ОТРИЦАНИЕ ИМЕНИ.
Часть 5.
Сокровенное Слово.
Глава 9.
Чёрная Нечисть.
Я впервые проделал такой фокус, как – помните? – Аарн, когда искал Петрика в космическом пространстве. Это был не полноценный поисковый портал, и то, как я это устроил, потом начисто выветрилось из моей памяти, но Радо и Эя были рядом и помогли. Ошибиться или промахнуться я не мог – слишком велика была цена ошибки. Петрик находился прямо за массивной покорёженной дверью. Дверь была полуоткрыта, а мы оказались перед ней. Мы даже слышали, о чём говорили в помещении. Я всё ещё держал Лёку за руку и ревниво, до слёз, следил, чтобы никто больше не посмел обидеть и не заставил унижаться моего большого и верного друга. Меня передёргивало, когда я вспоминал сцену в тронном зале.
- Никогда не говори Чудилке, - почти неслышно попросил Малёк. – Он не простит родителям.
Я кивнул. Не простит.
Странное место избрали неизвестные злоумышленники. Было это похоже на террасу, широкую, открытую всем ветрам, на горном склоне, на обрыве. Колонны, толстые, грубые, идущие по краю, то ли высеченные людьми, то ли самой природой, поддерживали высокий свод. С трёх сторон террасы открывался вид на заросшие лесами горы – просто море зелени! Никаких признаков других строений отсюда было не разглядеть. Сумерки, влажные, прохладные, душистые, вползали под колонны. Пахло хвоей, цветами, и где-то журчала вода. Месяц май, сказал бы я на севере своего королевства. Бархатное небо с чуть наметившимися незнакомыми созвездиями и оранжевой кометой прямо над нами. Другое полушарие Винэи или Навины? Я пристальнее пригляделся к ночным светилам, уже хорошо заметным на небе, и от изумления разинул рот. Это были Винэя и Навина, какими мы их видели на рисунках звёздных картах, и какими они должны быть для тех, кто мог бы обитать на безлюдной планете Ви! Но она же мертва и необитаема! Но воздух!.. Но зелень!.. Лёка тоже был потрясён.
Но долго предаваться удивлению мы не могли. Дверь, перед которой мы стояли, закрывала вход в пещеру с четвёртой стороны площадки, и голос за ней был мне хорошо знаком:
- Итак, мы готовы. Да, Астак? Я возьму власть над уцелевшими землями в свои руки. Колдовство и обряд, что приготовлены были чёртовым Ерпем, мне по плечу. Мне не нужна толпа пьяных волшебников здесь, на Ви, к которой небесный цветок всего ближе. Я готов приступить после Сокровенного Слова. Меня, а не индюка Ерпя, Великий назовёт любимейшим сыном! Ты это понял, Астак? Приступим же, Аарн.
Всё те же, всё о том же. Что с ними делать?
- Это Эз, Распорядитель, - одними губами шепнул я Мальку. Ну, а про Астака и так всё понятно.
Лёка и я обречённо вздохнули: мы так и не узнали, возможно ли задуманное колдовство без Сокровенного Слова, но точно знали, что напутствовать Эза Аарн, который там, за дверью, не будет. Представляете: Эзу удалось всё-таки взять в плен Аарна, пока мы беседовали с моими родителями в Някке.
Ни слова не прозвучало в ответ на речи Распорядителя.
Но где они здесь держат Петрика?
- Аарн, подтверди, что готов начать. Твои друзья уже здесь, ловушка захлопнута. Я убью их на твоих глазах, если ты будешь мочалку жевать.
Мы с Мальком переглянулись. Это о нас? Мы попали в ловушку?
- Идите-ка сюда, Миче и кто там с тобой? – послышалось из помещения. – Долго ты, Миче, друга своего искал. Думал я, ты в первый же день здесь будешь. Волшебник ты никудышный.
Ладно. Мы ещё посмотрим, кто кого. Я и Лёка протиснулись в дверь. Я недоумевал, не чувствуя никакой ловушки. И не видя Петрика. А мы ведь за ним сюда явились. У стены, напротив нас, находился один лишь Аарн.
В пещере было относительно светло из-за отверстий в стенах и ламп.
Ну и что бы вы думали?
Снова храм Косзы.
Вон он – в нише у стены, страшный, корявый, огромный, но не такой, всё же, пугающий, как в Текре. Древний совсем. И на унну почти не похож – верзила верзилой. Только нос длинноват и с горбинкой, сам костлявый, голенастый, и видно, что очень целеустремлённый. Камень позади изображал что-то вроде клубящихся туч. По обе стороны от ниши со статуей – двери, ведущие в глубину горы. Нелепое повторение событий.
- Какая встреча! – приветствовал я Эза. И при этом не сводил глаз с Аарна. Он сидел привалившись к постаменту каменного истукана, и каждому ясно было: этот человек нуждается в срочной медицинской помощи. Что здесь делали с Аарном? Били? Пытали? Морили голодом? Я убью проклятущего Эза за издевательства над моим другом. Я уже приготовился в бараний рог его свернуть, как вдруг заметил что-то странное во внешности Аарна. Я наморщил лоб и тупо уставился на него, игнорируя слабую приветственную улыбку. Кереичиките приподнял руку и помахал мне. И была эта рука, лишённая рукава, в таких же шрамах, как у меня.
- Петрик! – помимо воли, внушённой извне, ахнул я. – Петрик!!!
Я прыгнул к нему, Лёка за мной.
- Послушай, - шептал он, пока я, охая и восклицая, проводил осматривание и ощупывание моего брата. – Послушай, Аарн, ты видел здесь Петрика?
- А то! – самодовольно улыбнувшись, ответил этот доходяга. – Петрик – это же я.
Лёка застонал, негодуя на неразбериху и Аарново помешательство. Я же был рад, что неразбериха закончилась:
- О, Петрик, наконец-то!
Поскольку рубаха его была вся разодрана, я увидел, что золотая двойная пластина на груди брата была раскрыта, как книжица, узором наружу. Это значило, что Отрицание Имени всё ещё действует, и на полную силу. Я протянул руку, чтобы закрыть книжицу, но не успел. Что же я не сделал этого ещё у Поперечного ущелья?
Страшная сила отшвырнула нас прочь. Я отлетел и стукнулся о стену. Досада какая! Совсем про Эза забыл. Да ещё ведь где-то мотается Астак.
Он наклонился к моему лицу и радостно засмеялся:
- Тебя, вонючий предсказатель, я убью сам.
- Тебе лично это нужно, Астакушка? Давай по-хорошему разберёмся.
- Он нализался благодати, - предупредил Петрик.
Понятно, по-хорошему не выйдет.
Тогда я попытался действовать, как волшебник. И ощутил себя беспомощнее кутёнка. Словно никогда в жизни у меня не получилось использовать ни одного заклинания. Вот она, ловушка.
- Бесполезно, - слабым голосом прокомментировал мои попытки Петрик. – Здесь могут колдовать лишь они. Дети Косзы.
То-то я заметил отсутствие лиуровых браслетов на запястьях брата.
Толстый Эз хохотал. Астак улыбался улыбкой крокодила.
- Они грозятся убить вас на моих глазах, если я не проведу обряд, - перевёл Чудилушка.
- Скажи им, что ты не Аарн. Скажи, кто ты на самом деле. Что твоё заклинание не будет силы иметь, - посоветовал Лёка.
- Не верят, - усмехнулся наш дружок.
- Нет веры его вракам, - подтвердил Эз. – Покусал бы!
Он занимался тем, что вместе с Астаком расставлял свечи в пентакле, выложенном на полу цветными камнями. Распорядитель церемоний оставался верен себе. Ему необходима была вся эта мишура. Я удивился: созданный в древности каменный символ уже имел вторую внешнюю линию и символизировал путь-дорогу дальнюю.
- Итак, - провозгласил толстяк, всё ещё возясь у пентакля, - приступим.
Колдовать невозможно, но как они собирались привлечь к этому делу Петрика, он ведь не сын Косзы?
Я вопросительно глянул на него. Чудилка одними глазами показал на пентакль. Ясно. Там можно. С разрешения, конечно.
А можно было попробовать удрать и не попадаться в руки Эза, скажем, до послезавтра, когда летучий цветок сместится в небе, и закончится отведённый на губительное колдовство срок. Всего-то.
Я кивнул Лёке, и мы стали пробираться к Петрику вдоль стены. Он уже был довольно близко, когда Астак глянул на нас и мимоходом махнул рукой. Прямо из стен возникли верёвки, опутали нас с Мальком и притиснули к камню. Петрик тяжело вздохнул.
Снова его схватили и затолкали в центр пентакля. Бедный мой Чудик еле стоял, но его оставили там и отошли. Эз сказал:
- Ты здорово сражался за своих друзей, Аарн, когда мы устроили приманку и подожгли дом Радула. Ты даже довольно круто поступил с моими двумя товарищами. Но мы с этим ничтожеством, - он указал на Астака, - справились с тобой, и вот ты здесь и в нашей власти. И в нашей власти будет весь мир. Не надо так глядеть, Аарн. Да, я хочу власти. А кто не хочет? Естественное желание каждого. Тем более – настоящего, любимого сына Великого Косзы. Если нужно разрушить миры, чтобы потом царствовать на обломках над теми, кто уцелеет, я устрою это. Если нужно прислуживать ради этого своему великому отцу, я согласен. Не дрожи. Если будешь вести себя хорошо, мы с отцом оставим тебя при нас, Аарн. Нам нужны рабы, нужны сильные волшебники в подчинении… Чувствую, все перетрусили, ха-ха! Астак наложил в штанишки! А надо быть спокойным и уверенным в успехе. Как я. О! Я в преддверии восхитительных событий!
Эз, любител благодати, рассмеялся истерическим смехом. Я задумался над странной закономерностью: почему в последнее время одни сумасшедшие на моём пути? Что со мною не так?
- Культ Косзы сводит с ума, - сокрушённо поведал Петрик.
Малёк показал мне, что сумел ослабить путы, он намного сильнее меня. Незаметно он полез в карман и выудил Рикин перочинный ножик. А заодно случайно выронил на пол носовой платок и ту самую ромашку из сна. Помните? Мне подарила её Эя в знак своего благоволения, я дал её Лёке, а он по привычке опустил её в свой бездонный карман. И, наверное, машинально перекладывал ромашку вместе с носовым платком, переодеваясь. Белый цветок, всё ещё свежий, словно его только что сорвали. Я улыбнулся ему, словно знакомому.
*
«Цветок…» - всколыхнулось в памяти. Я, предсказатель, вспомнил: «Цветок станет даром, ключом и спасением для того, с кем величайшее благословение, дающееся единожды в жизни».
«Мы тут не случайно, именно мы!» – прозрев, хотел было закричать я Петрику и Лёке, но вовремя сдержался. О! Не столько воля Распорядителя Эза привела нас на планету Ви, сколько воля сил гораздо более могущественных.
Петрик опустился на пол, он был очень слаб.
- Я - Петрик Охти, - сказал он зашипевшему на него Эзу. – Я не могу проводить обряд. Тебе нужен Аарн, а не я.
Он цеплялся за соломинку: мы уже знаем, что любой может воспользоваться старым материнским заклятием, но для Ерпя и Эза принципиально, чтобы произнесено оно было последним сыном Ви. А его ещё поймать надо.
- Прекрати нести ерунду! – завизжал Распорядитель.
- Я не могу.
Лёка показал мне, что готов к активным действиям.
Ладно.
- Астак, - приказал Эз, - сделай что-нибудь с Миче Аги.
Такой боли я не испытывал никогда. Я закричал и забился, и повис на опутавших меня верёвках в полном изнеможении. Когда стало проясняться в голове, и я открыл глаза, то увидел Лёку, лежащего прямо у меня под ногами почти без признаков жизни. Перочинный ножик валялся рядом. Петрик повис на мне, спрятал лицо у меня на груди. Он метнулся из пентакля мне на помощь и, наверное, принял на себя часть удара. Он словно в прострации был. Астака видно не было. А Лёка, видимо, успел полоснуть ножом по верёвке, я почувствовал, что у меня свободна рука. Тогда, прямо на глазах Эза, я снял с шеи Петрика Отрицание Имени и надел на себя. Узором наружу. Слабо вскрикнув, мой брат повалился на Лёку.
*
- Странно, - после недолгих препирательств со мной, проговорил Эз. Я так и не понял, как ты оказался связан, Аарн. И я никогда не слышал, чтобы в роду Кереичиките были анчу.
- Не трогай больше моих друзей, - смиренно попросил я. – Не трогай их, и я сделаю, что ты хочешь.
- Не трогай? Да из-за вашего верзилы мой Астак выпал из окна. Попятился, попятился – и вот результат. Там, за окном, пропасть.
Ясно. Я усмехнулся. Волшебник Астак, собиравшийся стать прислужником владыки мира, просто-напросто вывалился в низкое окно, когда таможенник Лёка бросился ко мне на помощь с перочинным ножиком наперевес.
Я сам выпутался из верёвок, делая вид, что трепещу от вида Эза, замершего над моими друзьями в угрожающей позе. Я чуть подался в сторону, наклонился и поднял ромашку. Цветок в моей руке ничем не напугал Распорядителя – и напрасно. Я встал в центр пентакля.
Улеглась тревога, верная спутница моя, вызванная воспоминаниями Аарна. Откуда взяться тревоге, если я и есть Аарн Кереичиките, последний сын Ви, легко творящий необходимое? Да, раньше я был рабом, но теперь это в прошлом.
Беспокоило лишь одно: понимая, частью борьбы каких сил стал я и те, кто со мной, я боялся ошибиться. Иначе конец не только нам.
Я помнил последние события своей жизни. Я, Аарн Кереичиките, был защищён Наилом Сэвинэрианом, но за мной оставался долг: благодарность за спасение моих друзей, Петрика и Миче.
Я, с кем величайшее благословение, дающееся единожды в жизни с позволения Покровительницы, собирался воспользоваться её даром, цветком, как ключом.
- Итак, - обратился я к Эзу, - позволь мне колдовать здесь, в пентакле. Зажги свечи, сотвори вокруг нас преломляющую свет сферу, встань на внешнюю линию пентакля. Неважно, понимаешь ли ты, где находишься, и на чём стоишь.
Эз рыкнул что-то такое, разрешающее мне колдовство в обители Косзы и проделал всё то, о чём я сказал. Только сфера, которую, помнится, мастерски сотворил Петрик, у него не получилась.
- Ничего. Я сделаю сам.
Я поднял над головой руки с зажатой в них ромашкой. Я вызвал из темноты свет и окружил себя сияющей оболочкой, чтобы оказаться словно в центре огранённого алмаза. Эз не знал, как правильно, и за это остался снаружи, и помешать мне не мог. И сказал я, в числе прочего, таковы слова, до предела упростив обряд (очень мне было страшно, между прочим):
- Разумная светлая Эя, ты знаешь, кто я. Прими в дар мою невероятную защиту, которой с твоего благословения мой друг окружил меня. Эту защиту я отдаю тебе, как доспехи, чтобы сейчас всё стало, как должно. Чтобы с тобой ничего не случилось. Чтобы ты, нам на радость, уцелела в предстоящей последней битве с тем, что противно сердцу и разуму. Чтобы ты победила. Твой путь – сюда, к тайной дыре Вселенной. Перед всеми силами мира, перед ликом светлого Радо клянусь в чистоте твоих намерений. И моих. Моих собственных. Напутствуя тебя в начале пути во всех твоих начинаниях, светлая Эя. Пусть исчезнут печати заклятий. Пусть победит свет. Итак…
*
С тихим щелчком на моей груди само по себе захлопнулось Отрицание Имени. Так Ната, сделав сложный расчёт, с облегчением захлопывает бухгалтерскую книгу. Я охнул и дёрнулся, испугавшись.
То, что я испытал, впервые столкнувшись с волшебством Чёрного Мстителя – ничто по сравнению с тем, что налетело сейчас.
Чёрный пар из недр горы с рёвом и воем вырвался наружу прямо здесь, в центре пентакля, ломая камень, но я уже отскочил с этого места и схватил за руки своих друзей. Вулкан, извергающий лаву – вот с чем можно сравнить то, чему я стал свидетелем. Только лава была чёрной и лёгкой.
А бежать нам было некуда. Такой же чёрный, обжигающий пар повалил из недр горы, из двух дверей, что по сторонам идола. Мы кинулись на террасу. Там Эз рухнул на колени и завизжал что-то вроде: «Чёрная душа! Чёрная душа, заточённая в камне на века, пока чистый белый свет не разрушит твою обитель! Пощади!» Это их храмовые какие-то штучки.
Чёрная душа не пощадила сына Косзы. Его, находившегося ближе ко входу, с чмоканьем поглотило то, что изверглось из недр планеты. Перед нами возникло подобие чёрной, огромной фигуры, отдалённо напоминающей статую в пещере. Идола этого Чёрная Душа, или, по-нашему, Чёрная Нечисть, держал за ноги и крутил над головой, издавая неслыханные звуки.
- Это что? Катастрофа? – прохрипел Петрик, вцепившийся в моё плечо. Я не знал. Но было очень похоже.
- Что ты наделал, Миче! Зачем?
Мы всё пятились к краю, а за краем была пропасть бездонная. С шумом чернота стала вырываться в ночь, заслонять собой звёзды и два наших ночных светила. Страх приплющивал к полу, и надо было пасть ниц и ждать конца, скуля и стеная. Но мы всё пятились и не падали потому, что валяясь на камнях невозможно защитить друг друга. А ромашка в моей руке слабо светилась, как светится в тёмной комнате шарик фосфора.
…Вдруг, как уверенно говорит дядя Тума, Эи не существует? Вдруг ничто не спасёт мир Эсьняи… из-за меня?..
Над нами вдруг снесло потолок, он и колонны полетели в пропасть, на наших глазах взорвалась открывшаяся взору вершина горы. И нас бы неминуемо засыпало обломками и стволами деревьев, если бы Чёрная Душа, или Чёрная Нечисть, не отвела их от нас, взмахнув каменным идолом.
Взорвав ночь и всю красоту мира, прозвучали слова:
- Отринувший своё имя, зажёгший свет на моей гробнице, взломавший печати моих врагов, проси, что хочешь за моё освобождение.
- Освобождение? – набравшись наглости, закричал я. – О, какая ошибка! Это гибель твоя, несчастный! Те, кто уничтожат тебя, уже в пути!
- Дурак! – откликнулось то, что заменило ночь. – Не то говоришь. Некому победить меня. Власти проси – её все жаждут.
- Я не жажду! – испуганно вякнул я, но меня не слушали, не допускалось на самом деле никакое моё мнение.
- Я дам тебе власть над всем этим разрушением. Над всем, что будет после, но служить ты будешь мне, великий волшебник.
- Ой, мама! – простонал я, ощущая себя спятившим Ерпем в момент исполнения заветных желаний. – Я не хочу, отстань!!!
- За это сделай только одно, - не слушало меня Нечто. – Брось в пропасть ромашку, что у тебя в руке.
Ромашка – дар Эи, как можно бросить?
Я не брошу. Я покачал головой.
Чёрная Душа настаивала, но уже по-другому. Боль свела руку. Из глаз брызнули слёзы. Страшная сила толкала меня к обрыву, но Лёка и Петрик удержали меня там, где я стоял. Я крепко сжимал стебелёк двумя руками, и уже терял сознание, когда мне было сказано спокойным родным голосом:
- Не бойся, Миче.
Дрогнули горы, дрогнула вся планета – и я подумал: а как же Някка? Повалилось невидимое небо и планеты-сёстры - прямо на нас, а площадка, на которой мы стояли, стала уходить из-под ног. Кто-то крепко держал меня, сам стоять я не мог. Кто-то уверенно вынул ромашку из моих закостеневших пальцев, из центра нечеловеческой боли. Кто-то зажёг свет в темноте.
Чистый белый свет. Ясный, как душа Петрика Охти. Он держал ромашку перед собой за тонкий стебелёк. Так он держал меч в Поперечном ущелье.
Чистый белый свет от ромашки накатывался волнами на черноту и по частицам, по маленьким молекулам возвращал ночь, и звёзды, и понимание того, что мы стали свидетелями и участниками борьбы могучих, невероятно древних, недоступных нашему разуму сил. Решение затянувшегося конфликта, решение в нашу пользу, в пользу незначительных, несмышлёных человеческих букашек, тонкой прослойки жизни на поверхностях Винэи и Навины. Для того, чтобы жизнь вернулась на прекрасную Ви, на краешке которой мы стояли сейчас.
И краешек рухнул вниз, в пропасть, в недосягаемую глубину.
Но за секунды до того широкий сияющий луч метнулся мимо нас. От одного берега до другого. Соединяя края пропасти длинным мостом из сна. Из прошлых, но недавних событий.
- Туда! – крикнул я, но сам был не в состоянии идти. Малёк на плече понёс меня к мосту. Чудилка двигался за нами задом наперёд, не переставая угрожать ромашкой крадущейся за ним темноте и взорвавшейся горе.
Она разрушилась вся, едва мы ступили на луч, а он продолжал висеть в воздухе одним концом, когда мы побежали на ту сторону. То есть, это слишком громко сказано, лично я почти не мог шевелить ногами, их словно парализовало. Точнее так: мы быстро поплелись. Причём я где-то всё-таки упал, и Лёка снова взвалил меня на плечо, и при этом всё оглядывался на Петрика. А вокруг нас продолжалась борьба, внушая ужас и восхищение. И каменный идол в огромных руках метался внутри чёрного клубящегося мрака, изрезанного молниями стрел. Он развалился на каменные куски, когда удар был нацелен на нас, когда крючковатый нос статуи ткнулся в золотую, подобную солнечному зайчику, серединку цветка в руках недрогнувшего Петрика.
Вот что я сделал: защитил отважную Эю, помощницу Радо. Иначе бы он не решился на последнюю битву, боясь потерять супругу и опасаясь проиграть в одиночку. А кто-то другой, вроде Эза мог тем временем взломать печати заклятий и стать подручным Великого. Мы думали, его не существует… А ведь Петрик бросил в ущелье меч Чёрной Нечисти, и он же противостоял старому клинку на наших глазах, имея в руках оружие, благословлённое Радо.
Так и сейчас ромашка, дар Эи, послужила нашему спасению. И кто-то, чей почерк волшебства был мне очень знаком, дополнительно защищал нас на неподвижном в этом хаосе луче. Сам я почти терял сознание, безуспешно пытаясь наладить защиту от камней, от молний и от комьев земли.
А когда под затихающий гул, под очищающимся небом весенней ночи, под громкое журчание не видной за камнями реки, мы ступили на другой край пропасти, и мост за нашими спинами исчез, что-то большое, громко рыдающее, ринулось из темноты и попыталось обнять сразу всех.
- Простите меня, я чуть-чуть промахну-улся-а-а-а! – ревел мой Рики, наш очень младший брат, всё это время метавшийся на этом берегу и позаботившийся о нашей защите. Думаю, милосердная Эя специально не позволила ему оказаться там, где мы, и рисковать собой у меня на глазах. Я же слабонервный сильно.
*
Обнявшись, мы сидели на траве, покрытой вместо росы мерзким чёрным налётом, оставшимся от того, что вырвалось из горы, и радовались, что живы.
- Наши победили, - улыбнулся Рики.
- А могла бы на самом деле быть катастрофа, - вздрогнул Лёка.
- И ещё разные ужасы, - поморщился наследник дома Охти. – Миче, отдай мне Отрицание Имени.
- Нет, Петрик, нет. Я выброшу его в пропасть. Ещё в прошлый раз я тебе говорил – это страшная вещь. Ещё тогда говорил: выкини.
- Страшная вещь оказалась жутко полезной, она может ещё пригодиться, - подмигнул Мальку Чудила.
Спорить не было сил.
- Да на, забери эту гадость. И давайте вернёмся. К Нате. Только скажи, как ты понял, кто ты?
Мы морщились, разглядывая картину опустошения, вызванного последней битвой с Чёрной Нечистью. Ещё недавно зелёные, лесистые окрестности превратились в мешанину вырванных с корнем деревьев, раздробленных камней, словно гигантским плугом вывернутой почвы. Погубленный лес – и обнажившиеся остатки древних человеческих строений. Выдранные из своего вечного основания корни горы – и зияющие тёмные провалы вскрывшихся зловонных пещер: тайная дыра Вселенной, убежище Чёрной Нечисти. Потревоженные реки и ручьи выбирали новый путь. Животных же почему-то не было видно. Даже мух. И только вокруг нас всё было в относительном порядке. Хотя ещё там и сям скатывались камни, что-то грохало, посверкивало, трещало, кряхтело, осыпалось, проваливалось и ухало, и свет ромашки, дара Эи, не гас, защищая нас, четверых.
Петрик охотно рассказал повесть своего прозрения. Думаю, он рад был немного оттянуть момент возвращения. Когда ваш организм не в порядке, не суйтесь в порталы, иначе он пострадает ещё больше.
…Когда Чудилушка, обидевшись, ушёл от нас в храме Косзы, разбив калитку, ноги понесли его в сторону пожара – авось он там пригодится. Он такой, вы знаете. Улицу, однако, перегородили пожарные повозки, и всё дело, видимо, шло к концу. Тогда Петрик сел на бордюр тротуара, потому что он чувствовал себя совсем разбитым и расстроенным. Тут-то на него, потерявшего бдительность, выскочили эти двое, Эз и Астак.
- О! Вот он! – вскричал Распорядитель.
Измученный Петрик действовал медленнее, чем следует. На него наложили Частично Парализующие чары и, безмолвного, почти не сопротивляющегося увели в переулок. Никто не обратил внимания в толчее. Сам он мог только ногами перебирать да моргать глазами.
В одной из пустых подворотен Эз проделал некие магические манипуляции, и все трое оказались в пещере с высоким сводом и отверстиями в стенах. Через эти окна Петрик видел горы и лес – всё очень красиво. Но сдавило грудь, Чудилка стал задыхаться, в глазах потемнело, он опустился на пол, к ногам Эза, в полном отчаянии. Когда же это кончится, когда его перестанут похищать в своих корыстных целях все кому не лень? Петрик ощутил ужасный дискомфорт, оказавшись в очередной раз беспомощным в чужих руках. Глядя сверху вниз на то, как ему плохо, Эз мстительно захохотал. Он говорил о своих собственных, не слишком отличных от Ерпевых, целях, насмехался над пленником, что вот мол, как глупо тот потратил силы, защищая своих товарищей. Сам попался. Пожар – это была приманка, ловушка. По мнению Эза, Петрик, которого он считал Аарном, непременно должен был броситься спасать малолетних членов своей шайки. Но мы-то знаем, что настоящий Аарн это время провёл в подземном переходе, а потом – внутри храма и в подземельях. Не было окон, и пожара он видеть не мог. Аарну не могло прийти в голову, что Эз и компания освободятся, опередят нашу компанию и, увидев в окне дома Радула проснувшуюся Мичику, поставившую лампу на подоконник, и разглядывающую улицу, устроят пожар с целью его подманить. Петрик, которого опять приняли за Кереичиките, сам оказался на месте происшествия случайно, он знать не знал, что в доме его родственница Лала и прочие наши дети и взрослые. Эз обвинял королевича в том, что он якобы убил двух его пособников, защищая дом, но Петрик, понятное дело, не мог этого сотворить: его там не было, когда начался пожар.
Эз же не церемонился с пленным. По его мнению, Аарн Кереичиките обязан был произнести для него то самое заклинание и провести обряд, после чего Распорядитель уж натворит великих дел, будьте уверены. Объяснения Петрика, что он не Аарн, были встречены смехом. Астак, правда, сказал:
- Что-то этот циркач похож очень на предсказателя Миче. Он, конечно, не анчу, но всё же. Очень похож. Особенно теперь, когда так отощал и бледный. Никто никогда не находил сходства между Кереичиките и Аги. Никто не говорил, что они родственники. Из этого можно сделать вывод, что хоть мы по какой-то причине думаем, что это Аарн, но не является ли этот человек в действительности Петриком Охти, который является, по сути, братом того самого Миче, который является…
- Не нуди, Астак, - перебил Эз и отвесил сообщнику оплеуху.
Из речей Распорядителя, Петрик узнал, что находится на Ви. Это было непонятно и удивительней всего. Говорят, будто на этой планете нет жизни, нет воздуха и воды. В окна же Чудилка видел очень хорошо совершенно замечательную природу, слышал шум ручьёв, и ощущал прямо-таки избыток кислорода. Только, как и мы, не наблюдал никаких животных в ближайших окрестностях. Один раз, очень далеко, в небе мелькнула птица – и всё. Никаких звуков, никаких иных признаков присутствия в этих местах пернатых, шерстяных или чешуйчатых. Даже насекомые не докучали. То, что Чудилка задыхался, попав сюда – не в счёт, ведь после всех своих приключений был не вполне здоров. Сначала мой родной дружок решил, что Эз, как и Ерпь, сошёл с ума, а Астак подыгрывает ему, не отрицая, что это третья из планет – сестёр. Боится новых оплеух.
Но ночью до Петрика дошёл весь ужас его положения. Эти двое действительно затащили его на Ви. Где ещё может быть приличный храм Косзы? Все прочие он уже имел неудовольствие созерцать. Здесь Петрика никто не найдёт. Никогда. И здесь действительно жить нельзя. Отсутствие животных о многом говорило волшебнику, чувствительному более обычных людей. Мало того. Петрик отчётливо понимал, что ещё немного – и сам он умрёт здесь, если не убежит, словно зверь. Он понял, что имеется в виду под выражением «нет воздуха». Это вроде как «душит что-то». Только речь шла не об органах дыхания, а об ощущении того, что вокруг. Окружающим миром было понимание, что жить нельзя. Что невозможно жить там, где ТАКОЕ. Что ТАКОЕ, Петрик не мог связно объяснить. Что-то тёмное, жуткое, страшное, убийственное, гнетущее, словно ломающее тебя изнутри. Но ломающее не кости, а душу. То, что сильнее всего на свете. Сильнее любви, магии, света и жизни. Присутствие ЧЕГО-ТО ощущалось настолько хорошо, что невозможно было спать и есть. Звуки, не столько слышимые, сколько ощущаемые, не были звуками жизни. И, хотя Эз кормил пленника – ведь тот должен быть в состоянии провести обряд – Чудилушка почти не прикасался к еде.
- Да и Эз с Астаком схуднули малость, - радостно поведал он нам.
Его мучители, одурманенные благодатью, не были столь чувствительны. Но зато отмечали, что эта самая благодать чересчур быстро выветривается из их организмов, и пили ещё. Очень тянуло уйти из этого места, только Петрика опутали разными заклинаниями. Он раз за разом отказывался послужить Эзу, и почему тот ещё не убил его за непокорность, было очень понятно: всё ещё надеялся. Петрик тянул время, не сомневаясь, что когда срок истечёт, Распорядитель точно его прикончит. Он даже готов был пойти на то, чтобы тот прикончил его раньше, если сбежать, всё-таки, не удастся. Выручала и помогала тянуть время благодать. Нализавшись этого зелья, Эз и Астак принимались скакать и мычать, и водить хороводы сами с собою, и на время отставали от пленника. Зато, очухавшись, рассказывали, что сделают с его друзьями, если Аарн будет продолжать упорствовать в то время, как те явятся его спасать.
Чужая кошмарная воля ощущавшаяся в пещере и окрестностях, давила на Петрика, как камень, лишала сил и веры в счастливый исход. Мучила его всё усиливавшейся тревогой и страхом. Он не имел представления, что можно противопоставить этому в своём положении и… перестал сопротивляться, сделав тревогу и страх своими союзниками. Только в удивительной Чудилкиной голове мог родиться подобный план.
Поразмыслив о природе этих гадостных чувств, невероятный человек сообразил, что чуждая воля усиливает их, давно, всегда живших в его сердце. Почему? Не помня, кто он, Петрик не мог вызвать из памяти и то, что породило тревогу и страх изначально, может, уже тогда, когда он родился, когда был маленьким, когда подрастал. Тем не менее он хватался за те воспоминания, что достались ему вместе с именем Аарна. И только лишний раз убедился, что страх и тревога – его собственные, принадлежащие лично ему, а не его другу. И, поскольку они усиливались и усиливались, а понимание уже забрезжило слегка, стали являться осколки воспоминаний, и складывались в кусочки мозаики, которую теперь предстояло сложить.
Петрик сказал нам, сидя в траве:
- Первое воспоминание знаете каким было? Будто я маленький мальчик, будто стою перед папой, а он мне внушает что-то о долге, а я ощущаю себя купцом, вовремя не вернувшим в банк деньги, а это очень плохо. Стыдно ужасно. Мне представлялось, будто бы, вызвал меня директор банка и сказал, что посадит в тюрьму. И ещё, что меня, как в далёкую старину, проведут по городу босиком и в одной набедренной повязке, чтобы все видели, что я бесчестный человек и плохой должник. Чтобы мне больше не давали в долг и не принимали в приличных домах, пока я не искуплю свою вину прилежным трудом. Это так я себе представил. Возможно, не всё было так ужасно, возможно, я просто расшалился и случайно разбил папиной любимой чашкой мамину любимую вазу. Возможно, наоборот, натворил нехороших дел, и папа старался быть как можно мягче…
Мы с Мальком фыркнули и захихикали.
- Не буду ничего вам рассказывать, - обиделся Петрик. Но Рики обнял его и попросил продолжать.
- Я посмотрел на отца – и узнал. И вспомнил своё имя. Может, папа не хотел меня напугать, но я-то испугался на всю жизнь. И искупал свою вину прилежным трудом. Я НИКОГДА НЕ БЫЛ СВОБОДЕН!
- Ты всегда творил, что хотел, - поставил Лёка Петрику на вид.
- Одно другому не мешает, - пустился в философию Чудилка. – К тому же мои интересы всегда совпадали с родительскими. Не фыркайте. Я ничего не имел против такой несвободы.
Эти двое устроили небольшую перепалку, Рики молчал и жался к Петрику, а я думал: вот оно что! Помните, что вернуло мне память о собственном имени? Ощущение того, что я свободен. А Чудилке, значит, не повезло. Он мучился в плену тревоги, ничего нам не говоря, не зная причин, не помня, что он – лучше всех. Думая, что у всех в долгу и искупая непонятную вину. Он лучше всех, только его угораздило родиться королевичем, а у них, у королевичей, тяжёлая судьба и взаимоотношения с человеческими чувствами не всегда такие, как у нормальных людей. Гораздо сложнее. Взгляните хоть на его родителей с их собственными страхами.
И Рики, чьи размышления, наверное, шли тем же путём, что и мои, вдруг сморщил мордочку и разрыдался. И, припав к Петрику, всё повторял, что очень его любит, и что очень соскучился, сто лет его не видел. И то правда. Практически, с самой вечеринки в Някке, с которой нашего Чудилку так внезапно умыкнули жрецы.
- Деточка моя, - смеясь и плача говорил Петрик, прижимая к себе нашего очень младшего брата. В виде исключения, Рики нынче ничего не имел против «деточки».
Было очень здорово снова всем вместе сидеть на траве, глядеть на рассвет и мечтать о том, что теперь всё будет хорошо, гораздо лучше чего бы то ни было.
- Ну и всё, - закончил рассказ Чудилушка. – Как-то сразу всё стало на свои места. Я сказал себе: «Я – Петрик Охти. Я боюсь чего-то, как все, ну и что. Подумаешь. Это мой собственный страх, и моя тревога, и моя несвобода. Я принимаю это, как принимаю своё имя и свои воспоминания». Я пожалел Ерпя. Да. Несчастный человек, знаете ли. Так хотел, чтобы его любил злобный папочка! Так ему не хватало признания того, что так уж получилось, что папина любовь невозможна, но есть его собственная жизнь, которую можно потратить достойней, и есть имя собственное – как талисман и как знамя.
Рики потёрся о Петриково плечо, выражая полное согласие.
- Всё стало хорошо, Рики, как-то очень легко, - рассказывал наш королевич. – Мне захотелось есть, я даже поспал немного. Я вспомнил всё про вас – и позвал на помощь. Я не думал сперва, что Эз того только и ждал, но и знал бы – не испугался. Мы с вами вместе выкрутимся всегда. Ну, Эз полез, было, драться, потому что я, наверное, замучил его совсем, но мне стало так смешно, что он отстал. Да, мне было очень хорошо, я словно парил в свете ясном и красивом, я словно слышал обрывки фраз, сказанных по поводу этого места давным-давно. Мне стало легко дышать, потому, что знание, данное мне тогда, когда я вспомнил своё имя – это невероятный подарок.
- Ты о чём? – сдвинул брови Лёка.
- Что? – Петрик вынырнул из того света, где изволил парить.
- Знание о чём? – пожелали знать мы.
- О… О… Не знаю. Но это было очень здорово. Это был подарок в предпоследний день влияния оранжевой звезды.
- Это ты ощутил свободу, - вздохнул Рики.
- Это ты чуть не помер от своих чудачеств, - предположил Малёк, отводя взгляд.
И я знал, что он очень близок к истине: именно тогда, думаю, я ощутил безмолвный призыв попавшего в беду Петрика. Я представлял, как далось прозрение моему чуднОму братцу. Вот он лежит или сидит в уголке, еле живой от усталости, боли и голода, которым собрался себя уморить ради долга перед Вселенной. Бедный, совершенно исхудавший, бледный, словно настоящий анчу. Он измучен душевно, и смерть воспринимает уже, как избавление от отчаяния, от полнейшей безнадёжности, а Эз как раз лезет драться. Я бы тоже, наверное, засмеялся в такой ситуации, если б хватило сил. У Петрика, видимо, хватило. А потом… Он, скорей всего, умер бы. Даже нет, наверное, точно. Я больше не увидел бы его живым. Вы же слышали, что он говорил: чушь какую-то о свете, о ничего не значащем знании, нашёптанном потусторонними голосами, и не задержавшимся в памяти, о состоянии эйфории. Но, вспомнив о предсказании убитой Ерпем невесты Косзы, мы вспомним и о благоволении Радо, обещанном ему. Радо всегда защитит того, кто пользуется его особым расположением. В миг, что мог стать бы последним, Петрик ощутил своё имя, как часть своей личности, вспомнил обо мне, в такие минуты, думаю я, не то ещё вспомнишь, и я, и даже Рики - мы услышали отчаянный призыв. Настолько издалека, что зов меньшей силы услышать невозможно. Но потом Петрику стало лучше, он слегка удивился своей слабости и, в свете долга перед всеми подряд, чуть-чуть поклевал ужин, подсунутый ему заботливым Эзом. Бесчестно было бы бросить Миче, призванного на помощь, одного в лапах врагов. Нужны силы, чтобы выручить Миче, значит, надо поесть. Думаю, я прав, изложив свою версию событий.
- Петрик, тебе нельзя в портал сейчас, - покачал я головой.
- Знаешь ли, Миче, думаю, я рискну. Ты же сказал, я срочно нужен в Текре.
Вот так. Спорить бесполезно.
- Давайте возвращаться, - призвал Малёк.- Кто тут волшебники, действуйте. Кому-то надо к Нате, а кому-то к Ане. Вперёд!
Мы едва оторвали от себя Рики, стремившегося обнять и не выпускать никогда всех нас. С большим трудом поднялись на ноги.
- Лёка, - сказал я, отобрав у него перочинный ножик Рики, - такие события, это… - мне никак не удавалось собраться с мыслями, - Это такие события. Мы с тобой дружим всю жизнь, но сейчас я хочу, чтобы мы стали побратимами.
Не видя возражений с его стороны, я полоснул ножиком по запястью и протянул Лёке. Ножик был перехвачен Петриком, проделавшим то же самое, а после сцапан Рики, и только в четвёртую очередь попал в руки Малька. В первое утро после Последней битвы, на краешке планеты Ви, мы символически смешали кровь, принимая Лёку Мале в сплочённые ряды родичей Аги и Охти.
Но потом Петрик беспомощно спросил:
- А кто будет колдовать? Я не могу.
Мы переглянулись. Я тоже не мог, наверное. Вот незадача!
- Не соображу, ребята, как мы сюда попали. Честное слово! Что делать нужно, не знаю. Забыл, наверное.
Рики обнял меня:
- И не надо, Миче. Я смогу. Я сам доставлю нас в Текр.
Я всплеснул руками:
- Ты что! Ты ещё маленький!
Эти изверги засмеялись тихонько. А Рики потряс меня удивительным признанием.
- Я, - сказал он, снова пытаясь припасть к нам всем одновременно, - чувствую себя старым, жутко мудрым, я всё видел. Да, мне кажется, что я старый дед. Что делать мне с этим? Как жить? Я всё испытал.
- Ты не испытал большой взаимной любви, - пошутил Малёк. Но нам с Петриком было не до смеха. Мы чувствовали себя точно также. Очень мудрыми, всё испытавшими стариками. И примерно такими же чахлыми.
ПРОДОЛЖЕНИЕ: http://www.proza.ru/2015/02/01/77
Иллюстрация: две фотки из инета.