Мимо меня, буднично крича каблуками о камне под ногами, пробежало прошлое. Притормозило, вернулось и поздоровалось.
Во мне кипел лихорадочный рождественский снег, декабрь развешивал омелу, обвешивал влюблённых кретинов, занавешивал грешников, беззлобно и понятливо позволяя им грешить дальше. Я покупал подарки: волосы для Деллы, часы для Джима, индульгенцию для моей деспотичной мамы, успокоительное и Псалтирь для себя и сушёных мух для моего домашнего паука Аристарха.
Мимо меня, бруснично-ветреная, привычно взбешенная, пробежала прошлая, остановилась и начала как-то потерянно улыбаться, встряхивать волосами, бегать пальцами. Воплощённый мандраж, всё как всегда, а если всё как всегда, то даже волноваться нечего.
- С Рождеством, Кошка.
Я хрустел зелёным яблоком. Я видел, что она меня отпустила, и знал, что она уже научилась прощаться, хотя ещё носила кольцо с хризопразом на правой руке и по-прежнему горела моей боевой самоуверенностью, за которой только дурак не заметит скучающего интеллигентного суицидника. Мне было так хорошо, легко и свободно - вот он, мой кусочек, моя неотъемлемая часть, она ходит, любит, разговаривает, рвётся во все города сразу, звенит серёжками.
- Ты мне говорил, что я слишком живая для жизни, но обещал, что я справлюсь. Я не знаю, справилась я или нет, у меня всё из рук валится, но мне дышится.
- Кошка...
Сегодня у меня всё было понятно. Дома ждала жена, в кармане шевелились нетерпеливые сигареты с душами саламандр, просили огня, ёрзали в темноте. Сегодня другое. Сегодня не нужно ничего выдирать из мозга, реконструировать принципы, регулировать эмоциональность, словно газ в конфорке.
А кошки гуляют сами по себе и одомашниваются уже в других квартирах.