1.Когда все флагами махали.
Его сотворила и назвала Бабайкой одна армянская бабушка Сусанна. Вот так просто: рассказала своим двум внучкам, Ленчику и Людчику, что в кладовке живет Бабайка, не заснёте, - выскочит и напугает. Сказано - сделано. Мысль Сусанн ы оказалась такой страстной, а вера девочек такой безоговорочной, что в кладовке тут же он и появился.
"Бабайка - Бабайка... Кажется мне, что я настоящий домовой".
Он чихнул, слез с чемодана и начал свою интересную жизнь.
Ему было хорошо и в кочегарке, откуда каждый день выбрасывали тёплую и хрустящую пахучую «жужелку». Ходил он свободно и по всем квартирам.
В номере двенадцать - председатель совнархоза - хлебосольная Надежда Трофимовна, жила с мужем, директором техникума, Иваном Антоновичем, и большой - пребольшой дочкой Лорой. Она чуть ли не школу заканчивала. Вот какая большущая. Ой, как же здесь вкусно пахло!
И подопечные Бабайки, Ленчик и Людчик, всегда с удовольствием откликались на предложения этой соседки зайти - чайку попить, поиграться в куколки. Да какой же тут замечательный чаёк! Яства, сласти,- всё, вплоть до зефира в шоколаде. А куколки какие... Ручки - ножки двигаются, глазки закрываются, волосы даже настоящие.
Кроме домового, в этом четырёхэтажном доме на улице Университетской в самом центре города жили преподаватели политехникума с родственниками и домочадцами. Весь люд был достаточно учёный, чтоб Бабайка впитал много знаний, и достаточно зажиточный, чтоб вечерами приглашать гостей. Жизнь была медленной. С домработницами, священной тяжёлой книгой "О вкусной и здоровой пище" сталинского издания и звуками пианино, губной гармошки и мандолины по вечерам.
А в это же время во дворе хор домработниц и просто бабушек выводил душевные грустные песни. И чудные звуки уплывали в фиолетовый зенит. А поутру раздавалось петушиное пение и лай собак. Бабайка считал, что сразу за их двором начинается деревня. Да так, наверное, и было.
На Первое мая и Седьмое ноября на крохотных балкончиках появлялись флаги и транспаранты: "Труд! Мир! Май!" И еще, конечно: "Победа коммунизма неизбежна!" Домовой радовался за коммунизм, но переживал за беспечную маму Ленчика и Людчика. Она повесила в такой торжественный день на балконе сушить их маленькие чулочки. Но пришёл милиционер и заставил всё это снять.
Всё в прошлом. И двор, похожий на сад, где каждая семья посадила своё абрикосовое дерево. И совсем капельные детишки, пожирающие зелёные твёрдые медальоны будущих абрикос. А потом домашний педиатр, Эдя Юрьевна, прекрасная и благоуханная, мяла своими розовыми пальцами животики у маленьких обжор. Никто из них не догадывался, что если не торопиться, то абрикосы можно увидеть и попробовать еще и мягкими, медово- сладкими.
Больше всего Бабайка любил строить коммунизм. Когда весёлые мужчины с мокрыми флагами возвращались после демонстрации во двор, их широкие, пропахшие дождем брюки трепыхались вокруг худых ног и протезов. Дядьки громко шутили, спорили, смеялись, пили пиво и стучали по деревянному столу такими же деревянными рыбёшками. Бабайка, да и все дворовые дети, знали, что так мужчины строят коммунизм. Дети и Бабайка были счастливы и горды, что могут хоть приблизиться к строителям коммунизма. И всё было ясно и незыблемо. А Бабайка был тоже маленьким и незрелым. Он не знал, что тот, кто ткёт ковёр жизни, старается показать только его лицевую сторону с гладкими узорами. Только с годами он понял, что существует изнанка, полная неясных переплетений, путаницы нитей, обрывов и узелков.
Когда же это было? Давно. А сейчас Ткач, по своей ли склеротической наклонности или из вредности, стал ткать свой ковёр узелками наружу.
2. Бродяга
- Всё навыворот, всё неправильно, - бурчал Бабайка, поднимаясь по лестнице дома,- Я понимаю, что 21 век. Но надо же и мозги иметь! В одном небольшом четырёхэтажном доме - девятнадцать магазинов, офисов, кафе! А на что они похожи?
Синяя стеклянная призма высотой в 3 этажа выпирает из одного бока дома. Кажется, что здесь ситуация с равновесием аварийная, вот-вот под её тяжестью обрушится весь дом. И похожа это воплощенная архитектурная мысль на последнюю стадию домовой гангрены. Фасад кричит аляповатыми разномастными вывесками, сверкает разноцветными витринами. Всё сделано с претензией на шик и блеск, но вместе смотрится смешно и убого. Выше линии "благополучия" изношенный дом топорщится облупившейся штукатуркой. Ему бы подлечиться у заботливого доктора, который не станет резать по живому. Маньяки - протезисты не углядели в доме ни души, ни гармонии. Просто пришли и сделали ряд "пластических операций", чтоб было "по- модному". И домовой представил себе, что все ужасающие новые надстройки разных стилей - это искусственные органы: челюсти, ноги и груди в три ряда (ведь больше - лучше), и в придачу - новый ботоксный увесистый зад.
Неуютно стало Бабайке. И он сделал нечто совсем не свойственное их виду. Никто бы его не понял,- ушёл из дома. Как так? Покинуть место прописки и работы? Не нашёптывать детишкам страшновато- забавные сны? Не прятать тапки? Не отваживать льстивых гостей? Вот так. Надоело. И организм совсем стал чувствительный: ноет что-то внутри и болит. И пить он стал немножко. Или много,- не разберешь. А кто не запьёт? Пуховичок на нём плохонький - стащил по случаю в каком-то офисе или налоговой. Да, точно, налоговой. Туда часто приходят странные люди отчитываются в своих грехах, что ли. Очень жалкие люди, просто плакать хочется, когда посмотришь на их оборванные пальтишки. А домовому - в самый раз.
Он изменился. Ночами промышлял в фирмах, обосновавшихся в его доме. И не было ему уже стыдно за своё поведение. У строителей синей «гангрены» он набрался отборного мата, в аптеке пилюль, в баре всяких ликёров. Был еще фирменный магазин одежды. Там он стащил кроссовки, джемпер, похожий на рыболовную сеть, и какие- то странные джинсы, вроде новые, но уже грязные и вытянутые пузырями на коленках. Бродит домовой по городу в зимнюю непогоду, ищет чего-то...
Эклектика нового тысячелетия пугает Бабайку. Всё старое обесчещено торопливо, без любви. Облупленные и ветхие дома, в иные годы привлекательные своими гармонией и уютом, щерятся разномастными алмазными вставными челюстями сверкающих варварским великолепием витрин. А над ними- злые слёзы - потёки старой краски или несбывшихся надежд. Удручают его и названия. Сэконд хэнд «Сноб». Учёный домовой точно знал, что ни один сноб не наденет на себя одежду с чужого плеча. Турагентство «Квазар». Бабайка помнит по разговорам в старом доме, что в центре квазара всегда найдётся чёрная дыра, втягивающая без возврата материю. Кто же решается отправляться в вояж по путёвкам этой фирмы?! Или магазинчик "Колониальные тавары". А что? Со вкусом. Если б умный Бабайка не знал, что колониальными товарами служили самые некачественные и ненужные в метрополии вещи, которые отправлялись в их колонии, ему б тоже понравилось. Звучит вполне знойно и романтично. Или обувный магазин "Испанский сапожок". Бабайка помнил, что так называлось изощрённое орудие пытки средневековой инквизиции, а вот теперь - обувный магазин. Современные люди называют, и современные люди, не дрогнув, покупают тут обувь.
Видно у современных людей какое-то другое качество ног.
Названия вызывают у него усмешку. А старые поруганные дома - хворь. Дефицит гармонии, - вот как называется эта болезнь. Бабайку пугает бег времени. Он знает,что время течёт неравномерно,- то бурно, то медленно, а то и с завихрениями.
И вот он натыкается в своих поисках гармонии на старый дворик, забор, лавку или афишную тумбу, которых, вроде бы, и не коснулось время. Но это на окраинах. А в его доме...
- Никто нас не любит, - скучно и печально думает Бабайка, объединяя мысленно старого себя со старыми и таинственными домами. Где потолки всегда лепные, в каждой квартире есть парадный и черный вход. И подъезды все на 2 входа. Мало ли, какая надобность - во двор выйти или на улицу. Под любовью он подразумевает умение не только смотреть, но и видеть, не только слушать, но и слышать. Неужели, только он в этом городе чувствует гармонию вещей, например, кирпичей, склеенных раствором? И никто не умеет читать язык дома? Бабайкой овладела горькая гордость бомжа, каковым он себя и чувствовал.
"А стану-ка я как все",- решил Бабайка,- и стал искать смысл в новой жизни.
3.Воскресенье
Домовой, конечно, умел читать мысли. Он вернулся в свой старый дом и стал увлеченно копаться своими маленькими, мохнатыми и довольно грязными лапками в головах жильцов. Очень давно Бабайка этого не делал. Жил обособленно, незаметно, не понимая что происходит вокруг. Ему даже пришлось позаимствовать в магазине беруши, чтоб не нервничать от громкой музыки и разговоров. Телевизор каждый день говорил и говорил то, от чего становилось Бабайке больно. Вернее, говорили люди с беспокойными или остановившимися глазами, как именно они хотят добра для народа. Нет, он, конечно, пробовал сначала слушать. Один раз даже увлёкся и начал хлопать в ладоши.
Бабайке нравилось, когда все вместе, с флагами, с песнями. В тот раз жильцы Бабайкиной квартиры очень обеспокоились. Стали искать источник непонятных хлопков. Домовой устыдился, скатался в пыльный комочек, закатился за шкаф. Люди подумали, что это во дворе что-то хлопнуло,сработала какая-то сигнализация. Но с тех пор Бабайка стал сдержанным. И перестал воодушевляться. А зачем?! Он стал лучше разбираться в людях за плёнкой. Это ж не стекло. Со стеклом оно было б туго. А сейчас у всех в доме телевизоры жидкокристаллические. Что это такое - не важно, а важно то, что Бабайка смог читать мысли тех, за плёнкой. "Ой, брешут", - как-то протянул Бабайка оторопело. Сонный мужчина с дивана с трудом разлепил губы и машинально подтвердил: "Брешут, брешут".
Одному Бабайке ничем не угрожал неискренний телевизионный словесный поток. Ведь он же, строго говоря, не очень материален.
Пусть жильцы помогут домовому понять и принять жизнь. Но не было уж прежних жильцов. Умерли, разъехались по разным странам и городам. Сегодня здесь совсем другие люди, - молодые, совсем юные и маленькие. Они намного красивее его любимых, растворившихся во времени и пространстве. Но все торопятся и боятся, и суетятся. Нет, они, отнюдь, не бездушны. Но их души - в дальних кладовках. Спрятали и забыли. Ведь душа- это что-то сложное, хрупкое, не для ежедневного использования. И хотят они сильнее прежних. Его сразила скорость смены мыслей. Неимоверный темп так действовал на мозги людей, что они перестали чувствовать вкус жизни. И ещё он выделил доминирующую мысль: "Быть, быть, быть самым - самым -самым!" Всё это, конечно, похвально, но ностальгирующий домовой больше любил медленную и раздумчивую жизнь.
Бабайка пожалел людей. Но и заскучал. Спустился в офисы, но там дела обстояли ещё скучнее. Он искал мыслей, объединяющих, любовных, медленных и нежных, Но находил, то, что находил: страшную тревогу, беспокойство, жажду всего.
Жалко Бабайке людей. Томятся в кладовках их хорошие души, пылятся. И тогда Бабайка решил вот что. Он захотел иметь машину времени. Однажды ночью он просочился в здешний компьютерный клуб и занялся поисками в интернете хоть намёка на существование такого агрегата. Информации оказалось много, но сомневается Бабайка. Привлекла его лишь одна идея о том, что время - как сложенное полотенце. Настоящее, будущее и прошлое - просто разные его слои. Но можно все слои проткнуть одной иголкой. Но где же взять такую иголку, прошивающую время? И когда он уже совсем отчаялся, нашел книгу Джека Финнея "Меж двух времён". В ней говорилось о том, что и будущее, и прошлое, и настоящее существуют одновременно. Просто мы находимся в потоке настоящего. Но стоит только хорошо себе представить прошлое, как окажешься там.
"Как это возможно? А последствия? А люди? А фирмы? Да, ерунда, я же только один свой дом спасу от надругательства. Я не нарушу общий ход времени, а сделаю только крохотную петелечку". Усталые мозги Бабайки отказывались последовательно развивать любую мысль. "Как нибудь устроится,- решил он,- Ведь у вселенной есть неисчерпаемые возможности разрулить любую ситуацию. Люди, конечно, будут сегодняшние, только пусть души свои выпустят на волю",- милостиво и просто подсказал вселенной Бабайка решение проблемы.
Ты слишишь, Вселенная? Ведь без пионеров и смельчаков ни одно дело не стронется с места. Вспоминать уже стало давно единственным делом домового. И он вспомнил…
Утром новый розовый дом по улице Университетской радостно сверкал стёклами окон. И никаких "протезов" не наблюдалось. Люди с проснувшимися лицами вышли на улицу. Они совсем не торопились: смотрели и видели, нюхали и пели, и играли с детьми, и смеялись. Как раз, случилось воскресенье. Жильцы дома могли целый день привыкать к новым ощущениям.Никто не отнимал у них ни памяти, ни идеалов, ни жизненных целей. Просто остановили. Достали их души, как драгоценные сервизы достают из серванта в торжественные дни. Промыли, протёрли и сказали щедро: " Не экономьте, не жалейте, пользуйтесь каждый день!" Но только Бабайка, который умел видеть запросто сквозь материальную оболочку, поприветствовал проснувшиеся души. Каждая душа имела свой цвет, форму, свою мощность свечения и музыку. Какое ж это было замечательное интересное зрелище!
А куда же делись все магазины, фирмы, офисы? Претензий никто не предъявил. Знать, вселенная действительно позаботилась как-то об этой проблеме.В другом районе города, где давно стоял забор, с утра вместо него обнаружилось современное стеклянное здание. Такие метаморфозы мы наблюдаем очень часто. И никто не удивляется. Вот в этом здании и нашли пристанище все магазины, кафе, фирмы одного дома по улице Университетской. Бабайка был окрылён успехом и безнаказанностью. Всё получилось! Только нужно решить ещё один маленький вопрос - снять с балкона третьего этажа нелепый и угрожающий транспарант:
"Победа коммунизма неизбежна!"