В тот август ещё мы

Мы сидим у парапета, пьём красное вино из стаканчиков, а рядом море расплёскивается тёмными волнами. Ребята шутят, смеются, я вторю их смеху, хотя совсем их не слышу. Я кутаюсь в твою пайту и в твои объятия, и даже не знаю, отчего мне теплее. Иногда поворачиваюсь к тебе и с озорством целую тебя, целую настороженно, так, будто тебя могут у меня отнять. Голова немного кружится от вина, и я тебя совсем не люблю, но нежность к тебе распирает и плавит меня. Я больше не хочу сидеть с ребятами. Мне хочется лежать с тобой в нашей комнате, обнимать тебя и ни о чём не думать. Хочу в наш дом-на-три-дня, где на потолке светофоры вместо ламп. Шепчу тебе на ухо, что хочу домой. Пытаюсь подняться, но голова кружится так сильно, что встать не могу. Ты присаживаешься возле моих ног, держишь меня за руки, смотришь так трогательно снизу вверх и говоришь серьёзно и ласково: "Кошка, тебе плохо?". Мне так нравилось, когда ты меня так называл. Через пару минут головокружение проходит, и мы идём домой. Уже поздно и почти нет людей, на улице холодно, но моей руке тепло, потому что она в твоей руке. Дома нас ждёт хозяйский серый котёнок, он запрыгивает на кровать и пытается протиснуться между нами. Ты так смешно злишься и отгоняешь его, он обижается и сворачивается клубком у меня в ногах. Я лежу у тебя на плече, перебираю пальцами твою бороду, ты смеёшься и говоришь: "Я раньше никому не разрешал трогать бороду. Ты первая. Это оказывается приятно." Ты меня целуешь и вскрикиваешь. Котёнок ревнует и отчаянно тебя царапает. Я хохочу и не могу остановиться. Ты психуешь, забираешь кота, относишь его на улицу и закрываешь дверь. Возвращаешься и обнимаешь меня. Мы лежим и смотрим на разноцветные светофоры на потолке. И в этот момент нам неважно, что мы совершенно разные, что завтра ты уедешь и мы, возможно, больше никогда не увидимся. Всё это неважно. Нам просто хорошо. Мы не любим друг друга. Но, Боже, до чего же нам хорошо.