Отрывок из главы 16, "О лесном народе и дочерях Великой Матери" (Трилогия "Затонувшая Земля", Часть Вторая, "Нижний Мир")
Ландэртонская целительница Гея и ее ученица, приглашенные Лесной Владычицей, посещают страну фейри, где узнают много удивительного...
...- Верно, век детей Лесной Матери, не в пример их росту, будет побольше нашего! – не удержалась она на этот раз от удивлённого воз-гласа. В ответ ей со всех сторон засияли столь же светлые и яркие улыбки. Под щедрой сенью чудесного дерева, качаясь в травяных сетках, словно в колыбелях, крошки-воины, казалось, оставили на земле всю свою мрачную суровость и превратились в самых открытых и добродушных существ, каких только можно встретить.
- Так и есть, госпожа Елизавета, - охотно и учтиво отозвался Келли, не отпуская с уст улыбки. – Недаром наше долголетие стало притчей во языцех. Редко кто из детей Лесной Матери возвращает земле своё тело прежде, чем отметит пятисотлетие, если только недруги не из-гонят его из мира раньше при помощи огня и железа. Они кричат о нашем долголетии как о чёрном колдовстве, не ведая того, что и сами могли бы жить в десять раз дольше, если бы вернулись к древней мудрости. А прежде, когда вражда и ненависть ещё не отравили землю, воду и воздух, мы жили более тысячи лет. Тогда век и людей, и животных, и деревьев был так долог, что все существа успевали утомиться от жизненных трудов, но не знали болезней и потому не боялись смерти. Но и теперь мы, лесной народ, храним частичку прежней жизненной силы: мне сто сорок три года, а я так же скор на ногу, и рука моя столь же тверда, как сотню лет назад, тогда как убийца моего отца и даже его сын, как мне известно, давно уже умерли от старости.
- Вероятно, что, если бы ваши недруги узнали правду, многие из них согласились бы на всё, лишь бы вернуть хотя бы частицу утраченного дара долголетия, который удалось сохранить вам, - предположила Гея. Она опьянела от медвяного благоухания и с замиранием сердца думала о том, что, источай эти чудесные плоды свой аромат по всему миру, в нём не осталось бы ни голодных, ни больных.
- Боюсь, Королева Целительниц, твоя благая воля слишком велика, чтобы твой провидческий дар не изменил тебе, - покачала головой Лесная Владычица не без горечи. – А ведь кому, если не тебе, и знать, как дорожат своей властью чёрные жрецы мёртвого бога! Власть и господство ставят они выше любви, выше самой жизни. Оттого оскудели по всей земле молочные реки, кисельные берега обернулись болотами, а сердца людей отравлены. Чёрные жрецы скорее готовы ввергнуть мир в испепеляющий огонь, чем позволить людям вернуться к Богине.
- Будь иначе, мы, лесной народ, не оказались бы одни против всех людских племён лишь потому, что сохранили верность Великой Матери и нашей Владычице, её Верховной Жрице, - поддержал её сын. – Ибо, да будет вам известно, Лесная Владычица почитаема своим народом так, словно произвела его на свет и своего священного чрева, всех вместе и каждого в отдельности. И подобно тому, как обращаются дети к кровной своей родительнице, мы не зовём свою госпожу по имени, ибо каждая Владычица для нас есть ипостась Самой Матери Мира. Когда-то так жили все людские племена, и под сенью священных деревьев на земле царил мир.
- Как же так случилось, что этот мир оказался разрушен? – спросила Елизавета. – С чего всё началось? И кто оказался первым предателем?
- Теперь уже никто не помнит его имени. Несомненно лишь одно: он был мужчиной, как не тяжело признать это каждому из нас, мужчин, - с глубоким вздохом произнёс Келли, и зелёные саламандры в его глазах потемнели и замерли. Он потупился, и другие мужчины из лесного народа тоже опустили взоры с глубокой и искренней скор-бью. Изумлённые девушки увидели, как по смуглым щекам их катятся слёзы.
- Сыновья Лесной Матери – единственные, кто не наследует этому предательству и никак к нему не приобщился, - мягко промолвила Владычица. – Но они, как никто на земле, несут в своих чистых сердцах всю горечь осознания той страшной беды, что вошла в мир через мужскую гордыню. Случилось это тогда, когда в первозданном ми-ре на Древе Жизни ещё росли волшебные плоды, и даровали они всякому, кто их вкусит, вечную молодость и бессмертие. Даже здесь, под защитой наших любовных чар, в заповедном краю, в земле больше нет прежней силы, чтобы передать её плодам этих священных деревьев. И проходят сотни лет, а наши маленькие эо всё ещё никак не вырастут из девочек во взрослых мудрых дев-хранительниц. – При этих словах Владычицы девочки-птицы, рассевшиеся повсюду на ветвях, издали дружный, длинный и жалобный возглас, похожий на плач. – Так дичают все плодовые деревья от нехватки живительных земных соков и солнечного тепла. И воистину, солнце с тех давних пор слишком состарилось и одряхлело, чтобы помочь нашим трудам, в то время как весь остальной мир показывает нам свои зубы. Но тогда и Солнце, и Земля были молоды, а люди, ещё только-только созданные Богиней, трепетали перед тайной бытия и с благодарностью вкушали дары своей Создательницы. Величайшим и драгоценнейшим из даров её был для них дар любви.
Никто не знает в совершенстве тайны творения, но древнейшие из преданий гласят, что сначала Богиня, явившись из хаоса, обернулась птицей и бегом своих крыльев сотворила ветер. Тогда Она соединилась с ним в творческом любовном танце, плодом которого стало яйцо этого мира. Ветер обернулся змеем, обвился вокруг яйца и согревал его, пока скорлупа не треснула и мир не вылупился наружу. И, едва родившись подобно птенцу, мир принялся бурно расти, наполняясь множеством живых существ, среди которых появились и люди. Правда, иные предания говорят, что Богиня сотворила людей отдельно от всего остального мира. Вырезала ли Она их из дерева, слепила ли из глины или из теста, а только женщина удалась Ей сразу, мужчину же пришлось не раз переделывать, прежде чем творческий поиск принёс Создательнице удовлетворение. Но и после того, как Она придала своему творению уже вполне благообразную форму и наделила его недюжинной силой, по сравнению с женщиной мужчина всё ещё казался неотёсанным болваном. Богиня твёрдо ре-шила уподобить людей себе, наделив их творческим даром и знанием. Она принялась говорить с людьми посредством воды и ветра, луны и звёзд, растений и животных. Женщина чутко внимала каждому откровению и оказалась такой хорошей ученицей, что вскоре приручила и зверей, и птиц, и все стихии, ибо всё сущее признавало в ней подобие и даже воплощение самой Создательницы. Мужчина, напротив, оставался глух к учению, ибо голос Богини, звучащий во всех её творениях, был ему чужд и невнятен. Но его любопытство уже тогда доставляло и женщине, и самой Богине множество забот, ибо, не имея разумения, он то и дело стремился подражать Создательнице. Однако женщина ни в чём не укоряла своего простодушного возлюбленного, ибо в поступках его никогда не было злого умысла, и даже напротив: многие из них совершал он из искреннего желания порадовать возлюбленную. Тогда ещё и женщина, и муж-чина превыше всего почитали свою любовь друг к другу. Богиня радовалась, что сумела наделить своих созданий столь совершенным даром, и всё же в глубине души Ей хотелось иметь в лице человеческого рода не только чуткую ученицу, но и не менее чуткого ученика. Поэтому, когда присущее мужчине любопытство привело его однажды в сад к самой Создательнице, прямо к Древу Жизни, его дерзость Богиню даже порадовала. А тут ещё крылатый змей, её ветреный возлюбленный, первый на свете шутник и затейник, нашептал ему на ухо: «Вкуси, человече, от плода этого дерева! Если вкусишь от него, то будешь жить вечно и никогда не умрёшь!» Мужчина протянул руку за чудесным плодом, но сидевшие на ветках крылатые Хранительницы подняли такой крик, что бедняга от страха свалился замертво к подножью Древа. Так и нашла его явившаяся на шум Создательница. Беспомощный, лежащий без чувств, он показался Ей особенно прекрасным. И Она омыла его из источника Жизни, возвращающего память даже умершим, и своей собственной рукой поднесла плод с Древа Жизни:
- Вкуси, и да пребудет с тобой Моё благословение. И знай, что нет у Меня ничего, чем Я не готова поделиться с тобою. Ибо ты – дитя Моё, а всё, что есть у матери, есть и у детей её.
Слова эти предали мужчине смелости и дерзания. Он вкусил от плода и, упоённый его пленительным вкусом, уже не мог удержать своих уст.
- Не будь так жаден, дитя моё. В плодах этого Древа заключена огромная сила! – промолвила Богиня. Но сила уже вошла в мужчину, и вмиг преобразила его из неуклюжего, любопытного и прямодушного полузверя-полуребёнка, в прекраснейшее из всех созданий. Это была та степень совершенства, к которой всегда стремилась в своих творениях Богиня и которой не сумела достичь именно в муж-чине. Теперь же, когда мечта её сбылась, Создательница не могла удержаться от восхищённого признания.
- О возлюбленный сын мой, отныне ты во всём подобен Мне! Воистину ты бог, и станешь создателем множества новых чудес этого мира, ибо неиссякаемая сила созидания переполняет тебя и жаждет из-литься в твоих деяниях.
Так благословила его Богиня. И благословение Её тотчас же исполнилось, наделив мужчину тем же могуществом, которым обладала Она сама и которым уже поделилась с женщиной через дарованные ей знания. Ведь таков и был заветный замысел Создательницы: поде-литься своей творческой властью с людьми, дабы они могли сотрудничать с Богиней во всех её делах.
То, что случилось потом, случилось не вдруг и не сразу. Целая эпоха минула прежде, чем благословение обернулось проклятьем. Сначала мужчина и в самом деле участвовал вместе с женщиной в делах Богини и почитал за счастье самоотверженно служить плодородию земли и благоденствию всего живого, вкладывая в своё служение огромную силу, полученную от священного Древа через его плод. И женщина, и сама Богиня не скупились на похвалы его благородству, тогда как сам он смиренно видел в своём усердии лишь возвращение долга. А восхищённые песни о его красоте и вовсе его смущали. В ответ на них его ещё не искушённое сердце отвечало лишь готовностью на всё большие труды и жертвы, находя в них полноту счастья. Всё это забавляло ветреного насмешника-Змея, первого возлюбленного Богини. И если его попытки высмеять пристрастие женщины и самой Богини не имели успеха, то остроты в адрес последнего действовали медленно, но верно, подобно тому, как вода точит камень. Постепенно безмятежное счастье начало всё сильнее омрачаться мыслями, рождёнными из семян этих насмешек, и создавшееся положение вещей стало казаться мужчине всё менее удовлетворительным, пока не пришёл тот день, когда, наконец, он вдруг осознал себя угнетённым и обманутым. Все насмешки Змея и вызванные ими горькие и мятежные мысли сложились в уме мужчины воедино.
«Не довольно ли уже быть увенчанным рогами богом, подобным оленю, которого закалывают и съедают? – спросил он себя. – И не для того ли поются мне хвалы и славословия, дабы безвозмездно пользоваться моей силой с моего же согласия и к моей же безрассудной радости? Богиню называют щедрой дарительницей, но если Она неизменно поощряет меня возвращать ей всю силу, дарованную через плод священного Древа, воистину ли Она щедра? Разве подобает дарительнице требовать назад дар свой? И если Она называет меня богом, не значит ли это тем более, что дарованное Ею уже не Её, но моё и только лишь моё? Она зовёт меня подобным Ей, но на деле я участвую в Её делах и замыслах. И, в отличие от женщины, я не подобен Ей, как бы Она ни восхваляла мою и в самом деле достойную прославления красоту. Не значит ли это, что и слова о моём подобии Ей – лишь обман? Я подобен самому себе, и, как истинному богу, мне не подобает позволять кому бы то ни было пользоваться моей силой. Мне пора творить свои собственные деяния по своей собственной воле, и самому использовать других и их силу так же, как они прежде использовали мою. Женщина и сама Богиня так долго твердили мне о моём совершенстве. Пусть же теперь признают его на деле и докажут, что слова их не были лишь лестью, призванной за-туманить мой разум и сокрыть от меня то унижение, в котором я пребывал под их началом!»
И в самом деле, женщина и даже сама Богиня, искренне любившие мужчину и восхищавшиеся им вовсе не из желания польстить, сна-чала приняли его новые претензии за шуточный каприз, за невинную игру в духе, перенятом у ветра-Змея, чьим проказам Богиня не раз подыгрывала к обоюдному удовольствию. И теперь Создательница и её дочь подыграли мужчине без всякой задней мысли. Когда же зашло далеко и стало ясно, что дело это совсем не шуточное, злосчастный Змей даже проклял свой острый язык и ту толику ревности, что побудила его к остротам. Но было уже поздно.
Главное дело, в котором Богиня потворствовала, а женщина помогала мужчине, было порабощение животных. А потворство и помощь были столь охотны, что обеим казалось, особенно поначалу, что конечная цель этой затеи заключена в благе живых созданий. Ведь именно эту цель преследовали все творческие деяния как самой Богини, так и Её достойной ученицы. И когда рогатый скот, собранные в большие стада, под присмотром и покровительством человека начал обильно плодиться на тучных лугах, как не плодился никогда ещё прежде, это и вправду было невиданным и достойным восхищения чудом, как будто благословение Богини начало исполняться. Однако и это, и все прочие деяния, совершённые мужчиной позже по своему собственному почину, имели главной целью возвеличить его самого и брали в расчёт благо других живых созданий лишь в той мере, в какой оно соотносилось с его благом и его тщеславием. Поработив животных, мужчина сделал их молоко и мясо своей пищей, а их шерсть и шкуры – своей одеждой. Он приучил к такой пище и такой одежде своё потомство, создав новый уклад и образ жизни, новый мир, которым владел и над которым безраздельно господствовал. И мир этот был враждебен миру Богини.
Неправда, что Создательница изгнала восставшего против Неё сына из своего первозданного сада, где росло посаженное Её собственной рукой Древо Жизни. Любя, Она надеялась вразумить его и взывала к его сердцу голосом каждой овцы и барана, плачущих под его занесённым ножом в смертной тоске, и в их глазах раскрывалась перед ним трагедия их обманутого доверия и его собственного предательства. Но, пойдя против Богини, он уже отрёкся от родства со всеми живыми существами, поставив себя над ними господином. И голос Создательницы, Её вещий зов, которым взывали к его сердцу все Её создания, казался ему теперь искушающим голосом враждебного духа, а плодородный сад Великой Матери – проклятым местом. Вот почему он покинул благодатную землю, где сам аромат плодов даровал и силу, и насыщение, и, почтя себя изгнанным, отправился в скитания со своими стадами.
И женщина, всё ещё надеясь силой своей любви вернуть сердце мужчины, отправилась вслед за ним. Но чем дальше уходили они от сада, где вкусил он плод Древа Жизни, тем чернее становилась его неблагодарность к той, кто оставила ради него обетованный край, тем яростнее его бунт против самой Создательницы и его жажда господствовать над Её созданиями. Великая Матерь же, видя страдания своей возлюбленной дочери, разделившей горькую судьбу других живых созданий, в которых возгордившийся и переполненный дарованной ему силой заблудший сын видел теперь лишь повод для самоутверждения, впала в такую скорбь, что и в самом Древе Жизни, и в заповедном саду Богини, и по всей огромной Земле первозданная плодотворная сила начала ослабевать. Да и как мог живой мир не разделять скорби своей Создательницы? Ведь, с другой стороны, мужчина, принимая оскудение земли и сопротивление живых существ грубому насилию, которое он творил над ними всё с большей безжалостностью и ожесточением, за безжалостную и ожесточённую месть Богини, ослеплённый в своём безумии, потерял память, и отравленное манией собственного величия воображение его рисовало Великую Матерь злобным демоном хаоса и неразумия, противящимся его героическим деяниям и творческим преобразованиям далёкого от совершенства мира. И чем более оскудевало первозданное плодородие, тем яростнее раздирала мужчину жизненная сила, воспринятая им от Древа Жизни через дарованный Богиней плод. Но теперь, когда в его уме картина прошлого исказилась, он почитал эту силу силой Бога, а себя – его посланником. И вот, в ответ на великую скорбь Богини, в одних местах Земли проливалось несметное множество дождей и затопляло сушу, а в других из-за засухи гибли деревья и разрасталась пустыня. А мужчина тем временем заставлял одних живых существ, ради их шерсти, кожи, молока и мяса, плодиться и размножаться сверх всякой меры, других же, считая для себя зловредными, стремился истребить с лица земли. К тому же не-сметные стада скота опустошали на своём пути громадные пространства быстрее, чем травы успевали вырасти снова. Так было нарушено первозданное равновесие, установленное Создательницей в сотворённом Ею мире. Но женщина, возлюбленная и верная дочь Богини, получившая от неё знание о сути вещей, ещё пыталась спасти то, что было ей по силам. Стихии по-прежнему охотно откликались на её зов и ложились к ногам, словно ручные котята. И Змей-ветер, глубоко раскаявшийся в содеянном, служил ей как самой Богине, настолько верно, насколько позволяло присущее его натуре врождённое легкомыслие. Недюжинными усилиями и не без помощи благих чар многие области земли были спасены от обезвоживания и полного оскудения.
Однако власть женщины над стихиями вызывала в мужчине чёрную зависть и такую неистовую ярость, которую он уже не пытался обуздать, но в безумном ослеплении принимал за праведный гнев своего бога, вымышленного им по собственному образу и подобию. Так он благословил своё насилие и присвоил себе право карать и казнить всякого, кто противится его произволу. Первозданной женщине, дочери Богини, видящей, что в нём не осталось ничего от их общей Матери и Создательницы, оставалось лишь покинуть его, дабы уберечь себя самоё от насилия, а те области земного мира, которые она ещё удерживала под защитой своих чар – от разорения. Она ушла, уводя с собою старших из своих дочерей, воспринявших знание и мудрость ещё под сенью Древа Жизни и сохранивших па-мять о первозданном мире. И лучшие из её сыновей, верные Богине и благодарные своей матери, последовали за нею, стыдясь отца своего и беря на себя труд восстанавливать разрушенное им и исцелять искалеченное. Верные дети Богини заселили леса, как в равнинах, так и на склонах гор, где ухаживали за живущими там деревьями и сажали новые. Они принесли с собой семена растений, чьи предки обитали в саду самой Создательницы, и семена эти дали побеги, хоть и не такие могучие, как в первозданном мире, но всё ещё полные волшебной силы.
Таково и древо, что ныне приютило нас с вами под своей благословенной сенью. Ибо мы и есть потомки первородной дочери Богини, наследники тех, кто остался Ей верен и хранители дарованного Ею знания. Мы помним имена всех матерей в каждом из наших родов, что подобны ветвистым деревьям в наших лесах. Но с веками нас остаётся всё меньше. Хотя никто из детей лесного народа не запятнал себя предательством, слишком многие из тех, кто прежде клялся нам в дружбе, и в верности – нашему общему делу, стали изменниками: иные – из страха, иные – покорившись насилию, а иные – к собственной выгоде, прельстившись посулами мужского тщеславия, провоз-гласившего себя уже не только хозяином мира, но и его творцом.
Так случилось с детьми Богини, которые не укрылись в лесах, но в дерзновенной своей отваге принялись восстанавливать плодородие Матери Земли, уже опустошённой чёрной неблагодарностью. Они орошали пустыню, пядь за пядью снова превращая её в цветущий сад. Но дикари-кочевники со своими стадами, почитавшие за доб-лесть разбой и грабёж земледельцев, не оставляли их в покое. И после всех воин и перемирий земледельцы постепенно переняли у своих извечных врагов и соседей столь много, что если на словах ещё и почитали Богиню под разными именами, то на деле давно уже торговали собственными дочерьми, словно коровами или овцами. Ныне по всей земле и вовсе немного найдётся мест, где дары Богини не извращены и не поруганы, и совсем мало сердец, в которых любовь воистину осталась полновластной хозяйкой и Владычицей. Ведь бог, именем которого прикрылась мужская гордыня, подобен ревнивой супруге и не терпит ни соперниц, ни соперников, для которых всегда держит наготове громы и молнии.
- Но Владычица! – не выдержала тут Елизавета. – Как может распоряжаться громом и молниями тот, кто, как ты говоришь, всего лишь вымысел, призванный прикрывать мужскую гордыню?
Слушая неторопливую речь лесной госпожи, она всё глубже проникалась горечью её слов и её улыбки, и в то же время чутко взвешивала сказанное, подспудно боясь снова быть обманутой, как с детства уже была обманута теми, кого её новые друзья называли чёрными жрецами.
От взгляда Владычицы повеяло осенью.
- Это самая трудная истина, в которую почти невозможно поверить. Особенно тем, кто недавно вышел из-под власти мужской гордыни и ушёл совсем недалеко. Однако Богиня не только не изгоняла людей из своего сада, но и не лишала их творческого дара. И если люди бы-ли вольны уйти из первозданного мира, то они так же вольны создавать в своём уме чудовищ, наделять их жизненной силой и становиться их рабами. Великая Мать готова ждать каждого из своих детей хоть целую вечность, пока он не пройдёт своей волей избранного пути и не извлечёт заключённого в нём урока. Она не станет препятствовать никому снова и снова приходить на землю, и даст столько рождений и смертей, сколько ему потребуется для выхода из лабиринта заблуждений и возвращения к первоначальной ясности в свете честно выстраданного знания.
- Твои слова звучат как музыка, о Владычица, - с подчёркнутой почтительностью склонила голову Гея. – Но скажи мне, не велика ли цена заблуждений, если, по твоим собственным словам, полузверь-полуребёнок, получивший по своей детской прихоти силу, способную перевернуть мир, в самом деле переворачивает его с ног на го-лову в обиде на глупую дразнилку? Не велика ли цена даруемого ему урока для него самого, искорёженного и силой, с которой он не может совладать, и осколками рухнувшего мира? И почему мир должен платить такую цену за его обучение? В чём вина той, кто из любви и сострадания, заботы и самоотверженности последовала за одержимым гордыней неразумным созданием, наделённым этой непомерной для него и опасной для мира силой? Какой урок проходят её сожжённые и забитые камнями насмерть дочери, дочери её дочерей и их дочери, не только забывшие свою Создательницу и ни-чего не знающие о первозданном мире, но и утратившие последние остатки былой способности к созиданию, воспитанные в невежестве и раболепном трепете перед мужчинами, превращённые в безвольные сосуды для вынашивания потомства своих мужей и повелителей, в покорный бессловесный скот, не смеющий поднять головы, умеющий лишь повиноваться и размножаться, тянуть лямку, терпеть унижения и побои, дрожать от страха, сгорать от стыда, мучиться угрызениями совести и прощать своих мучителей из сострадания их мнимым мучениям? А сыновья Богини, те, кто так и не перешёл на сторону разрушителей первозданного мира и всё ещё почитает правду выше силы – до каких пор проходить им испытания, вновь и вновь отправляясь в бесприютные скитания на неравные противостояния, на пытки и казни? И уж совсем трудно поверить в действенность урока, который из раза в раз преподаётся побеждёнными победителям, но те остаются неизменно глухи и столь же неизменно победоносны. Что может выйти из такого обучения, кроме насмешек и презрения учеников как к знанию, так и к учителям? В чём же суть этого урока? И как найти выход из лабиринта заблуждений, если победители судят побеждённых и всякий раз переписывают заново историю мира?
Горе и боль, внезапно охватившие Гею, пронзили её насквозь. Говоря, она на миг увидела себя восьмилетней девочкой, а вместо маленькой и седой Лесной Владычицы перед ней вдруг явилась целительница Фана, черноволосая женщина-орлица, любившая её как родную дочь и ставшая её первой наставницей в целительстве. Фана была не просто целительницей, а Верховной Жрицей, но однажды Гея заговорила с нею с таким же гневным упрёком в голосе, так же сурово и требовательно. Это было в тот день, когда, по мнению Фа-ны, в младшей сестрёнке Геи должен был угаснуть жизненный огонь. Тогда Гея решительно воспротивилась воле рока и пророчеству ви-дящей жрицы, противопоставив им своё видение и свою волю и, в конце концов, победила. Теперь голос взрослой Геи, давно уже Верховной Жрицы Ландертонии и прославленной в Нижнем Мире целительницы, звучал почти отчаянно. В нём слышалась глубокая и древняя как мир усталость. Никогда прежде Гея не ощущала в себе этой бездны. Словно могильным холодом дохнуло на неё изнутри неё самой.
Лесная Владычица, однако, смотрела на неё по-прежнему приветливо и кивала головой.
- Так, так! На то ты и жрица Богини, чтобы в заботе о судьбах Её детей задавать неудобные вопросы. Всё те же слишком прямые вопросы, что требуют прямых ответов. Но ты сама знаешь всё, что хочешь от меня услышать, как и всё, чего слышать тебе сейчас не хотелось бы. Противостояние, на которое вновь и вновь отправляются мои верные дети, и в самом деле требуют отваги. Но тебе ли занимать её, Гея, дочь Фибо? Будто бы ты не слышала от твоей матери, с каким радостным нетерпением отправлялся он в «бесприютные скитания», - при одном звуке имени Фибо Гея вздрогнула, словно пойманная за руку, и щёки её залились краской. – И будто бы сама ты отправилась в них, оглядываясь на чужие страхи! – лукаво улыбнулась Владычица. – И будто бы ты и вправду настолько страшишься грядущего, что предпочла бы свой путь загону для того самого покорного и бессловесного скота, о котором только что толковала, - лесная госпожа пристально посмотрела на ландэртонскую целительницу глазами цвета опавших прошлогодних листьев. – Будто бы ты способна хоть на миг поверить, что дух Богини изгоняется ложью, страхом или чем-то, что может противопоставить ему самозванец и предатель, возомнивший себя господином над Жизнью! Будто бы ты, будучи целительницей, видящей Внутренний Огонь всего сущего, не веришь в его всепобеждающую силу и не несёшь её в себе самой! – глаза Владычицы ярко просияли, и сияние их проникло внутрь той бездны, что миг назад обдала Гею мертвящим холодом. – И будто бы сама ты когда-нибудь скупилась на жертвы и торговалась с судьбой, идя по пути своего служения…