Отрывок из лекции-беседы «О Великой Отечественной войне и праздновании Дня Победы». Москва, Новоспасский монастырь. 2008.
Большевики во все времена были бездарны. Бездарность — это большевицкое качество. Потому все песни, которые успели своровать, они своровали. Ну, многие вы знаете, наверняка. И юнкерская песня «Смело мы в бой пойдем за Русь святую и как один прольем кровь молодую», и «Каховка», и «По долинам и по взгорьям» — белые песни! Но только лишь два или три года назад я узнал, что «Орленок» — это молодежная песня уральских казаков времен гражданской войны. У меня глаза на лоб вылезли. Нет, они категорически ничего не могут. Но, тут песня действительно по смыслу подошла.
Воевали мы с Германией, ну пусть с гитлеровской Германией. Но, что самое интересное, мы с фашистами действительно воевали в 1940-ых годах, но только это были итальянские и испанские фашисты. Гениальный спаситель Испании генералиссимус Франко (тогда еще генерал) ухитрился-таки довольно быстро выдернуть свою Синюю дивизию. А итальянцы — плохие вояки вообще. Ну, просто плохие. Испанцы — хорошие. Так вот, понимаете, не воевали мы с фашизмом, не воевали, потому что фашистское движение в Германии — самая крупная организация «Стальной шлем» — было запрещено нацистами. Германский нацизм запретил германский фашизм. После прихода Гитлера к власти нацисты разогнали «Стальной шлем»! Собственно, что такое фашизм? Я об этом писал вот здесь, в этой книге. Я не стараюсь реабилитировать фашизм. Фашизм проиграл. Он связался с нацизмом и проиграл в мировой войне. Но ведь фашизм есть всего лишь народное движение за восстановление традиционной общественности и государственности. Он вообще лежит вне национальной сферы. Можно считать первым французским фашистом рыцаря, главнокомандующего Бертрана дю Геклена, который в начале Столетней войны в XIV веке собирал бюргерские, буржуазные отряды страшных молотобойцев защищать Францию. С достаточным основанием можно считать единственным крупным фашистским вождем в нашей истории Козьму Захаровича Минина, который собирал ополчение защищать традиционную общественность и государственность, и преуспел в этом, между прочим. «Фашистское государство» в теории фашизма есть вообще нонсенс, потому что как только фашизм побеждает, он теряет свой смысл, и можно спокойно идти по домам, развлекаться в кругу семьи. Никто даже не помышлял о нем на уровне первых теоретиков фашизма в конце 1920-ых годов, например, итальянца Бенедетто Кроче или моего героя испанца Хосе Антонио маркиза Примо де Ривера. А зачем? Какое «фашистское государство»?! Примо де Ривера полагал, что государство в Испании будет прежним, каким оно и было — Испанской монархией.
Так вот, мы не воевали с германским фашизмом за отсутствием такового. Мы воевали с германским нацизмом. Почему до сих пор повсюду мы слышим: «фашизм», «фашизм», «фашизм», «фашизм», «фашизм», «фашизм»?! А очень просто. Потому что они боятся фашизма. Фашизма, который не будет нацизмом. Потому нас пугают «русским фашизмом», которого, к сожаленью, в общем нет. Они боятся и всегда боялись. Вот нацизм удивительно веротерпимым и национальнотерпимым русским категорически не прививается. А фашистское движение подобное «Фаланги» в Испании может появиться запросто! Только тогда большевикам будет сразу капут. Вот почему появился никогда не существовавший «германский фашизм».
Германский нацизм был плох, безусловно. Правда, он был, конечно, гораздо лучше большевицкого режима. На эти вопросы мне пришлось отвечать в очень символическом месте — в Калининграде, то есть в Кёнигсберге, кажется, в 1995 или 1996 году. Там намечались тогда Кирилло-Мефодиевские чтения по проблемам образования. Что-то у них не увязалось, и они не стали их проводить. Москву представлял тогда еще молодой священник, а сейчас всеми уважаемый протоиерей, вам всем известный Артемий Владимиров и ваш покорный слуга. У нас были свои программы, мы занимались своими делами. Но одно у нас было общее. Нас обоих привезли в местный институт совершенствования учителей школ. Ну и мы с отцом Артемием каждый кратко выступили по 15-20 минут и приготовились отвечать на вопросы. Я вычислил даже, кто прислал мне вопрос — старушенция, которая слушательницей быть никак не могла, а скорее всего, была преподавателем этих курсов. Старушенция прислала мне вопрос: «Как вы можете преподавать в православном университете, если вы антикоммунист, а первым коммунистом, как общеизвестно, был Иисус Христос?» Ну, на этот вопрос ответить просто. Я отвечаю всегда на вопрос. Но я понял, что ответить просто хоть и можно, но недостаточно. Я антикоммунист, потому что я историк и знаю, что коммунисты создали, причем в нашей стране, самый страшный режим, который был в мировой истории. И я вам сейчас докажу. Я не буду сравнивать коммунистический режим с царским в России или с капиталистическим в США. Я возьму по максимуму, я буду сравнивать с гитлеровской Германией. Там был скверный режим, очень жестокий, ошибочный. Так вот, смотрите. У них был тоталитарный режим, и у нас. У них было гестапо, и у нас был НКВД. В гестапо пытали, и в НКВД пытали. Но вот тут сходство заканчивается. Дальше начинаются различия. Если вам не повезло и вы попали в гестапо, из вас выбивали явки, связников, коды, пароли, из вас выпытывали правду. Если вы попадали в НКВД, из вас выбивали признание в том, что вы румынский или японский шпион. То есть, из вас выбивали ложь: «Подпиши то, что я тебе приказываю!» Так какой режим страшнее?
Между прочим, подобное поведение называется согласно теории этногенеза Гумилева и моим разработкам «антисистемным поведением». А хуже «антисистем» мы пока ничего не видим в мировой истории. Да собственно мы и не увидим ничего хуже, потому что антихрист будет антисистемным и создаст величайшую в истории и последнюю антисисему. То же здесь, в этой книге. Читайте. Избавь нас, господи! Но не избавит. И антихрист будет, Иоанн Богослов нам о том сообщил.
Вот такая, понимаете, получается коллизия. Значит, не с фашизмом, а с нацизмом мы воевали. А с фашизмом не воевали. Если даже гитлеровский нацизм немного лучше, чем коммунизм по-сталински, то фашизм Франко в Испании или Салазара в Португалии неизмеримо лучше. Слово фашизм притягательно. Фашизм честнее, честнее. Вот так!