёй и прикрепил его к электронному письму. Отправил в свой американский офис,  где когда-то работал:
«Высылаю статью о Сибири (читайте вложение к письму). В офис не вернусь, в страну тоже. Глеб.
P.S. А в России и правда самые лучшие девушки. Готовые на всё ради любви.»
Полёт только начинался.
12 Февраля  - Ноябрь 2004 г.