“Let us read and let us dance - two amusements that will never do any harm to the world.”
- Voltaire
… «Коллеги! А вот сейчас прошу особого внимания! Повторюсь: бензодиазепины воздействуют на организм человека…и теплокровных –коллеги, прошу следите за моими словами, а то я наговорю чего-нибудь лишнего, да-да, одно слово вы уже пропустили мимо ушей, - Володя в состоянии ажитации, делал доклад под странным для психофармакологов названием - «Советские бензодиазепин и пиразидол», его слушали краем уха, и это его до поры до времени устраивало, но, вот он «момент истины», шокирующий момент – благодаря аллостерической модификации особого вида нейромедиаторных рецепторов, в первую очередь ГАМК-а рецепторов… Забудьте, что я только что сказал, и во что вы все безрассудно верите!» Здесь Володя остановился и, не отворачиваясь, широко разинул рот и стал брызгать туда дезодорант. Это усилило эффект просыпающегося зала! Ведь все участники Первого Международного Конгресса, который шел четвертый час, просто отупели от докладов и откровенно зевали или даже посапывали во сне! Ключевой фразой, пробудившей и настороживший огромный зал Львовского оперного театра, где проходила Конгресс, было «Забудьте, что я только что сказал!» Сон как рукой сняло! ..
…Сергей вот уже, как год, был женат на красавице ленинградке, умнице, только, что окончившей фармацевтический факультет. Лера бросила Северную Венецию ради Сергея, который, несмотря на то, что восхищался Ленинградом, жить там не мог. Он работал заведующим мужским отделением в подмосковной, спрятанной в лесах, психиатрической больнице. Это была не простая психиатрическая больница. Это был филиал Института Сербского, в который госпитализировали психически больных, совершивших убийство. Или впервые признанными таковыми в Институте Сербского, после совершенного преступления. Заборы полностью охватывали огромную территорию больницы. Они были с колючей проволокой на верху, а по периметру- с вышками, в которых стояли вооруженными автоматами, солдаты в/в. Было в этой больнице отделение для военнослужащих. Вот в нем Сережа и работал.
Сережа с Лерой познакомились, идя на встречу друг другу по Невскому Проспекту. Сергей шел в «Пирожковую», завтракать. Валерия, или просто Лера, в этот день была выходная, и шла к своей подруге, с которой созвонились и договорились, вместе поехать погулять в Петергоф. Сейчас, после выступления своего друга, Сергей очень жалел, что не взял Леру с собой. Он и сам-то ехать на Конгресс не хотел. Не любил такие вещи. Володя почти силой посадил его в «Волгу» и повез во Львов. Сейчас, после Конгресса, стало понятно, что его организовали только ради феназепама и пиразидола. Сережа сначала не слушал Володю и дремал, уставший от докладов и докладчиков, и от жары, какая стояла в эти дни во Львове. Но он тут же проснулся, когда Володя произнес: «ФАС!»…
… «И так, коллеги, то что я сейчас скажу и покажу сразу убедит вас, что советские феназепам и пиразидол – не имеют ничего общего с зарубежными бензодиазепинами и «мягкими» андидепрессантами, типа амитриптина и азафена. Да, ничего общего, кроме основных химических структур. И вот почему. Начну с феназепама, который превосходит, как показали клинические исследования в ведущих клиниках СССР, Чехословакии, ГДР, а также Парижа, Рима и…Ватикана, все, известные на сегодняшний день бензодиазепины на 56,5%... А пиразидол превосходит амитриптилин и азафен на 25,6%.» Владимир Николаевич Дурного представлял клинику Авруцкого, который также был в зале, и, опустошив морскую фронтовую флягу армянского коньяка, тихо посапывал в сладком сне на галерке. Он не проснулся и при фразе своего сотрудника «ФАС!»…
…В конце шестидесятых годов в СССР появился ранее никому не известный у нас препарат элениум – первый бензодиазепин, производства ФРГ. Его почему-то сразу захватили кардиологи. Тут же, по всей могучей стране, прокатилась среди больных, страдающих ИБС (ишемической болезнью сердца) с частыми приступами стенокардии и страхами мучительной смерти, волна радости! Спасены! Теперь, с элениумом, СП по ночам (время эмоциональных приступов стенокардии и псевдо-стенокардии) делать будет нечего! Невропатологи и психиатры не сразу «врубились», что это препарат не имеет никакого лечебного свойства при ИБС, а является их препаратом – психотропом, купирующим страхи, тревогу, бессонницу и прочие невротические симптомы, которыми так богаты синдромы всякого рода приступов стенокардий! Но в элениуме, лже-кардиологическом препарате, первыми разобрались…патологоанатомы. Больные, страдающие ИБС, когда начинался приступ стенокардии (настоящий!) вместо нитроглицирина – самого эффективного и надежного кардиолитика, принимали элениум, и, счастливые, что боль исчезает, умирали, часто – во сне!
…Разобравшись в элениуме, кардиологи всего СССР и соц. лагеря, как легко взяли его на вооружение, так легко от него и отказались. Зато клиники неврозов и психопатий получили в лице элениума, надежный препарат! И тут же в нашу страну хлынули потоками самые разные бензодиазепины, со слегка измененной формулой, такие, как седуксен, радедорм, валиум, либриум, эуноктин и прочая, и прочая!
Так прошло ровно десять лет. И вот, наконец, Отдел науки ЦК КПСС вызвал к себе Авруцкого, ведущего в стране психофармаколога, где ему сказали: «Выбирайте, тов. профессор – звание академика, и, возможно, Героя Социологического Труда с Золотой звездой и Орденом нашего вождя, в том случае, если через месяц Вы представите нам советский бензодиазепин. Препарат должен быть не украден у наших зарубежных партнеров, а выработан вами совсем по иной схеме. И, как все советское, он должен быть сильнее всех известных бензодиазепинов, не меньше, чем на 10%... А, если Вы к тому же изобретете советский антидепрессант, то, к перечисленному вознаграждению еще получите Государственную Премию. А, Ваши сотрудники, участвующие в разработке препаратов, к своим регалиям добавят степень доктора и звание профессора. Или, в противном случае… Вы, кстати, какого возраста, пенсионного? – Тихие, незаметные научной общественности, проводы на пенсию. А ваших сотрудников – ординаторами в психиатрические больницы городов и поселков СССР. Психиатров у нас пока, увы, очень не хватает, особенно в Сибири и на Дальнем Востоке». Авруцкий был гений, Дурново был тоже гений. Вот эти два человека, как стахановцы, дали на гора, феназепам и пиразидол. Об этих советских препаратах Владимир Николаевич сейчас докладывал, приготовив для своих зарубежных коллег «бомбу»!
…Авруцкий тихо спал на Конгрессе, ибо знал, что бомба взорвется и сметет с сознания всех собравшихся все, что они раньше знали о бензодиазепинах и «мягких» антидепрессантах! И сделает это, взорвет «бомбу», его любимый ученик, восходящая звезда мировой психофармакологии, Владимир Николаевич Дурного, русский аристократ, превосходящий научной элегантностью и родовым величием и французских пэров, и британских пэров и лордов!
… «Итак, что вы, глубокоуважаемые коллеги, знали о бензодиазепинах до моего доклада? Позвольте, я буду рассказывать о них. Все, что я скажу о них, прямо относится и к нашему (а не к вашим, простите) «мягкому» антидепрессанту пиразидолу…
…Но, сначала напомню вам, уважаемые коллеги…об эндорфинах. Я не сомневаюсь, что вы все знаете, эти «гормоны счастья». Если среди вас есть кто-то, кто специально занимался эндорфинами, я хочу, чтобы он непременно выступил в прениях по моему докладу, и, прежде всего сказал: приходила ли ему когда-нибудь в голову мысль, что все, абсолютно все, психотропные препараты суть эндорфины…» При этих словах зал громко загудел, между делегатами стали возникать спонтанные дискуссии, но одно очень скоро стало понятно, что никому и в голову не приходило, почему синтетические психотропные препараты избирательно действуют на психику? На каком основании их разделили на группы – нейролептики (малые, большие), антидепрессанты (малые, большие) седативные и транквилизаторы? Не говоря уже о противосудорожных препаратах…Каким таким образом опытные психиатры, «стреляют» не только по синдромам психических расстройств, но и по симптомам и попадают в «десятку»? На каком таком основании они высчитывают дозы не обходимого психотропного препарата, вплоть до микродоз? Да, каждый препарат, прежде, чем выходит в широкую практику, апробируется на животных и в условиях психиатрической клиники…Но этот факт ничуть не объясняет выше поставленные вопросы… Владимир Николаевич, назвав психотропные препараты эндорфинами, все эти вопросы тут же снял! Это – впервые в истории психофармакологии, следует сказать!..
…А он продолжил: «Вы можете прочитать об эндорфинах и в советских, и зарубежных энциклопедиях одно и то же. А, именно: «Эндорфи;ны (эндогенные (греч. ;;;; (внутри) + греч. ;;;; (колено, род)) + морфины (от имени древнегреческого бога Морфей (греч. ;;;;;;; или ;;;;;;; — «тот, кто формирует сны»)) — группа полипептидных химических соединений, по способу действия сходных с опиатами (морфиноподобными соединениями), которые естественным путем вырабатываются в нейронах головного мозга и обладают способностью уменьшать боль, аналогично опиатам, и влиять на эмоциональное состояние. Эндорфины образуются из вырабатываемого гипофизом вещества — беталипотрофина (beta-lipotrophin); считается, что они контролируют деятельность эндокринных желез в организме человека. Высокие количества эндорфинов могут привести человека в состояние эйфории, из-за чего его ошибочно называют «гормоном счастья» или «гормоном радости», хотя на самом деле эйфория вызывается гораздо более сложными процессами и взаимодействием нескольких нейромедиаторов, из которых эндорфины не самые важные». Это он сказал наизусть! И продолжил: «Мне очень интересно, когда и кто, и с какой целью ловко связал эндорфины с морфием? Я рассматриваю это не как случайность, а как самую большую диверсию в истории психофармакологии!».. При этих словах докладчика зал притих, словно съежился, чувствуя себя виноватым! А Владимир Николаевич продолжил: «Прошу, если кто может, объяснит нам, почему такие важные вещества, вырабатываемые нашим организмом, не изучаются? Я скажу вам свое мнение: если бы изучались, как любые секреты, выделяемые нашим организмом. Ну, хотя бы как инсулин, или та же желчь, то…пришлось бы закрыть все фирмы, выпускающие психотропные препараты, которые множатся в геометрической прогрессии, и в этой же прогрессии обогащают их производителей» Зал не просто загудел, он загудел явно агрессивно, ну, ползала – точно! Некоторые автоматически начали соскакивать со своих мест, но…тут же садиться! Ни один не крикнул, чтобы докладчик перестал нести ахинею и покинул бы трибуну… Авруцкий продолжал спокойно посапывать! Владимир Николаевич, дав несколько минут залу пошуметь, начал весьма громко и твердо: «К эндорфинам добавили морфий только с одной целью – прировнять их к наркотикам! Предвижу, что советский бензодиазепин, который имеет одну и ту же химическую формулу с седуксеном, валиумом и либриумом, тоже тихой сапой прировняют к наркотикам!».. Зал опять взорвался, шум, гам, и ничего не понять, но никто не двинулся со своего места и ни слова протеста не сказал докладчику! А Владимир Николаевич, на сей раз не стал ждать, пока зал угомонится, мощным голосом («и откуда он у него взялся?» - мелькнула мысль у Сергея, который получал глубокое наслаждение и испытывал великую гордость за СССР, за Авруцкого, и, конечно, за своего друга!) гаркнул: «История с эндорфинами как две капли воды, схожа с историей…серотонина! Позвольте, я вам напомню ее, ибо серотонин суть эндорфин, ergo психотропный препарат, вырабатываемый нашим организмом…»
… «Товарищи, дамы и джентльмены! Очень прошу особого внимания!.. В 1935 году итальянским фармакологом Витторио Эрспамером впервые было экстрагировано вещество из слизистой ЖКТ, сокращающее гладкую мускулатуру. Некоторые считали, что это был всего лишь адреналин, но только через два года первооткрывателю удалось доказать, что этим веществом оказался ранее неизвестный амин. Эрспамер назвал полученное соединение «энтерамином». В 1948 году Морис Раппорт, Арда Грин и Ирвин Пейдж в Кливлендской клинике обнаружили сосудосуживающее вещество в сыворотке крови, которое назвали «серотонином». Структура данного вещества, предложенная Морисом Раппортом, в 1951 году была подтверждена химическим синтезом. В 1952 году было доказано, что энтерамин и серотонин — одно и то же вещество. В 1953 году нейрофизиологам Ирвину Пейджу и Бетти Твэрег удалось обнаружить серотонин в головном мозге. После открытия серотонина началось изучение его рецепторов. В 1957 Джон Гаддум провёл ряд исследований, по итогам которых выяснилось, что серотониновые рецепторы неоднородны: способность серотонина сокращать гладкие мышцы блокировалась диэтиламидом Д-лизергиновой кислоты (ЛСД — мощный галлюциноген и психотропный препарат вёл себя как агонист серотонина в периферических тканях), а свойство возбуждать вегетативные нервные узлы предотвращалось морфином. Соответствующие рецепторы были названы «Д»- и «М»-серотониновыми рецепторами. В 90-х годах XX-века с помощью методов молекулярной биологии удалось выяснить, что существуют по крайней мере 14 видов серотониновых рецепторов, которые отвечают за разнообразные функции серотонина… Видете, как ловко к серотонину присовокупили не только морфий, но и ЛСД! И вскоре его назвали «гормоном счастья» и «наркотиком». Таким образом, с серотонином как родоначальником нового ряда психотропным препаратов – эндорфинов, было покончено… Опять же все по той же самой причине, которую не побоюсь назвать: заговор западных фирм-производителей синтетических психотропных препаратов!».. Зал безмолвствовал. «Не наши» психофармакологии безмолвствовали угрожающе… Но ни один не сорвался с места и не ушел из зала!..
… Владимир Николаевич открыл широко рот, опять не отворачиваясь от зала и долго брызгал туда дезодорантом. Потом, с нескрываемой иронией начал так: «Товарищи и коллеги! Если у кого-либо из вас возникла хульная мысль, что у меня в дезодораторе наркотик – прошу подойти и попробовать… Я извиняюсь, что часто им пользуюсь, стоя здесь на трибуне, но моя эмоциональная речь вызывает не сухость во рту, а неприятный запах…это, кстати, запах серотонина!» Зал от такого неожиданного поворота в выступлении, сделанного докладчиком, растерянно охнул! А Владимир Николаевич продолжил, как ни в чем, ни бывало: «Я заканчиваю. Осталось сказать только самое главное! Я заверяю вас, коллеги, что никто не сможет доказать, что феназепам, имеющий одну и ту же формулу с вашими бензодиазепинами, выработан по вашей схеме! Потому, что ваши бензодиазепины – синтетические психотропные препараты, о которых вы ничего не можете сказать в отношении их действия на организм больного человека, на его психику. А советский бензодиазепин, наш феназапем – эндорфин, и добыт он из органов теплокровных животных! Все, что отличает советский феназепам от инородных бензодиазепинов, относится и к советскому пиразидолу, мягкому антидепрессанту – эндорфину, очень близкому к серотонину…У меня все! Благодарю за внимание и терпение. Каждый из присутствующих, если пожелает, может после дебатов подойти ко мне, здесь поставят стол, на котором будут коробочки – красные. Если коробочка с «серпом и молотом» – это феназепам…Если же с эмблемой Института Психиатрии Министерства Здравоохранения РСФСР , под которой золотыми буквами написано «Подарок от Григория Яковлевича Авруцкого» - это пиразидол. Коробочек всем хватит, если будите брать по одной штуке феназепами и пиразидола. Но, на всякий случай, на столе будет лежать на сто коробочек больше, чем присутствующих в зале! Зал встал! Гром аплодисментов был такой силы, что старинные люстры из дворцов польских шляхтичей, закачались, хрусталь их мелодично зазвенел, как если бы в зале Шаляпин исполнял бы «Блоху»!..
…Авруцкий получил только Государственную Премию. Владимир Николаевич – ученую степень доктора и звание профессора. Так как Сергей Васильевич был с самого начала включен в группу Авруцкого, ибо апробировал препараты, после их проверке на животных, в больнице, в которой работал. Конечно, с официального согласия директора Института им. В.П.Сербского, академика Г.В. Морозова, ему полагалась степень доктора медицинских наук, от которой он категорически отказался. Мотивируя свой отказ тем, что препараты апробировались в разных советских клиниках, а степень доктора присваивали только ему. По-существу он был прав. А формально – нет. Никто из врачей других клиник, где апробировались препараты, не был официально включен в группу Авруцкого…
«Давай, притормози, я спрошу у мужика, как проехать к Лычаковскому кладбищу. Ты, по своей карте, уже полчаса колесишь возле одних и тех же столбов!» - сказал Сергей Володе. Они решили развеяться и отдохнуть от Конгресса в тени надгробий и тишины знаменитого Лычаковского Кладбища, и заплутали. Впереди шел мужчина, наверняка местный. Володя, догнав мужчину, поехал медленно, а Сережа высунулся в окошко и спросил: «Товарищ, скажите, как проехать к Лычаковскому кладбищу?» «Волга» почти касалась бампером ног мужчины, а он продолжал идти, словно не слыша, что к нему обратились! Сергей еще раз, громче повторил свою просьбу. Мужчина продолжал спокойно идти. Тогда Володя, остановив машину, вышел из нее, догнал мужчину и сказал: «Pan powiedzie;, jak dosta; si; na cmentarz ;yczakowski we?» Мужчина тут же резко повернулся, лицо его расплылось в улыбке, и он ответил: «Och, m;wisz po polsku
bardzo dobry, bardzo dobry panie!» Потом добавил, продолжая улыбаться: « Czy naprawd; m;wi; po polsku?» «Nie, bo wiem, ;e kilka zwrot;w
tylko zacz;; naucza;». «Ну, тогда я буду говорить по вашему, по-русски…Но вас я не люблю… Мой отец сражался против вас. Как раз на Лычаковском кладбище, прятался в старинных склепах…Обязательно туда сходите! Они с шестнадцатого века… Красноармейцы не могли справиться с нашими вплоть до пятидесятого года. Потом все поубивали и в склепах оставили…» «Так ты, сын власовца или бандеровца?» - не выдержал Сергей, выскакивая из машины. Мужчина обернулся к нему, видимо собираясь что-то резко ответить, но вдруг словно остолбенел, Володя и Сергей с любопытством смотрели на него. Потом, придя в себя, весьма дружелюбно заговорил: «Парень, ты знаешь, что очень похож на Сергея Есенина?» «Знаю! Только внешне…» «Я перевел почти всего Есенина. Очень люблю его стихи. Я – поэт и переводчик…Еще я люблю Лермонтова. Тоже небольшую книжечку его лирики выпустил на польском…Пушкина не смог перевести, хотя люблю и понимаю…» «Интересно!» - в слух сказали Сергей и Володя. Мужчина открыл небольшую сумку, вынул оттуда тоненькую книжке и сказал: «Только одна и осталась! Все раздарил! Но тебе, Сережа, подарю!» «А я и действительно Сережа! Только не «Александрович», а «Васильевич» и фамилия моя не Есенин, а Хорошко… Прошу, так и подпишите: Сергею Хорошко…» «Странная у тебя фамилия – Хорошко, да и ты, наверняка ей соответствуешь!..
… «Простите, ребята, за первоначальную негостеприимность…А, что, может ко мне забежим? По рюмочке настоящей «Сливянки» выпьем…» «Спасибо, у нас через час банкет. Мы с Конгресса. Видели, наверное, афиши? Весь город ими расклеен!» «Вы – врачи?» «Врачи». «Мой отец тоже был врач…». Мужчина присел на корточки и на колене подписал книжку Сергею, по-русски: «Другу Сергею Хорошко на добрую память! За то, что он очень похож на моего любимого поэта Сергея Есенина!» Поблагодарив львовского поэта - поляка, останки отца которого покоятся в старинном склепе Лычаковского кладбища, с автоматом рядом, сражавшего неистово против Советской Армии, друзья пошли к машине. Захлопнув дверь, Сергей на прощанье крикнул мужчине: «Do widzenia, panowie! Dzi;kuj; bardzo za Esenina!» «I dzi;kuj; do ;ycia Esenina Serge!»
…На обложке книжки было: JESIENIN. На развороте, где оставил надпись польско-львовский поэт – Sergiusz Jesienin. POEZJE. И мелким шрифтом – Poezje wybral i prze;o;y; TADEUSZ NOWAK.