Ох, и дурят нашего брата

Павел Каравдин
ОХ,И ДУРЯТ НАШЕГО БРАТА

Человек, появившись на свет, начинает познавать окружающий мир с помощью своих собственных органов чувств. Позднее, освоив язык, он продолжает познание мира с помощью чужого ума(родителей, учителей, авторов книг и т.д. и т.п.). Абсолютное большинство людей остаются на второй ступени познания. На этой же ступени формируются ученые - наиболее уважаемые члены общества. Для того чтобы стать учёным, достаточно изучить какую-либо узкую отрасль знаний и сдать экза¬мен об этом (защитить диссертацию). Но есть и третья ступень поз¬нания - это получение новых знаний с помощью своего собственного ума. Таких людей в истории науки было не так уж много. Пифагор, Архимед, Коперник, Галилей, Ньютон и др. Можно сказать иначе, сначала ученые накапливают факты (чувственные открытия) потом появляется некто, пытающийся объединить эти факты какой-то тео¬рией. Теория же, если она верна, позволяет найти новые факты. Сле¬довательно, открытия, т.е. новые знания, неизвестные до того челове¬честву, можно сделать двумя способами: либо с помощью своих собст¬венных органов чувств, либо с помощью своего собственного ума. К чувственным открытиям относятся географические, астрономические, экспериментальные и т.п. открытия. Эти открытия, как правило, требуют значительных затрат на снаряжение экспедиций, оборудование обсер¬ваторий и лабораторий. Чувственные открытия могут делаться коллективно. Но слава открытия заслуженно принадлежит организатору кол¬лектива. Например, экспедиция Колумба открыла Америку, но мы спра¬ведливо говорим, что Америку открыл Колумб. Теоретические же открытия требуют только сомнения в каких-то знаниях, умения правильно мыслить и карандаша с бумагой, чтобы записать свои размышления. Теоретические открытия по сути своей являются процессом решения какой-то назревшей задачи. Этой задачей могут одновременно заниматься разные люди в разных местах. Но кто-то решит стоящую задачу первым. Ему и должна принадлежать слава открывателя. Теоре¬тические открытия требуют практической проверки и публикации об открытии. Иначе приоритет открытия может быть утрачен.Так в прошлом веке француз Леверье теоретически открыл новую планету. По просьбе Леверье немецкие астрономы проверили открытие практичес¬ки и нашли "вычисленную" планету в указанном месте. Оказалось, что за два года до Леверье англичанин Адамс сделал это же откры¬тие, но никак не мог убедить королевского астронома Эри проверить открытие. Так Англия утратила приоритет.

В наше время принято считать, что ученые являются движущей си¬лой науки. В любой отрасли человеческой деятельности есть профес¬сионалы и новаторы. Задача первых сохранять известный уровень от¬расли. Новаторы же пытаются изменить этот уровень в ту или иную сторону. Естественно, что профессионалы сопротивляются введению но¬вого до тех пор, пока не признают его полезности. Например, профессионалами техники являются инженеры. Уровень техники изменяют изо¬бретения, уровень науки изменяют открытия. Но не каждый инженер изобретает, так и не каждый ученый делает открытия. В соответствии с этим среди изобретателей много не инженеров, а среди открывателей много не учёных.

Изменение науки начинается тогда, когда новатор пытается внедрить свое открытие в науку. Весь учёный мир противо¬действует новатору. В соответствии с этим каждое открытие прохо¬дит три стадии. Сначала учёные не знают и не замечают открытие. За¬тем начинается бурное противодействие открытию. Затем начинается признание открытия. Например, опубликованную теорию Коперника, долгое время учёные не замечали. Галилей, прочитав книгу Коперни¬ка, не сразу, но понял её суть. Он стал пропагандировать его теорию, добывая всё новые и новые аргументы в её пользу. Весь тогдашний учёный мир встал на дыбы. Не может Земля двигаться, она для этого слишком массивна. Неужели ты, Галилей, считаешь себя ум¬нее всех, отрекись от своих заблуждений. И любое открытие входит в науку только через противодействие ученых. Пройдет много лет, настанет третья стадия, когда открытие становится достоянием науки.

Для развития науки одинаково необходимы и новаторы и консерваторы. В советское время искусственно сформирована ложная теория, что учёные якобы являются движущей силой науки. В этой теории не нашлось места новаторам. Все учёные сведены в роты, батальоны и дивизии, называемые лабораториями, отделами и институтами. И как в армии в науке введены офицерские и генеральские звания. И как в армии за звания платят. Но кто платит, тот и музыку заказывает. Вот что пишет об учёных Л.Гордон в книге «Дом» (С.Петербург,1993 с.62): «В университете работает масса достойных людей, настоящих учёных. Но... Многолетние целенаправленные усилия сделали своё дело. Вна¬чале в академию и университеты пришли на равных правах с другими новые, «идеологические» науки. Потом эти науки стали «сверхнаукой», определяющей ценность других наук, их вредность и полезность. Кроме учёных, в университетах появились красные профессора, задача которых была «блюсти чистоту идейного оружия». Многоступенчатый отбор на стадии поступления в университет, на стадии распределения на работу и в аспирантуру, на стадии защиты диссертаций сформировал тех «смирных» учёных, которым дозволялось работать в университете, которые были всегда готовы «схватить на лету любую суть», внушенную свыше и выделывать «коленца», радующие начальство. Других, не желавших «играть по правилам», университет отторгал».

Плановая экономика требовала железной диктатуры и послушных исполнителей. Эта система и формировала «смирных» учёных, которые не пытались бы искать истину, а занимались, бы в основном, обоснова¬нием принимаемых политических решений. Но если в коллективе кто-то вдруг сделает открытие, то начальство проверит его на полезность. Если оно будет признано полезным, то начальство благосклонно освятит своей подписью публикацию и не откажется разделить лавры с открывателем. Так «генералы» научились делать открытия с помощью чужого ума. Для оправдания такой практики «примазывания» руководителей к открытиям и изобретениям своих сотрудников создана специальная теория о том, что время одиночек прошло, что открытия сейчас делаются коллективно. Однажды академик Б.Патон написал: «В науке давно миновало время одиночек. Исследования ведутся большими коллективами»(Комсомольская правда.22.03.80). Академика трудно упрекнуть, он не утверждает, что открытия делаются коллектив¬но. Но это или иное подобное утверждение побудило журналиста А.Плахова написать следующе: «...общеизвестно, что научные открытия уже давно перестали быть прерогативой одиночек»(Правда.9.03.83). Вот таким образом и формировалось убеждение в том, что время оди¬ночек прошло, что сейчас открытия делаются коллективами ученых. Вот так и дурят нашего брата.

Из этой теории следует, что чем больше учёных, тем лучше для науки. Чем больше учёных, тем больше открытий. В соответствии с этой теорией у нас было, в лучшие времена, до полутора миллионов учёных, которые сделали за 25 лет 250 далеко не фундаментальных открытий. (С 1956 года у нас производилась государственная регистрация открытий.) По 10 штук в год. Не слишком ли много учёных на открытие? Есть еще показатель цитирования. В США издаётся специальный журнал, который регулярно подсчитывает количество цитирований тех или иных научных публикаций. Так маленькая Голландия с 25 тыс. учёных превзошла по количеству цитирований наши миллионы учёных. 0 чем это говорит? Это говорит о низком качестве наших публикаций и открытий. Потому и перестали наши открыватели получать Нобелевские премии, хотя открытия, достойные этой премии случались.

Например, в 1951 году московский химик Б.П.Белоусов открыл ко¬лебательные химические реакции и послал статью об открытии в один из химических журналов. Журнал отклонил статью под тем предло¬гом, что колебательные реакции невозможны. Другой журнал через пять лет отклонил открытие по той же причине. Разве не мог рецен¬зент журнала лично убедиться в достоверности открытия? Было бы только желание, но такого желания быть не могло. Каждый институт имеет свое издание, контролируемое руководством института. В своем же издании есть специальный человек, получающий зарплату только за то, чтобы не пропускать в издание посторонних авторов. Случайно об открытии стало известно за рубежом. В 1971 году Белоусов умер, а в 1980 году четверым, среди которых один директор институ¬та и два завлаба, была присуждена Ленинская премия. Пятым в списке был Белоусов. Можно не сомневаться, что если бы Белоусов уже не был известен за рубежом, в список он бы не вошел. Нобелевские премии посмертно не присуждаются. Позднее бельгиец русского происхождения Илья Пригожин занимался колебательными реакциями и получил Нобелевскую премию.

Наряду с дорогостоящим заблуждением о ведущей роли учёных в науке есть еще более дорогостоящее заблуждение о том, что фундаментальные открытия требуют больших затрат. В бюджете 1997 года предусмотрены специальные ассигнования на фундаментальную науку в сумме 1,25 триллионов рублей. Известный диссидент Вл.Буковский живет сейчас за рубежом» окончил там университет и хотел заниматься фундаментальной наукой. Но, оказалось, что на Западе фундаментальной науки нет. Упирается всё в простую вещь - в деньги. На фундаментальные исследования их никто не даёт в нужном количестве. Об этом он писал в статье «Я больше не хочу заниматься наукой», в журнале "Знание-сила" №3-92 г. Странно, у нас нет денег даже на выплату пенсий и зарплаты, но есть деньги на фундамен¬тальную науку. У них есть деньги на всё и вся, но нет денег на фундаментальную науку. Попробуем в этом разобраться.

В заметках «Почему отстаем?» (Правда,5.04.89) академики В.Гольданский и Ю.Осипьян пытались объяснить почему «мы допустили серьезное отставание в развитии самой фундаментальной науки. И это на фоне громадных и всевозрастающих материальных вложений в развитие сети научно-технических учреждений...». Но их объяснение неубедительно и противоречиво. С одной стороны, академики утверждают, что фундаментальные открытия непредсказуемы, с другой - предлагают освободить академические институты от прикладных задач, оставив им только фундаментальные исследования, обещая за это сделать когда-нибудь фундаментальное открытие. У нас же есть какое-то число институтов, которые занимаются действительно нужными прикладными исследованиями. Но есть и академические институты, которые занимаются совершенно бесполезными «фундаментальными исследованиями». Правы академики Гольданский и Осипьян, что фундаментальные открытия непредсказуемы. Поэтому их и нельзя делать по заказу.

Можно собрать всех академиков мира в один коллектив и приказать им, к примеру, решить проблему космических полетов. Не решат. Вспомните школьные контрольные работы. Человек 30 решают одну и ту же задачу. Вот первый кладет решение, затем второй... Так же было и с проблемой космических полетов.

Идею искусственного спутника Земли дал Ньютон, вычислив и первую космическую скорость. Много учёных пыталось реализовать эту проблему, но анализ, произведенный ими, показал, что такой скорости ни с помощью пушки, ни с помощью ракеты достичь невозможно. На том и успокоились. Но скромный учитель из Калуги К.Э.Циолковский до¬гадался разделить ракету на ступени. Расчеты показали, что с помощью многоступенчатой ракеты можно достичь любой скорости. И это тоже было фундаментальное теоретическое открытие, лежащее в основе современной космической техники. Институт С.Королева претворил идею Циолковского в жизнь, решив чисто инженерную задачу. Как-то в «Науке и жизни» были опубликованы записки академика В.П.Бармина, одного из сподвижников С.П.Королёва «Все мы были тогда просто инженерами» («Наука и жизнь» №10-1987, с.17). Это потом инженеров причислили к лику учёных. Циолковский опубликовал свою идею. Учёные долго её не замечали. Молодой профессор МГУ Ветчинкин понял идею Циолковского и стал читать лекции о космических полетах. Однажды в 1924 году он выступил с такой лекцией в МГУ. Сначала всё шло нормально. Но ученая аудитория взорвалась, услышав о Циолковском. Топали ногами, свистели, кричали: «Недоучка, ускорение буквой У обозначает». Профессорам и академикам было обидно признавать, что какой-то «недоучка» их обскакал. Но нужно понимать, кто есть кто. Понимать, что учёные являются консервативной силой и не должны узурпировать право на открытия.
               
В 1820 году Эрстед случайно заметил, что электричество и магнетизм - две стороны одного явления. Это было фундаментальное чувственное открытие, легшее в фундамент всей электротехники. Затем не ученый, а только переплетчик Фарадей в течение десяти лет, выполняя работу современного НИИ, научиться «получать электричество из магнетизма». Затем научил этому человечество. Но полного теоретичес¬кого обобщения этому открытию еще нет.

Монах Грегор Мендель скрещивал два сорта гороха и вел статистику, которая убедительно показала, что есть дискретные носители наследственности. Мендель опубликовал статью о своём открытии и разослал её тридцати известным биологам. Никто из них не оценил открытия. Только через 30 лет после его смерти статью прочитали и оценили трое молодых учёных и Мендель стал «отцом» генетики.

Много лет шла борьба между гипотезами - непрерывна или прерывна (дискретна) материя. Дальтон убедительно доказал, что химические элементы соединяются в целочисленных отношениях. Это означа¬ло, что материя дискретна. Открытие Дальтона несомненно повлияло на Менделя, который придумал как проверить непрерывны или дискретны носители наследственности.
               
Подобных примеров можно привести немало. Эти примеры показывают, что фундаментальные открытия, как правило, делаются любителями и не нуждаются в финансировании. Единственно в чем они нуждаются - это в гласности, в опубликовании полученных результатов. Но публикация в нашей научной системе оказывается невозможной. Пермский инженер В.Толчин еще в середине 30-х годов открыл новый эффект - появление неизвестной силы при всяком изменении скорости тела. Он изготовил целый ряд демонстрационных аппаратов, названных им инерцоидами. Он ездил по стране. Показывал учёным своё открытие, но первая публикация об этом открытии произошла только в 1969 году, через 25 лет после открытия. Но учёные до сих пор не признают эф¬фект Толчина. В книге «Инерция» (М.1983) профессор Н.Гулиа пишет об инерциоидах, как инерционных химерах. И книга эта, на мой взгляд, написана с главной целью - опорочить открытие. Но открытие Толчина помогло мне разгадать механизм всемирного тяготения. И не только разгадать, но и кое-что опубликовать в местных газетах. В 1983 году в Челябинске был поставлен эксперимент, доказавший принципиаль¬ную возможность практического использования энергии всемирного тяготения. В нашем эксперименте груз весом 12 кг изменял свой вес в обе стороны на 100 грамм.(Вечерний Челябинск.4.12.90). Суть механизма всемирного тяготения описана в статье «Надолго ли хватит Солнца?» (Веч.Челябинск.20.07.1994 г.) В научную же печать мне так и не удалось пробиться. Опираясь на теорию, что время одиночек прошло, редакции, не затрудняясь чтением, отклоняют посторонних авторов. Мне просто отвечали, что моя статья (название),по мнению редак¬ции, не имеет научного интереса. Однажды меня поддержал отдел пропаганды ЦК КПСС и рекомендовал меня в качестве автора журналу «Химия и жизнь». Но В.Рабинович отклонил мою статью с помощью ано¬нимной рецензии. Не хотят учёные признать свое поражение в сорев¬новании с любителями.

Циолковский писал: «Кажется естественным, что судить об изобретениях и открытиях предоставляют ученым. Но ведь это люди, истра¬тившие всю свою энергию на восприятие наук, людей в силу этого усталые, невосприимчивые и по существу своему (экзаменационный от¬бор) со слабой творческой жилкой.
Как показывает история, эта оценка, особенно великих открытий и предприятий, почти зауряд была не только ошибочной, но и враждеб¬ной ,убивающей беспощадно все выдающееся...

Мы возмущаемся трагическою судьбою великих, осуждаем наших предков, отравивших Сократа, казнивших Лавуазье, сжегших Д.Бру¬но, заключивших в тюрьму Галилея и т.д. Мы склонны считать их ужасными преступниками и готовы растерзать их в негодовании или посулить им вечные посмертные муки, между тем, как сами делаем то же, но не замечаем своих поступков» (И.Р. №3_1980. стр.32.)

Рудольф Баландин пишет (Техника-молодежи. №9_96): «Фундаментальные открытия - такой же шедевр культуры, как полотно ге¬ниального живописца или симфония великого композитора. И общество должно быть заинтересовано в том, чтобы оно состоялось... увы, в данном отношении современная ситуация очень тревожная, а у нас вовсе катастрофическая».
 
Можно только добавить к этому, что фундаментальные открытия являются более существенными шедеврами культуры, чем все симфонии великих композиторов и полотна гениальных живописцев. Электрической энергией пользуются люди и ни¬чего не знающие об этих композиторах и художниках. И мы так наплевательски относимся к этим открытиям.

Работая над этой статьей, я просмотрел несколько годовых комплектов «Вопросов философии». И нашел, аналогичные моим, мысли. Вот, что говорит доктор физико-математических наук, зав отделом Института обшей Физики РАН С.Яковленко, знающий проблему не извне, а изнутри («В.Ф.» №11-94.с.27): «Однако в самом научном сообществе существуют не только исследователи непосредственно занимающиеся на¬учной работой, но и те, кто делает вид, что наукой управляет, те, кого бы я назвал околонаучной номенклатурой. Представьте себе (хотя это очень трудно представить), что правительство решило выделить средства на развитие научных исследований в том объеме, в каком его требуют учёные. И что же произойдет? Я думаю, что на первый план выдвинутся глобальные, идиотические по своим затратам и целям проекты. Например, создание ядерно-лазерного реактора для осуществления термоядерной реакции. Такого рода примеров можно привести много. И я вынужден был заниматься похожими проектами, которые - я это понимал с самого начала — были аферой. Даже нынешнее правительство, которое я вместе со многими считаю недальновидным и неразумным, является менее опасным для науки, для учёного-исследователя, чем та околонаучная номенклатура, которая паразитирует на науке.
К этой околонаучной номенклатуре относятся, безусловно и многие из руководства нашей Академии наук. Если правительство будет обманывать человек, не очень грамотный в науке, то его быстро разоблачат. Но если это делает профессионал, наделенный академически¬ми званиями, то это гораздо опаснее. Академические структуры, к сожалению, выросли на обмане государства; выдвигались безответственные проекты, заранее было ясно, что результата не будет, что проект будет провален, а в кулуарах оправдывались - иначе, мол, денег вообще не выпросишь».

Далее (с.28) он пишет:»Отмечу, что собственно фундаментальных исследований - ограниченное число. Они требуют не так много денег. Однако нередко фундаментальным называется исследование технического характера с недостаточной проработкой научных основ».

Теперь понятно, почему на Западе нет фундаментальной науки? И нам она не нужна. Более тридцати лет назад я обнаружил, что современная теоретическая физика опирается на фундаментальное заблуждение: двойственность материи и света. Из этого заблуждения родились теория относительности, квантовая механика и теория сотворения Вселенной. Жизнь и познание основаны на различении противоположностей. Пока я жив, я различаю приятное и неприятное, тепло и холод, свет и темноту и т.п. Физики же не различают прерывное и непрерывное. Более двух тысяч лет назад философы пытались разобраться прерывна или непрерывна материя. Сначала победила точка зрения Аристотеля, который считал, что вокруг неподвижного Земного шара вращается небесная сфера. Он понимал, что в пустом пространстве тело, приведенное в движение, будет двигаться бесконечно. А в конечной Вселенной не может быть бесконечного движения. Следовательно, пространство внутри сферы должно быть заполнено, непрерывной материальной средой (эфиром), которая тормозила бы движение тел и, тем самым, защищала бы небесную сферу от ударов. В этой концепции родилась волновая теория света. Но после Коперника и Галилея, превративших Землю в рядовую планету, Ньютон понял, что так как планеты и кометы практически вечно вращаются вокруг Солнца, то это означает, что пространство не тормозит движения, что оно пусто. Отсюда следует, что материя прерывна (дискретна).Но раз нет эфира, то нет и волновой теории (нечему волноваться). И Ньютон на основе дискретной материи создал классическую физику и корпускулярную теорию света. Две противоположных аксиомы материи и две противоположных физики классическая и доклассичеекая. Согласно законов ло¬гики и здравого смысла пространство не может быть одновременно и пустым, и заполненным. Но в 1818 году Парижская АН возродила волновую теорию света - детище физики Аристоте¬ля. Так началась двойственность материи и света. Двойственность подкрепляется убеждением физиков, что любое неизвестное явление можно объяснить с помощью непонятного. Таким непонятным является «поле». Спроси физика, почему Солнце притягивает Землю и другие тела? Скажут, что существует поле тяготения. Что оно собой пред-ставляет, никто не знает, но все уверены, что поле существует. Иначе как же объяснить тяготение?
Поняв, что двойственность мешает объяснению проблем, я встал на позицию Ньютона. И стал находить объяснение явлениям природы по Ньютону, и у меня стало все получаться кроме публикации. Несколько раз я получал ответы экспертной группы Отделения общей Физики АН СССР. Эти эксперты отказывались обсуждать проблему, так как, по их мнению, я неправильно понимаю историю науки. Эксперты остались анонимными. Разве пропустят они в печать фундаментальное открытие, сделанное на стороне? Ведь тогда их могут упрекнуть, что они напрасно получают зарплату за фундаментальные исследования. Ох и дурит нашего брата околонаучная номенклатура, паразитируя на нашем невежестве. Дурит не только обывателя, но и правительство и парла¬мент, которые отвалили ей 1.250.000.000 рублей якобы на фундаментальные исследования. Намного дешевле правительству обошлось бы создание независимого от АН журнала, в котором могли бы обсуждаться спорные проблемы. Ввиду того, что в рыночных странах люди в большинстве заняты предпринимательством, которое еще недавно для нас было запрещенным, у нас процент мыслителей и открывателей должен быть существенно выше. Если бы удалось ликвидировать монополию Академии наук на открытия и переместить фронт борьбы от дверей редакций на страницы их журналов, многое бы могло проясниться в еще непонятных явлениях природы. Академики, перестаньте дурить правительство.                П.Каравдин
                9.02.1997 г.