Игорь АБРОСИМОВ
ПЕРЕЧИТЫВАЯ РОМАН ВАСИЛИЯ ГРОССМАНА...
«Жизнь и судьба» в контексте истории и современности
Содержание:
I. Тоталитаризм.
II. Антисемитизм.
III. Война.
IV. Человек на войне.
V. История и современность.
VI. Художественная литература и политический интерес.
III. Война
*********
Характер советского общества в восприятии Гроссмана ярко проявился в описаниях военных действий. Ведь «Жизнь и судьба» - роман о войне и в центре повествования находится Сталинградская битва. Интересно в этой связи проследить, как показано в романе историческое событие - разгром Вермахта под Сталинградом.
Кульминацией в описании сражения стал прорыв обороны противника в ходе наступления Сталинградского фронта под командованием генерал-полковника А.И.Еременко. Автор подробно описывает стратегическую обстановку, сложившуюся в ноябре 1942 г., и замысел Ставки по разгрому противника под Сталинградом сходящимися ударами Юго-Западного и Донского фронтов с севера и Сталинградского фронта с юга.
Однако, данная Гроссманом картина реализации плана операции не может не вызвать возражений. Между тем легендарное сражение даже в художественном произведении, коль скоро автор касается чисто оперативных подробностей, должно быть представлено без искажений достоверной картины событий. Тем более, по оценке автора не только Сталинградское сражение в целом, но и действия армии под командованием Ф.И.Толбухина, особенно подчиненного ему танкового корпуса, «определило и судьбу войны, и послевоенную жизнь многих сотен миллионов людей».
Разве можно в таком случае подменять конкретную историю малоубедительным художественным вымыслом? Тем более именно на оперативно-стратегических особенностях сражения основаны многие сюжеты романа.
Как известно, Сталинградский фронт наносил главный удар силами 51-й армии генерал-майора Н. И. Труфанова и 57-й армии генерал-майора Ф.И.Толбухина. 20 ноября стрелковые соединения 51-й армии к 11.30 прорвали оборону противника на всю глубину. В 13.00 в прорыв был введен 4-й механизированный корпус генерал-майора танковых войск В.Т.Вольского, а вслед за ним 4-й кавалерийский корпус генерал-лейтенанта Т.Т.Шапкина. Наступая в общем направлении на Калач, подвижная ударная группировка 51-й армии соединилась с войсками Юго-Западного фронта, взяв таким образом в кольцо войска 6-й армии в районе Сталинграда.
Ударная группировка 57-й армии Ф.И.Толбухина, начав наступление на два часа позже южного соседа, обеспечивала правый фланг 51-й армии и создавала надежное внутреннее кольцо окружения вокруг сталинградской группировки врага. К 12.00 частям 169-й стрелковой дивизии совместно с 90-й отдельной танковой бригадой и 422-й стрелковой дивизией, наступавшей в центре построения армейской ударной группировки, а также левофланговой 143-й стрелковой бригадой фронт обороны 2-й румынской пехотной дивизии был прорван. Частям 422-й стрелковой дивизии в качестве танков непосредственной поддержки пехоты был придан 176-й танковый полк, изъятый по разрешению командования из состава 61-й механизированной бригады 13-го механизированного корпуса, подчиненного командованию 57-й армии.
Преодолеть оборону румынского соединения удалось сравнительно легко, потери оказались невелики. При прорыве обороны и за день боев 20 ноября в оперативной глубине стрелковые части потеряли 107 чел. убитыми и 560 ранеными. Неприятная неожиданность случилась в 176-м танковом полку. В ходе атаки от артиллерийского огня был безвозвратно потерян только один легкий танк Т-70 и поврежден средний Т-34. Но после преодоления вражеских оборонительных рубежей полк вошел в минное поле, которое было установлено ранее и осталось в тылу румынских войск. В результате наступления без предварительной инженерной разведки местности подорвались 19 Т-34 и 3 Т-70. Во всем танковом полку из 28 танков в строю осталось всего 4 машины. Ударные возможности 61-й механизированной бригады в самом начале наступления были почти полностью утрачены.
В 13.30 командующий 57-й армией Ф.И.Толбухин отдал приказ ввести в чистый прорыв 13-й механизированный корпус полковника Т.И.Танасчишина, который являлся эшелоном развития успеха и должен был образовывать совместно со стрелковыми частями внутренний фронт окружения. Танкисты и мотострелки корпуса к 16.00 вошли в прорыв двумя эшелонами и успешно отбили контратаки 29-й моторизованной дивизии Вермахта, что способствовало продолжению наступления. Но темп продвижения был ниже запланированного, к исходу дня удалось продвинуться на 10 - 15 км., т. к ввиду нехватки транспорта большая часть мотопехоты двигалась пешком. Отметим, что 29-й моторизованная дивизия, как и другие подобные, была к 1942 г. усилена танковым батальоном и насчитывала в общей сложности до 60 танков, в т.ч. 32 PzIII и 18 PzIV. Несмотря на введение в бой крупного и полностью сохранившего боеспособность соединения, противник, пытавшийся прикрыть брешь в оборонительных порядках войск шириной в 50 - 70 км, не смог организовать сильного подвижного заслона.
13-й механизированный корпус включал в свой состав 17-ю, 61-ю и 62-ю механизированные бригады (в каждой - танковый полк, три мотострелковых батальона, бригадные подразделнения), 13-ю танковую бригаду (два танковых батальона, пулеметно-мотострелковый батальон, бригадные подразделнения), насчитывал более 13,3 тыс. чел. личного состава и был укомплектован примерно 170 танками и 900 грузовыми автомашинами для перевозки личного состава, вооружения, боеприпасов и имущества. Корпус, первоначально сосредоточившись в районе Капустина Яра, переправлялся на правый берег Волги с 7 по 20 ноября. К началу наступления из-за ледостава на реке, недостатка переправочных средств и воздействия вражеской авиации соединение не удалось ввести в бой в полном составе. Например, как уже упоминалось, в 176-м танковом полку, полностью укомплектованном (39 танков), в начале операции в бой пошло только 28 машин. В мотострелковых батальонах механизированных бригад на рубежах развертывания недоставло более половины автомашин.
В романе В.Гроссмана 13-й механизированный корпус, который был сформирован в Сталинграде в апреле 1942 г. как танковый, участвовал в боях с июня и в октябре переформирован из частей, выдвинутых из резерва Ставки, в механизированный, фигурирует в качестве танкового корпуса полковника Новикова. По роману соединение формировалось якобы на Урале и перебрасывалось в Сталинград к началу наступления.
Довольно подробно описывая состав корпуса Новикова, автор как правило, упоминает только о танках, причем лишь о «красавицах-тридцатичетверках», рассказывает о танкистах, упуская из виду, что основная численность соединения приходилась на мотострелковые батальоны, артиллерийские, инженерные, разведывательные подразделения, а также части и подразделения обслуживания. Кроме того значительную часть танкового парка составляли не Т-34, а легкие танки - Т-60 и Т-70. В механизированной бригаде при общей численности 3726 чел. в танковом полку состояло только 339 чел. Личный состав танковых частей механизированного корпуса не превышал 9% штатной численности соединения. По мере усиления бронетанковых войск приданными артиллерийскими частями указанный разрыв еще более увеличивался. Таким образом, механизированный корпус можно считать высокоподвижным общевойсковым соединением, где удельный вес мотострелков вырос по сравнению с танковым корпусом (в типовом танковом корпусе насчитывалось 6 батальонов мотострелков, в механизированном корпусе - 10). Военно-историческое, в том числе художественное произведение, должно создавать более достоверную картину состава и возможностей действующих войск, тем более, столь подробно описанных.
В одном из запоминающихся и всегда отмечаемых при обсуждении фрагментов романа полковник Новиков начинает наступление танкового корпуса утром 20 ноября на восемь минут позже запланированного, что вызвало раздражение не только Толбухина, но и командующего фронтом Еременко и даже самого Верховного в Москве. Причины задержки - достойное и смелое поведение командира корпуса, позволившее избежать ненужных и тяжелых потерь. За эти минуты по приказу Новикова артиллерия в результате короткого артналета уничтожила якобы оставшиеся неподавленными противотанковые средства противника. Автор посчитал, вероятно, что восьмиминутный огневой налет, в котором был задействован всего один артиллерийский полк, а это не более двух десятков гаубиц или тяжелых пушек, может решить задачи, до конца не выполненные всей войсковой и приданной артиллерией РВГК, задействованной в ходе артподготовки. Такое, тем более, неправдоподобно, т.к. до ввода в бой бронетехники противотанковые батареи противника огня не открывали, артналет можно было вести только по ранее разведанным целям, по которым до этого более часа всей своей мощью в полном составе работала армейская артиллерийская группировка.
Подразумевается, что если бы все командиры, отбросив страх перед командованием, действовали «по Новикову», мы бы воевали «малой кровью». Получается, что не враг был силен и воевал умело, не советские войска, ввиду невысокого боевого потенциала несли потери, не адекватные достигнутому результату, а в подобных случаях собственное начальство было во всем виновато. Более того, виновата система, которая породила это трусливое и тупое начальство, виновата система, породившая страх перед ним.
Сюжет «восемь минут» и все события вокруг него становятся в романе ключевыми, поднимаются до уровня широкого политического обобщения. Взаимоотношения в кругах военного руководства, военный руководитель, на котором, безусловно, лежит печать жесткой советской системы, становятся основной и главной причиной всех неудач и поражений. Что и говорить, опыт и оперативное искусство военачальника часто оказывались не на высоте. Однако, это не вина, а беда, приводившая к неоправданным потерям, причем связанная отнюдь не с трусостью и тупостью, а с общим уровнем военной культуры и состояния войск, который возрастал, но, к сожалению, достаточно медленно.
Дальнейшее описание боевых действий корпуса Новикова вообще не соответствует исторической картине сражения под Сталинградом. Как известно, 13-й механизированный корпус после того, как армия Паулюса была блокирована, причем кольцо замкнули воины 4-го механизированного корпуса, в соответствии с планом операции перешел к обороне и обеспечивал внутренний фронт окружения. Но в романе танкисты Новикова, не только замкнули кольцо, но не останавливаясь, устремились вперед в западном направлении.
Распираемые честолюбивыми амбициями, комиссар корпуса Гетманов и начальник штаба Неудобнов просто заставляли Новикова продолжить движение вперед, чтобы первыми доложить о выходе корпуса на территорию Украины. Возлагая всю ответственность на Новикова, они мечтали в случае удачи вписать свои имена в историю как освободителей братской Украины. «Неудобнов и Гетманов душу готовы были положить, чтобы корпус первым пересек границу Украины, чтобы бригады безостановочно продолжали двигаться на запад». Но люди не спали пятые сутки, отключались на ходу от переутомления, и Новиков принял решение остановиться на дневку, чтобы дать возможность личному составу отдохнуть, привести в порядок технику, подтянуть тылы. Автор умалчивает о том, пересек ли корпус границу Украины, но читатель узнает, будто усилиями Гетманова приказ о десятичасовой остановке был отменен и командующий фронтом отдал приказ продолжить наступление.
Вероятно, автор плохо представлял себе географию военных действий, которые разворачивались в Сталинградской области и захватили Ростовскую область. Внешний фронт окружения на десятый день наступления выстроился по реке Чир и далее на юг до станции Котельниково, оттуда до территории Украины предстояло пройти с боями еще 200 - 250 км. На пятый день наступления сама постановка подобной задачи, учитывая сопротивление противника, а также моторесурс бронетехники представляется полным абсурдом. Тем более не соответствует действительности стремительное продвижение советских войск на запад, если иметь в виду возрастающее с каждым днем сопротивление противника. При этом к 30 ноября, причем не за счет механизированных, а в основном кавалерийских корпусов, обеспечивался разрыв между внешним и внутренним фронтом окружения от 40 до 120 км.
Таким образом, картина Сталинградского сражения, представленная в романе, имеет мало общего с происшедшими событиями. Когда вновь и вновь повторяется призыв «Никто не забыт, ничто не забыто», невольно возникает вопрос, а как можно забывать либо представлять в искаженном свете не только боевые усилия и подвиги отдельных людей, но целых соединений, десятков тысяч бойцов и командиров? Военно-исторические работы читает меньшинство, а вот художественные произведения, особенно такие известные как «Жизнь и судьба», - тысячи и тысячи. Воины 4-го кавалерийского корпуса генерал-лейтенанта Т.Т.Шапкина Сталинградского фронта и 8-го кавалерийского корпуса генерал-майора М.Д.Борисова Юго-Западного фронта ценой огромных потерь совершили невозможное, придав внешнему фронту окружения сравнительную стабильность, не дали возможности противнику деблокировать сталинградскую группировку, продержавшись до подхода стрелковых и бронетанковых соединений. «Отсталый», «бесполезный» род войск, благодаря подвижности своих соединений, оказался способным выполнить задачи, которые под Сталинградом не смогли бы реализовать сравнительно малочисленные и недостаточно подготовленные механизированные соединения.
Можно пройти мимо довольно многочисленных, но не столь принципиальных отступлений от исторической реальности, например, по поводу активных действий советской авиации в первые дни наступления. К сожалению, вопреки утверждениям Гроссмана, авиация в начале операции в интересах Сталинградского фронта не действовала из-за тумана и низкой облачности. Не было в составе войск самоходных артиллерийских установок, которые в то время просто не состояли на вооружении Красной Армии. Поздней осенью 1942 г. первые легкие САУ - СУ-76 были ограниченно использованы на Волховском фронте, в результате чего выявились недостатки в конструкции, и их серийное производство до лета 1943 г. остановилось. Не было в составе механизированных корпусов Сталинградского фронта «бригад тяжелых танков», не было и отдельных бригад тяжелых танков. В Красной Армии состояло несколько подобных частей, которые к концу 1942 г. были расформированы, тяжелыми танками укомплектовывались отдельные тяжелые танковые полки прорыва. По сравнению с принципиальными ошибками в описании военных действий подобные «шероховатости» не столь уж важны и бросаются в глаза только сравнительно искушенному читателю.
Между тем, если приблизиться к историческим реалиям, то 13-й механизированный корпус продолжал держать оборону на внутреннем фронте окружения и только в первых числах декабря был передан в состав 51-й армии Н.И.Труфанова. Советское командование собирало силы для отражения деблокирующего контрудара противника, и 13-й механизированный корпус, который понес в предшествующих боях большие потери, 14 декабря был введен в сражение на Котельническом направлении, а затем удерживал свои позиции по реке Аксай. В январе 1943 г., отмечая стойкость и мужество личного состава, корпус был преобразован в 4-й гв. механизированный и удостоен почетного наименования «Сталинградский». Однако по версии Гроссмана, как раз в середине декабря, «пройдя с боями более 400 км», корпус Новикова был отведен в резерв фронта. Одновременно командир отзывался в Москву, причем «некоторые говорили, что дело было связано с ошибочным распоряжением о десятичасовом отдыхе, отданным Новиковым в разгар наступления, и с заминкой, допущенной им при вводе корпуса в прорыв».
Вернемся, однако, к первым дням наступательной операции Сталинградского фронта. Утверждение, что наступление началось прорывом обороны противника силами механизированных и танковых корпусов, представление, что сразу после окончания артподготовки «эшелон за эшелоном танки, проломав немецко-румынскую оборону входят в прорыв», причем восьмиминутный огневой налет всего лишь одного артиллерийского полка, который прошел по личному приказу командира корпуса, решающим образом способствовал успеху, пример полной неинформированности автора о действиях не только конкретных формирований в данной операции, но и подвижных соединений Красной Армии вообще. Да, нередко командование шло на ввод в бой танковых и механизированных корпусов с целью допрорыва обороны на направлении главного удара в случае, если стрелковые соединения совместно с танками непосредственной поддержки пехоты не могли самостоятельно преодолеть оборону противника. Но начинать наступление вводом в бой подвижных соединений, для этих целей оперативно не предназначавшихся, - такого себе никто не позволял. Само собой разумеется лишен смысла вопрос Верховного, обращенный к командующему фронтом, который он не мог задать, - «пошли танки?». Ибо в начале он должен был спросить - прорвана ли оборона противника.
Как уже упоминалось, на третий день наступления, в 16.00 23 ноября части 4-го механизированного корпуса, оперативно подчиненного 51-й армии Сталинградского фронта, соединились с 26-м танковым корпусом Донского фронта и 4-м танковым корпусом Юго-Западного фронта в районе Калача и Советского. Историческая встреча воинов двух фронтов, которая ознаменовала окружение противника под Сталинградом, запечатлена на репортажных фотографиях, кинохроникой и описана в литературе. В романе она приписывается соединениям армии Толбухина и танкистам «танкового корпуса Новикова». Фактические нестыковки автор преодолевает тем, что «назначает» командующим 51-й армией Толбухина вместо командовавшего этой армией Труфанова.
Вводя в повествование реальные исторические фигуры Верховного главнокомандующего, командующего войсками Сталинградского фронта, командующего 57-й армией, причем подробно описывая их деятельность в те поистине «звездные часы» Сталинградской битвы, автор по каким-то соображениям, что может быть и допустимо для художественного произведения, заменил механизированный корпус, входивший в подчинение 57-й армии, танковым с вымышленным командиром во главе. Крайне спорно, однако, что в искаженном виде представлены действия корпуса, реально участвовавшего в сражении, заменена одна общевойсковая армию на другую, в результате чего конкретным соединениям и объединениям Красной Армии приписаны исторические заслуги, никогда не отмечавшие их боевую работу.
Гроссман хочет уверить читателя, что ввод в бой механизированного корпуса Новикова, начало которого по оперативным соображениям его командир, допустим, задержал на восемь (!) минут, потребовал от него особого мужества и мог ему дорого обойтись из-за гнева самого высокого командования, вплоть до Верховного, который в эти самые минуты пристально следил за развитием операции. Более того, именно действия вопреки указаниям сверху, способствовали успешному наступлению танкистов и якобы помогли им выйти в район Калача на соединение с войсками Донского фронта. С этим может согласиться читатель, который не только не представляет себе специфики боевого использования бронетанковых войск, а также считает, будто ввод в бой механизированного соединения, сотен боевых и транспортных машин, тысяч мотострелков, осуществляется в течение считанных минут по команде, отданной командиру бригады - «Белов, жарь!», но также не представляет себе, каким образом организовано управление соединениями в ходе операции. Не следует такого читателя вводить в заблуждение, полезно попутно разъяснить ему, как все происходило на самом деле.
Можно подумать, наблюдая по описаниям Гроссмана за боевой работой командования, что со сложнейшей задачей управления войсками вполне справится любой недоучка. Автор «Жизни и судьбы» и взводом не командовал, но он был непосредственным участником войны и не мог не представлять, как осуществлялось руководство подразделениями, частями и соединениями. Взявшись за воплощение ожесточенного противостояния и решив описать действия командиров, он должен был найти такие художественные средства, которые позволили бы читателю представить их профессиональную деятельность в достойной форме. С этой целью в процессе создания эпического по замыслу романа необходимо было в первую очередь вчитаться в воспоминания участников сражений, а главное, в личном и тесном общении с многочисленными в те годы ветеранами понять, каким образом в боевой обстановке вели они себя и действовали. Личных субъективных впечатлений автора в таких случаях явно недостаточно.
Очень важно для создания достоверной обстановки отразить детали и подробности, о которых могут рассказать и о которых вспомнить только фронтовики, непосредственные участники боев. Мы не знаем, например, потому что этого не мог в деталях представить себе автор, как действовал и командовал подчиненными, с подробностями, характерными именно для этой должности, командир танкового батальона из той же бригады Белова. Продвигаясь вперед в боевых порядках атакующих, задыхаясь от пороховых газов в стальной коробке Т-34, он должен был наблюдать за полем боя и при неустойчиво действующей радиосвязи направлять своих подчиненных, одновременно командуя собственным экипажем и, фиксируя цели, вести огонь из пушки. Что чувствовал командир и трое других танкистов, когда танк подрывался на мине и, обездвиженный, становился мишенью для артиллерии врага? Ведь машину покинуть они не имели права, танк должен был вести огонь из пушки и пулеметов, дожидаясь, пока его оттянут в более безопасное место и ремонтники прямо на поле боя восстановят поврежденную ходовую часть. Это если повезет и не придется гореть в машине, когда на людях загораются пропитанные маслом и соляркой давно не стиранные комбинезоны и надо спасаться, помогая товарищам, может быть еще и раненным. А ведь о танкистах Новикова сказано в романе как ни о ком много и вроде подробно, но их войны, их испытаний читатель фактически не видит. И это только один пример...
Особый разговор, как показаны действия советских командиров самого высокого ранга в то время, когда Новиков на свой страх и риск принимал судьбоносное по мнению Гроссмана решение о продлении артподготовки. К примеру, командующий армией Толбухин, отяжелев после плотного завтрака, сдерживая отдышку и расстегнув китель, вытирал пот выступивший на груди. Получив по телефону приказ командующего фронтом, Толбухин немедленно отменил решение Новикова о задержке наступления, соединился с командиром корпуса и отдал соответствующее строгое распоряжение. В эти самые минуты, когда по убеждению автора «определялась точка перегиба кривой человечества», Новикову удалось выждать еще минуту - другую, не остановить артналета и не пустить вперед танки под убийственный огонь противника, определив тем самым успех всей операции.
Но неужели читатель поверит, что командующий армией, тем более Толбухин, требовательный к себе и подчиненным, в ходе артподготовки только заканчивал завтрак, а Еременко сидел в тылу, на своем командном пункте в заволжском Красном Саде, в 50 км от линии фронта, и по телефону, понукаемый из Ставки самим Верховным, «давал разгон» командующему армией?
На самом деле с раннего утра, как это всегда и происходило перед началом крупной операции, Еременко находился на наблюдательном пункте, в данном случае на передовом наблюдательном пункте 57-й армии, откуда при хорошей видимости открывался широкий обзор местности. И рядом с ним, естественно, стоял командующий армией Толбухин. Даже если бы последний вспотел, причем отнюдь не по причине плотного завтрака, а от волнения, то не стал бы на морозе расстегивать шинель и китель, чтобы обтереть грудь платком.
Еременко со Сталиным разговоров в то утро не вел. К командующему фронтом по телефону обратились из Оперативного управления Генштаба с вопросом, почему задерживается начало артподготовки, которую и на самом деле, ввиду отсутствия видимости из-за тумана и густого снегопада, отложили до 10 час., на целых два часа. Как написал Еременко в своих воспоминаниях, «пришлось не совсем тактично разъяснить генштабистам, что командующий не в кабинете сидит, а находится на поле боя и ему виднее, когда нужно начинать». Коротко и ясно и, конечно, без всякого внутреннего трепета перед московским собеседником - не тот уровень. Сам Верховный не так уж часто соединялся лично с командующими фронтами, поминутную опеку командований фронтами и армиями никто в Ставке не вел.
Примечательно в этой связи, что и командир 13-го механизированного корпуса Танчишин также находился на передовом наблюдательном пункте 57-й армии. По телефону ни Еременко, ни Толбухину связываться с ним было поэтому ни к чему, приказания он получал от них непосредственно. Тут же, рядом, мы могли бы встретить и начальника артиллерии 57-й армии, который, кстати, управлял огнем в полосе главного удара. Именно он мог отдать, в крайнем случае, согласовать приказ на использование артполка; командир танкового корпуса такими полномочиями не обладал.
Минуты, когда «определялась точка перегиба кривой человечества», и о которых столь подробно рассказал читателю Гроссман, достойны более точного описания, во всяком случае, без противоречий здравому смыслу. По большому счету описывать действия Верховного командования, командующих фронтами и армиями, а также командиров соединений, которые внесли вклад в решение оперативных задач в ходе крупнейших операций, следует опираясь на достоверный исторический материал. Иначе в сознании читателей происходит недопустимая подмена исторической реальности литературным вымыслом, а при достаточной популярности произведения такая подмена происходит в общественном сознании. «Жизнь и судьбу» часто сравнивают с «Войной и миром», но Л.Н.Толстой столь вольно не относился к историческим реалиям судьбоносных сражений и их героям! Вспомним, как описывал Толстой события Бородинской битвы, как представлял читателю поведение известных людей того времени.
Следует подчеркнуть, что автор «Жизни и судьбы» мог ошибаться в освещении фактов и их оценках, его неточности, даже принципиального характера, не говорят о некой злой воле или желании сознательно ввести в заблуждение доверчивого читателя. Однако, хотел того автор или нет, общая картина боевых действий Красной Армии и обстановки в ее войсках, даже в ходе этого победоносного сражения, вполне может послужить аргументом для тех, кто позднее поставил под сомнение наши успехи и победы. Кто рассказывал потом, как «трупами закидали» врага, - только так и одолели. Поэтому, наряду с восторженными отзывами в адрес «Жизни и судьбы», хорошо бы приобщить к современным изданиям романа подробное послесловие. Причем прокомментировать не только оперативно-стратегические вопросы, но и другие спорные положения произведения, написанного более полувека назад и сегодня вызывающего ряд справедливых возражений. Это необходимо сделать, чтобы военные операции, предопределившие Победу, подобающим образом отложились в нашей исторической памяти.
(Продолжение следует)
Продолжение - http://www.proza.ru/2015/01/30/1731
Начало очерка - http://www.proza.ru/2015/01/28/838
Список литературы - см. в заключительной части очерка.