Доброволец.
Когда стало совсем невмоготу, Христюк засобирался в Мариуполь, к сестре.
Его работа кончилась, потому, что порвалась связь с Москвой. Небольшой запас наличных кончился. Банки закрылись. Завод, на котором работал его сын, разбомбили. Детский сад, где работала его жена, разбомбили. Их дом, на посёлке Октябрьском, разбомбили. Теперь они ютились у матери. Мать пенсию не получала. Получала гуманитарную помощь. Но на четверых её не хватало.
По дороге в Мариуполь, автобус четыре раза останавливали. Сначала ополченцы, потом укропы. Ни те, ни другие, не стеснялись, шмонали круто.
В Мариуполе был рай, по сравнению с Донецком. Сестра пристроила Христюка на базар, торговать рыбой.
Казалось бы, чего сложного? Взвешивай на весах, да считай деньги на калькуляторе. Ан, нет. Время было ноябрьское, промозглое и с морозцем, целый день на ногах. Острые судачьи плавники кололи руки сквозь нитяные перчатки, потом это всё воспалялось. А судака надо было ещё на рассвете выгрузить из машины в тяжеленных, мокрых ящиках.
Короче, в вечерних сумерках, Христюк шёл на троллейбусную остановку, уже зигзагом.
Из туманной мглы выплыл цветной лайт-бокс. Внутри светилось что-то похожее на свастику и вездесущий «трызуб». Ниже, - текст на русском языке:
Вступай в территориальную оборону Донбасса!
Ещё ниже, - реквизиты для связи и городские адреса.
Христюк перевёл взгляд на дом напротив. На фасаде был номер одного из вербовочных пунктов. Крыльцо, - тепло освещено красивым, кованым фонарём. Офисная дверь с табличкой выглядела солидно. Рядом с дверью, - три окна в розоватых ламелях, ярко подсвеченных изнутри.
Топчась на остановке, Христюк выкурил сигарету. Потянул из пачки вторую. Вспомнил донецких ополченцев в ночном магазине, где он покупал эту пачку «Примы» и хлеб. Ополченцы расплачивались пятисотками и укладывали в пакеты деликатесы, на которые у него текли слюни.
Христюк засунул сигарету назад и пошёл на свет кованого фонаря.
В офисе было тепло и сухо, пахло дорогим табаком. За столом сидел грузный, молодой парень в камуфляже. Лет ему было, чуть за тридцать, но весил он, наверное, далеко за сто. На столе стояла табличка с надписью готическим шрифтом, - «Ж.П. Пидюменко» и ещё что-то мелкими буквами, чего Христюк без очков прочитать не смог. Он подумал, что это за имя такое, на букву «Ж»?
- Доброволец? – Спросил парень.
Христюк кивнул.
- Рыбак, что ли? – Парень сморщил нос.
- Рыбой торгую, - объяснил Христюк.
- Паспорт давай, - сказал парень.
Христюк дал. Ходить без паспорта теперь было никак нельзя.
- Донецкий? – Удивился парень.
- Мать у меня в Донецке, очень престарелая, - заторопился Христюк. – Ну, я и прописался, чтоб хата не пропала. Сам-то я из Мариуполя, с сестрой живём, у нас тут…
- О, Донецк! – Не слушая, мечтательно сказал парень. – Там такие найт-клубы, каких в Киеве нет. А девки? Жиды с русскими, с греками перемешались, конфетка получилась. А кабаки какие, а? Возьмём Донецк, всё наше будет.
Христюк представил себе «Ж.П. Пидюменко», сидящего в его любимом кафе на углу Театрального проспекта и улицы Горького. С полужидовкой из его подъезда на коленях.
- Ладно, к делу, - вздохнул парень. – Держи адрес, тут всё расписано. Это на Левом берегу, общага бывшая. Найдёшь сотника, Бахарева. Он тебя определит и на денежное довольствие поставит. Вперёд, за Родину.
Христюк вышел в промозглую, ночную сырость. Дул ветер с моря и рвал из его рук укропскую бумажку. Христюк разжал пальцы. Бумажка улетела.
Он повернулся и пошёл через ночь вперёд, в Донецк. Он шёл домой. Родины у него с укропом были разные.