ОВИДИЙ - ИЗ РИМА НА ДНЕСТР
Из книги «В созвездии Южной Пальмиры»
Имя великого римского поэта Овидия окружено легендами и мифами.
Исторических сведений мало. Гораздо больше исторических загадок.
В приднестровском городе Овидиополе есть памятник поэту,
хотя в научных кругах бытует мнение, что он не был упокоен здесь
или где-то поблизости. Указывают место его гробницы – городок Томы
под румынской Констанцой.
А если все-таки непредвзято бросить взгляд на времена,
которые удалены от нас на две тысячи лет?
В аллеях веков шествуют названия Овидиево озеро,
Край Овидия, слышатся имена путешественников
прошлых веков и документальные свидетельства…
ВЕЧЕРНИЙ СЮРПРИЗ
Император Август сменил дневную тунику на легкую, из тончайшей белоснежной шерсти, и лег возле стола с яствами на триклиний – ложе, обитое серебром и выстланное шкурами леопарда и лани. Предстоял интимный ужин с женой Мецената, утонченной и любвеобильной Теренцией, связь с которой император тщательно скрывал. Нельзя сказать, что август был в нетерпеливом трепетном ожидании любовницы, но принюхиваясь к мягкому меху лани, он думал об утонченных вкусах Теренции. Ее любимым блюдом были мурены, рыбы-людоеды из Красного моря – их подавали к столу живыми, и засыпая, они меняли свой голубоватый цвет на нежный розовый, сочно-красный, фиолетовый… Бывало, Теренция читала стихи Горация и ела при этом пиявки, напоенные гусиной кровью, перемежая это блюдо с блюдом из мозгов перепелок в пряных шампиньонах…
Обычно, подготовившись к визиту и улучив минуту, Теренция садилась в носилки, и два раба выскальзывали из двора Мецената со своей драгоценной ношей и по самым узким и темным улочкам Рима неслись к боковому тайному входу дворца Августа. Носилки были необычными – не открытыми. На них стоял сказочный домик с окнами в волшебных занавесях, он перемещался в пространстве и в конце концов оказывался в личной трапезной императора. Занавеси шевелились, дверца открывалась – и колдунья любви выскальзывала к Августу с протянутыми руками, щекой прикасалась к его бедрам…
Так было и на этот раз. Носилки с многообещающим домиком уже стояли рядом с триклинием. Рабы исчезли. Двери личных покоев императора будто сами затворились… но вот из домика никто не выходил! Август ждал: вот весело растворятся дверцы!.. Вот защебечет Теренция… Но увы, не растворялись, и щебета что-то долго не было слышно… Август встал, сам раскрыл дверцы и увидел лишь шелковую обивку – внутри никого не было!.. «Что бы это значило? – спросил себя покоритель Египта, Африки и Галлии и увидел внутри на алой подушечке несколько книг, взял одну в руки и на кожаной обложке прочитал тисненые золотом буквы «Искусство любви».
«Теренция взялась учить меня?» - удивился полководец. Он перелистал книги и удивился еще больше. Содержание показалось ему поной ерундой: как вести себя с предметом обожания, как постепенно завоевывать сердце женщины, к каким уловкам прибегать… Руководство для подростков? Правда, иногда неприличное. «Что вы теряете, если вас обманывают? – читал он советы женщинам. – Все ваше остается при вас. Пусть им пользуются тысячи, его все равно не убудет! Железо стареет от трения, как и кремень уменьшается от него, но у вас соответствующая часть остается целой: вам нечего бояться за нее. Кто ж не позволит зажечь огонь от огня?..»
Еще он наткнулся на пасквили, в которых участвовали боги: «А вот это нехорошо». Излагалась история любви воителя Марса и жены Вулкана Венеры… Красавица так утрудила воина, что ему уж было не до прямых обязанностей. А муж-рогоносец Вулкан в прямом, а не переносном смысле расставил силки и сети у милой постельки, где эта парочка предавалась любви, и любовнички в эти сети голыми и угодили, а Вулкан тут же, не дав им одеться, собрал грозный суд… «Что это? Намеки на меня и Мецената? – ужаснулся август. – Но моя связь с Теренцией неведома никому! Да и книжки эти изданы восемь лет назад… - он взглянул на дату, - в то время Теренцией и не пахло…»
Но все объяснял листок пергамента, вложенный в одну из книг. Он содержал письмо.
Неизвестный автор после высокопарных обращений к цезарю взывал к его бдительности. Он, Август, известный всему миру как истый блюститель нравственности, вот уже восемь лет терпит в Риме выход этих порочных книг, которые постоянно переиздаются и зачитываются до дыр. В них оскорбляются боги, прославляются обман и прелюбодеяние. П ним наше юношество учится пакостям и вступает в жизнь! Автор – Публий Овидий Назон – грязный поэт, компрометирующий святые устои империи…
Август смутно помнил этого поэта. Кажется, его имя фигурировало в каком-то раскрытом заговоре… «Да Вельзельвул с ним! – чертыхнулся Август, - где Теренция? Что все это означает? Кто устроил мне эту гадость вместо приятного вечера?!» - и раскрывая двери и сметая все на своем пути, он бросился в атрий – деловую часть своего дворца.
ОРИВИДЕРЧИ, РОМА!
Все вышеизложенное происходило а декабре 8 года после рождения Христа. Известный и ценимый многими, а значит, имевший и достаточно врагов, поэт Овидий Назон как раз гостил у своего приятеля на острове Ильве (Эльбе), когда явились легионеры и предъявили поэту эдикт императора, по которому Овидий в двадцать четыре часа должен был убраться за пределы Италии и направиться в «Сибирь империи» - в какой-то городок Томы на Дунае. Без суда и следствия. По личному распоряжению Августа.
«Это какая-то ошибка!» - воскликнул поэт. Но легионерам не было никакого дела до поэтических восклицаний. Они быстро доставили Овидия в Рим, в его прекрасны дом-дворец, где жена его Фабия, кстати, родовитая римлянка, бывшая когда-то чем-то вроде фрейлины при жене Августа, была в тревоге и панике: муж высылается в двадцать четыре часа, в декабре, когда и корабли-то е ходят по морям! Но делать нечего…
И судно с изваянием Миневры на бушприте и с нарисованными женскими очами по обеим бортам снялось на Грецию. Пятидесятилетнего поэта рвало на палубе от жестокой качки. От бурь его прикрывала тонкая палатка из парусины…
В Греции, обессиленный, он сполз на берег, и только в марте смог продолжить путь. Но море было не его стихией. В Самофракии он предпочел остаток пути проделать пешком. Сект Помпей, правитель этой провинции и друг поэта, дал ему сопровождающих, и наконец Овидий, преодолев остаток пути, увидел маленький заштатный городок – место своей пожизненной ссылки.
Уже в пути он начал писать свои, позже прославленные «Скорбные элегии». Он адресовал их своим покровителям, друзьям, жене и, конечно же, всесильному Августу. Рефреном в элегиях звучал вопрос: за что?! За «Искусство любви»? Да они, по сравнению с тем, какой разврат творился в Риме – детский лепет. Правда, мастерски написанный лепет! Да только в театрах Рима чуть ли ни ежедневно показывали такое и обучали такому соитию, такому лесбиянству и скотоложеству, что он вправе был заявить: «Порочные мои стихи забудьте! Я целомудрен. Шаловлива только муза!»…
А сам император Август? Если в империи он взялся силой возрождать римские нравственные устои, то в своей семейке никак не мог навести порядок! Его дочь Юлия устраивала оргии чуть ли не на Форуме. Отец выдавал ее замуж трижды, а в последний раз – за сына своей жены Ливии. Юлия смертельно враждовала с Ливией, ненавидела своего теперешнего мужа и предавалась такому разврату, о котором говорили даже в самых укромных углах империи. В конце концов август выслал собственную дочь из Рима пожизненно.
А в это время в ссылке, вдали от Рима и любви, среди диких сарматов погибал великий поэт… В поэме «Ибис» посылал он проклятия тому анониму, который оклеветал его перед императором. Кстати, следствие по поводу пустого домика на носилках ни к чему не привело. Более того, этим же способом воспользовался какой-то философ, явившийся пофилософствовать с императором Августом о скорбном римском бытии, за дерзость был схвачен, но вскоре милостиво отпущен за скромный выкуп…
Утонченный поэт, привыкший к изяществу и роскоши, пропадал от тоски в варварской Скифии, терял мастерство, пил горькие вина и сочинял поэмы, посвященные разбору особенностей рыб Понта Эвксинского – Черного моря… Правда, он выиграл поэтический турнир, который сам и устроил. Его освободили от уплаты налогов. Его чтили Жена писала из Рима, что хранит ему верность, и присылала стихи их дочери, у которой тоже был поэтический дар…
Но ни Август, ни следующий император Тиберий не откликнулись на просьбы и мольбы поэта о помиловании.
Овидий, я живу близ тихих берегов,
Которым изгнанных отеческих богов
Ты некогда принес и пепел свой оставил.
Твой безотрадный плач места сии прославил,
И лиры нежный глас еще не онемел…
,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,
Суровый славянин, я слез не проливал,
Но помню их. Изгнанник самовольный,
И светом, и собой, и жизнью недовольный,
С душой задумчивой, я ныне посетил
Страну, где грустный век ты некогда влачил.
Здесь, оживив тобой мечты воображенья,
Я повторил твои, Овидий, песнопенья.
(А.С. Пушкин, 1823)
____________________
РЯДОМ С БАБЕЛЕМ ВОЗЛЕ КАМИНА
Из книги «В созвездии Южной Пальмиры»
ВОЗВРАЩЕНИЕ БЛУДНОГО СЫНА
По мнению отца, Исаак сошел с ума. По вечерам на Ришельевской стреляли, будто в доме напротив, где был когда-то модный магазин «Венские силуэты», кто-то распахивал двери тира и приглашал всех желающих немного подпортить груди этих силуэтов стрельбой. Днем люди спешили – с похорон, на похороны? Иметь от кускового сахара да хоть пыль к чаю – уже событие!
А Исаак привел в дом жену! Ввел ее в кабинет отца, называл Женечкой. Усадил возле камина и поступил глупо, потому что из камина шел сквозняк, камин давно не топили. Женечка смущалась, глаза будто просили прощения. Иногда в них читалось такое смирение с неизбежным. Со всем, что случилось с ними и с эти миром, что отцу Исаака впору было подумать: «Да. Это судьба».
Но разве такой судьбы он хотел для сына? Благодарение Моисею, сын окончил Одесское коммерческое училище, киевский коммерческий институт, имел диплом и голову на плечах. Нет, были и «заскоки» - по ночам марал бумагу, что-то писал по-французски, написанное прятал (отец за это звал его граф Монтекристо), а потом что-то удалось ему напечатать, он сходил с ума от открывшихся новых горизонтов, вдруг бросился в Санкт-Петербург, изучал какие-то психологические науки, но, слава Всевышнему, взялся таки за ум. А в Киеве сын прилежно учился и там же присмотрел эту Женечку – дочь киевского уважаемого коммерсанта Бориса Гронфайна. Фирме по продаже сельхоз-орудий нужен был управляющий, которому можно было довериться во всем. «А как не довериться собственному сыну? – думал отец Исаака. – Со временем он стал бы главой нашей семейной фирмы!»
Но некстати началась война, а потом и вовсе мир перевернулся. То, что было вчера уважаемым, теперь презиралось. Мир сошел с ума. И сын пропал надолго… А теперь – вот, знакомит у камина свою младшую сестру Мэри и ее мужа с этой Женечкой… хохочет, возбужден. Снова, как в прежние времена, говорит о литературе так, будто с нее можно жить. От него пахнет порохом. Где он пропадал? В каких бандах так быстро облысел? У белых, у красных? Конечно, я рад, что Исаак вернулся. Но с женой… Была ли у них хупа и все положенные обряды? Жив ли ее отец? Можно сказать, что эта Женечка красавица. Она – ангел. Но только очень грустный и уставший ангел. К добру ли это?
КАМИН
Бытует одесская легенда, что камин в комнате отца Бабеля был построен к одному из детских дней рождения будущего писателя. До этого здесь была обычная кафельная печь с рядами нарядных красных изразцов, которые в России называли прежде ценинами. Ну что же, если эта легенда верна, что вполне может быть, то в 1994 году, когда в Одессе отмечалось столетие знаменитого одесского писателя. На бабелевских чтениях не хватало одного свидетеля, одного трудноподъемного персонажа – камина.
С ним, матово светящимся серым мрамором, с ним, иногда вдруг меняющим свои отсветы от зеленого до голубоватого, Бабель вырос. Прятался в его зеве за тонкими греческими колоннами (нет, по размерам их, скорее, следует назвать колонночками), наблюдал завораживающий Татр огня, заворожено слушал гудящее пламя, вместе с которым в иные мгновения так хотела улететь его душа. Правда, романтического продолжения, примерно такого содержания: и вот он, чуть ли ни заикающийся от трагического восторга перед бытием этого безумного мира, все-таки вернулся к домашнему очагу, к камину с красными ценинами-изразцами в его пасти, умиротворенно разжег его и, подбрасывая поленца, писал днями и ночами, создавая свои шедевры – «Конармию», «Одесские рассказы»…
Нет, Бабель с женой Женечкой, которую боготворил и любил так, что постоянно удивлялся сюрпризам Судьбы, жил в соседней комнате, без камина. В комнате напротив обитала его сестра с мужем. Сестру в доме называли только Мэри (дань славе любимой актрисе Мэри Пикфорд). У Мэри подрастала дочь Наташа.
А перед камином сиживал теперь отец писателя. Он болел. И уже не удивлялся постигшим его превратностям судьбы, потому что от этой напасти страдали все. Иногда он брался прочитать то, что написал его сын, и вот тогда по-настоящему удивлялся: «Кому это может понравиться? И сколько могут заплатить эти голодранцы? На керосин хватит?»
Кстати, по свидетельству жильцов дома №17 по Ришельевской улице в бабелевском подъезде до самого их четвертого бабелевского этажа стоял извечный, сначала даже приятный, а потом бальзамический, кружащий голову, запах керосина. Миновали десятилетия, в домах уже был газ, а этот запах двадцатых годов еще долго дурманил всех и канул в Лету только к концу двадцатого века. Центральное отопление отменило зимнюю необходимость камина – на его решетку поставили электрический отражатель, и спиральки малиново змеились, олицетворяя медленную каминную агонию. И автор этих строк не раз сиживал перед ним, наблюдая умирающие отсветы и все еще на что-то надеясь…
Не знаю, о чем думал камин, когда власть, которой писатель Бабель прочил долгую жизнь, в девяностых годах прошлого века рухнула. Впрочем, наверняка камин чувствовал свою обреченность: его теплый дым давно не перемешивался с другими дымами и не искал в их закоулках дымоходов и темных небесах. Да и пол под камином вдруг стал иметь крен, олицетворяя пошатнувшиеся устои домов, жизней и государств.
В этой квартире появились новые хозяева и, устраивая свою новую жизнь, им не было никакого дела до этого театрика огня. Дальнейший виток каминной судьбы как бы повис в воздухе… Но кому это понравится – идти на слом, когда за твоими мраморными, пусть немного сутулыми плечами – целое столетие.
____________________________
АГЕНТ 007 РОДОМ ИЗ ОДЕССЫ
Из книги «В созвездии Южной Пальмиры»
ПОД УВЕЛИЧИТЕЛЬНЫМ СТЕКЛОМ
БРИТАНСКИХ СПЕЦСЛУЖБ
Нельзя сказать, что Британская разведка в начале двадцатого века бросила значительные силы своих спецслужб на изучение биографии некоего Жоры из Одессы. Но все-таки, любые сведения о нем, документы, свидетельства тщательно собирались, фиксировались и подшивались в дело. И общая картина вырисовывалась неоднозначная, даже в какой-то мере фантастичная.
В самом деле: Джордж (Георгий) родился в Одессе на Александровском проспекте 15, в семье обычного одесского врача. Конечно же, тут проецируется славное одесское детство, гимназические забавы, солнечный Ланжерон, азартные ребячьи игры на пуговицы и даже непонятные английскому уму еврейские погромы. Но нет, Джордж, по его словам, получил респектабельное воспитание, принятое в дворянском католическом кругу: няньки, бонны, домашние учителя, с помощью которых он блестяще освоил европейские языки.
Его семья имела достаток, позволяющий даже выписать из Вены доктора Зигмунда. – хоть и не Фрейда, но все-таки Розенблюма, - внимательнейшего эскулапа, который консультировал мать Джорджа, а заодно обратил пристальное внимание на ее отпрыска, оценил его таланты, предрек великое будущее и увез его в Европу заниматься медициной и химией. Правда, Джордж (тогда он был еще Георгием) увлекся химией политической и прямиком угодил в одесский тюремный замок за провоз политической информации в Одессу. Этот факт Британской разведкой был установлен.
Но дальнейшее снова расцветало романтическим калейдоскопом: пока Жора парился на нарах, умерла его мать. Сам он был отпущен за денежный взнос, в России странно именуемый взяткой, которая тут же сделала его политический проступок малозначительным. Но главное: молодой человек, перебирая бумаги своей умершей матери, узнал тайну своего рождения! Оказывается, не одесский врачеватель, а венский доктор Розенблюм был его настоящим отцом! Это открытие настолько смутило душу будущего Мендлеева, настолько поразило его правдивое сердце, что он тут же решил оставить навсегда этот прогнивший европейский мир и, то ли нанялся матросом, то ли наскреб денег на билет, но однако же ступил на палубу парохода, имевшего курс на Рио-де-Жанейро. Да, это были времена, когда мятущиеся души мечтали о лиловых неграх, когда Лев Толстой тревожился о раскольниках, отбывающих в Штаты, а Остапы Бендеры начинали лелеять мечты о райском Рио…
Увы, в Южной Америке романтические склонности одессита реализовались прозаически: пришлось «працюваты» грузчиком в порту, после чего, поднакачав мышцы, стать благородным вышибалой-дворецким в доме свиданий. Это ладно. Уж таков тернистый путь к славе, о которой Георгий и не помышлял, когда нанялся в рабочие английской экспедиции в дикую сельву самой Амазонки. Британские спецслужбы констатировали, что эта экспедиция потерпела сокрушительное фиаско: ни золотого Эльдорадо, ни тайн Грааля, ни этнографических открытий не сделало. А попросту погубила всех участников за малым исключением: одессита Георгия и двух англичан, которых одессит вынес на своих плечах из джунглей, не подозревая, что на его закорках пристроилась сама Судьба.
Англичане выжили, но не били в благодарный там-там, а вознаградили Георгия полуторами тысячами фунтов и помогли визой в благословенную Британию. И вот тут око Британских спецслужб уж не дремало. Агенты доносили: в какой фешенебельной гостинице на Пикадилли мистер Георгий остановился, у каких модных портных шил костюмы. Кого из леди можно причислить к его любовницам, в каком казино азартно играл и с какими дипломатическими лицами имел контакты.
Одну из своих интеллектуальных дам он звал Лили, ездил с ней на остров Эльбу к месту первого захоронения Наполеона. Потом их пути разошлись: Лили засела писать роман, а у Георгия, видно, таяли деньги, и с их таянием возросли его контакты с Британской разведкой. И даже настолько, что в один прекрасный день состоялось рандеву-вербовка. И Георгий был направлен в Россию со скромным заданием: собирать сведения о нефтяных российских интересах в Афганистане.
2. КАЛЕЙДОСКОП ВЕРТИТСЯ
Иэн Флеминг (встречается и написание Ян Флеминг), создавая свои «бессмертные» произведения о Джеймс Бонде, разумеется, был знаком с документалистикой о мире шпионов. Но именно невероятная, порой фантастическая, но все-таки реальная канва жизни одессита с Александровского проспекта поразила и увлекла его. Конечно, в таких романах, как «Казино Руаяль» или «На секретной службе Ее Величества», мы не обнаружим точного сходства с нашим Георгием, но сам знаменитый английский писатель признался, что основным прототипом его супер-агента 007 был именно Георгий из Одессы.
Трудно сказать, как в Петербурге он осуществлял свою секретную миссию, но о многочисленных романах неотразимого красавца говорили и в высшем свете. Однако у него была и искренняя сердечная привязанность к молодой англичанке Маргарет Томас, жене состоятельного священника. Вместе с ними Георгий вернулся в Лондон, где престарелый священник умер. Путь к бракосочетанию с Маргарет был свободен. Наследство ее бывшего мужа супруги поделили поровну. Перд ними был открыт мир, и супер-агента с супругой можно было встретить в Китае, Голландии, Африке, Германии…
А Лили тем временем написала свой знаменитый роман «Овод» - да, это была Лилиан Войнич, которая списала характер своего главного героя с нашего Георгия, когда одесского строгого юноши.
Но теперь, в реалиях, он был игроком жизни. Собирал сведения о Германии для англичан, а попутно снабжал и немцев английскими секретами. В Петербурге он, конечно же, познакомился с авиатором Уточкиным и надолго «заболел» авиацией, инвестировал свои деньги в фирму «Крылья», вместе с Б.Сувориным построил первый в России аэродром, с которого стартовали на их деньги десять самолетов по маршруту Петербург – Москва. Три летчика разбились насмерть, один выжил, пятеро, в их числе Уточкин, совершили вынужденную посадку. Долетел до Москвы один.
Наш супер-агент предприниматель на этом деле разорился, но не унывал. Без памяти влюбился в жену заместителя военно-морского министра, и она была очарована соискателем, а он в газете своего друга Суворина тут же опубликовал ложное сообщение о том, что его первая жена Маргарет трагически погибла в автомобильной катастрофе, мужу своей пассии предложил миллион отступного, но тут как раз и… Маргарет объявилась в Петербурге живой и здоровой, разразился скандал – ведь наш Георгий уже был двоеженцем!..
А на этом фоне и фоне войны четырнадцатого года он с головой погрузился в дела. Он занимался германским судостроением, торговал взрывчаткой, работал на Британскую разведку и, наконец, вступил в ряды Королевских военно-воздушных сил в чине лейтенанта.
3. С ПРАВОМ НА УБИЙСТВО
Еще со времени первой женитьбы наш Георгий стал Джорджем Сиднеем Рейли.. Когда он, английский лейтенант Рейли, прибыл в 1918 в Москву, то официально был послан на помощь в дипломатических делах послу Британии Локкарту. Конечно же, Джордж-Георгий возобновил старые деловые и любовные связи.
Добивался свидания с Лениным. Его принял управделами Совнаркома Бонч-Бруевич. Он завязад дружбу с важным советским чиновником Караханом. У Джорджа были личные информаторы повсюду, и для них он был Константином Массино, греком. Спустя некоторое время он уже фигурировал в списках сотрудников ВЧК как Георгий Релинский. Для Британских спецслужб его закодировали как супер-агента ST1. Через любовницу английского посла Локкарта он вышел на самого Петерса – заместителя Дзержинского и, используя то, что семья Петерса была в Англии, что латышские интересы были не безразличны Петерсу, он убедил его в том, что подходящий момент для главного деяния настал. А великое это деяние заключалось в свержении большевистской власти посредством переворота с помощью латышских стрелков.
На тайном совещании послов стран Антанты лейтенант Джордж представил Британию вместо Локкарта. Плану Джорджа были одобрены. Но отчет об этом секретнейшем совещании лег на стол Петерса и… латыш испугался. В случае неудачи – казнь. Поэтому, когда Карахан, также завербованный Джорджем Рейли, вызвал Петерса к себе. Джордж обвинил Петерса в измене и пригрозил немедленным разоблачением. Перс испугался во второй раз.
Миссия Рейли, его планы казались заманчивыми и убедительными. Еще шаг – и восстание латышей с завидной легкостью могло бы разделаться с большевиками, но… заговорщиков подвел размах Джорджа, его южный темперамент, который диктовал акты террора. В конце августа был убит председатель питерского ВЧК Урицкий, за ним последовало покушение на Ленина, другие ликвидации, взрывы… И видно, Петерс испугался в третий раз. 2 сентября с «помощью» Петерса был раскрыт заговор Локкарта-Рейли. Локкарт был выслан. А Джордж Рейли успел скрыться.
В Лондоне, несмотря на неудачу, наш Джордж-Георгий получил военный крест и чин капитана. Под видом бизнесмена отправился к войскам Деникина, побывал на Александровском проспекте в Одессе и, вспомнив себя – чистого наивного юношу, - едва добрался до гостиницы в состоянии депрессии и крайнего безразличия ко всему.
Потом он побывал на Пражской конференции, в Польше участвовал в рейде белополяков на территорию России, но серьезных дел ему не доверяли, так как он как супер-агент был уже известен разведкам мира. Он был в депрессии, страдал от нехватки денег, пускался в сомнительные аферы и даже одно время продавал радикальное средство от облысения собственного изобретения.
В конце концов он поставил на свой страх и риск на Бориса Савинкова, пропагандировал его в качестве лидера новой будущей России. Но читателей этих строк я отсылаю к материалам телесериала «Операция «Трест», где супер-агента сыграл народный артист Якут. Да, именно так все и было: супер-агента чекисты удосужились заманить в Россию, он перешел границу с Финляндией, где и был арестован.
Варианты обстоятельств его гибели в застенках ЧК различны. По одним легендам он не был ликвидирован, не был судим, а был заслан в Европу в качестве русского агента. По другим свидетельствам он отбывал срок в ГУЛАГе. Даже во время Второй мировой войны супер-агента «видели» то в Китае, то в Америке…
Но не так давно были на время открыты архивы КГБ, и выяснилось из донесений сотрудников ВЧК, что наш Георгий был застрелен в Москве при инсценированной попытке к бегству. Любопытно, что перед последним своим вояжем в Россию он вдруг застраховал свою жизнь на 150 тыс. английских фунтов. Когда сообщение о его смерти появилось в российской прессе, то на эти деньги, разумеется, сразу же нашлись претенденты. Объявилась третья жена Георгия – Пепита-Жозефина Бабадилья.
С одной стороны, она была уверена, что ее законный муж Георгий все еще жив, и она требовала визу в Россию. А с другой стороны – опубликовала некролог о нем. Потом, конечно же, появились и дети лейтенанта Рейли – сынки из Вологды и Одессы (такова уж была эпоха), а с сыновьями знаменитый лейтенантов контактировали в литературе романтичные Остапы Бендеры…
Ну и, конечно же, нельзя не вспомнить, что в кинематографе по романам Флеминга явились миру фильмы «Голдфингер», «Золотой пистолет» и множество других, в которых литературного и кинематографического прототипа – Жору из Одессы – играло множество теперь известных актеров, в том числе суровый и победительный Шон Коннери.
__________________________