Джинджер ненавидел случайные встречи именно из-за этого взгляда: когда радостное удивление сменяется снисхождением, здорово приправленным злорадством. Все эти расфуфыренные господа с отросшими, несмотря на терапии и операции, животами, и дамы, все как одна с непропорциональными формами огромных буферов, платиновыми локонами, золочеными глазами и блестяшками в зубах - все они смотрели одинаково, и это было тоскливо до зубовного скрежета. Конечно, он изменился. Теперь он не самый милый мальчик в классе, будущее с которым мечтали разделить как расчетливые, так и романтичные девочки, пока остальные ребята с завистью следили за его успехами. Он привык быть самым лучшим и теперь получал сполна унижения от каждой встречи.
Единственное, в чем он по-прежнему превосходил своих ровесников, был внешний вид. Пятнадцать лет изменили его только в лучшую сторону, превратив из красивого подростка в привлекательного молодого человека без искусственной помощи химии и операций. На его фоне все они выглядели еще лет на десять старше, но в эру инъекций это все ничего не значило. Такими они останутся еще несколько десятков лет, пусть и несовершенными, но замершими в идеальных двадцати пяти или чуть больше, а его натуральная красота рано или поздно померкнет.
Денег у Джинждера не было и не предвиделось. Отец вложил все состояние в сомнительный и непредсказуемый бизнес и вместе с матерью пропал на первом же корабле, который отправили на Марс через подпространство. Зато осталась куча кредиторов, которые растащили последние крохи наследства, оставив Джина чуть ли не без штанов. Он был обречен. Как и любой неудачник, свалившийся по социальной лестнице из А-класса. Занимать низкооплачиваемые должности и работать обслугой высших им запрещало государство, а в родной среде их просто старались не замечать, как плешивое пятно на дорогом ковре. Неудачи в А-классе не прощали и обратно в свой мир не принимали. И пока Джинджер был молод, его единственным шансом оставалась его внешность. Стать мужем и отцом семейства ему, конечно, никто не позволит, но иметь красивого любовника из своего круга, при этом полностью зависимого материально, не отказалась бы ни одна женщина. Это появлялось в их глазах сразу после злорадства. Они смотрели на него, улыбались, а потом начинали оценивать, раздевать взглядом, сладко предвкушая, как будут потом долго и с упоением обрывать попавшему в сети мотыльку крылышки и лапки.
Это Джинджер тоже ненавидел. Он слишком хорошо представлял, как повзрослевшая Рози, которая в детстве смотрела на него побитой собакой, наконец, оседлает его и выпорет стеком, как своего жеребца, а Мардж, тощая властная тетка, подсчитав в уме за и против, решит, что он вполне подойдет в качестве подарка ее мужу, пока она ездит по командировкам.
О чем думал Пол Крисси, толстенький очкарик Полли, который теперь стал во главе финансовой корпорации Крисси, Джин и думать не хотел. Его передергивало от одного только масленого взгляда, которым тот мазал по нему, будто на самом деле стараясь испачкать и пометить собой.
Но он чертовски проголодался, от дешевых бутербродов уже крутило кишки, а кредиты давно кончились. Совесть и чувство собственного достоинства малодушно проигрывали голоду, и он продолжал свои ежедневные прогулки по районам высшего класса, позволяя бывшим знакомым тешить за его счет самолюбие, пока он обедает.
Полли решил накормить его от души. Себе он взял немного зелени, но жадно смотрел, как ест Джинджер, периодически сглатывая слюни. Если не обращать внимания, аппетит это почти не портило. К тому же у Полли было для него какое-то предложение, но, к счастью, он не стал мешать ему есть, хотя от возможных фантазий Крисси заранее мутило.
Джин ошибался. Пол действительно мог помочь, а заработанных денег хватило бы не только на кредиторов, но и на билет в космос. Но это если ему повезет, хотя сомнений у Джина не было. Всего четыре раунда на арене перед кучкой школяров - для человека А-класса с внедренными генетически программами самозащиты и вытравленным с детства страхом боли не представляло серьезной проблемы.
По крайней мере, ему так казалось первые три раунда. Да и мутная масса похожей на медузу твари не вызывала особых опасений...
* * *
Кожистое щупальце оказалось прохладным и гладким, а когда Джинджер попробовал воткнуть в него нож, лезвие упруго отскочило. Он ударил сильнее, на вид кожа выглядела такой мягкой, но щупальце вывернулось петлей, и бесполезный нож отлетел в сторону. Джин еще не успел запаниковать, когда услышал смешки. Дети всегда радовались скорой развязке. Он по себе помнил, с каким облегчением они все ждали конца факультатива, делая вид, что их совсем не заботит судьба гладиатора. Выдерживали, конечно, немногие. Большинство прятали глаза или, не в силах слушать стоны побежденного, давили на красную кнопку - но только не он. Джин не чувствовал чужой боли и жадно смотрел, как корчится на сверкающей белой арене гладиатор, точно как жалкий муравей под лупой - пытается сжаться в комок, прежде чем начнет дымиться.
Джин оглянулся, всматриваясь сквозь отражения на толстых стеклах, он вдруг захотел встретить их взгляды и отразить во что бы то ни стало. Но вдруг потерял равновесие, а смеющиеся лица за стеклами закружились каруселью.
Кожаная медуза подвесила его вниз головой за ногу, будто издеваясь, приблизив вплотную к стеклам. Джин подтянулся, пытаясь зацепиться на щуп руками, но вторую ногу уже туго затянуло другой, похожей на змею, лентой, и он повис с растянутыми чуть ли не в шпагате ногами. Медуза подтянула его ближе к своей раззявленной алой пасти. Которая то собиралась в узкую зубастую щель, то тянулась в стороны, пуская пузыри слизи. Джин попробовал дернуть ногами, но почти перестал чувствовать дальше колен. В ушах шумело от прильнувшей к голове крови, его опустили чуть ниже над пастью, еще немного – и он сможет всадить кулак в трепещущие пузыри, но обе руки туго скрутило над локтями, потянуло в стороны, то подвешивая его за вывернутые плечи, как на дыбе, то растягивая, будто перед четвертованием. Джин услышал полный боли крик откуда-то издалека и вскинул голову, всматриваясь в лица зрителей. Но все молчали, и звенящая тишина вдруг оказалась почти осязаемой - щупальца перестали тянуть его, а дети за стеклами застыли, и Джин понял, что это был его собственный крик. Он напугал их, и удивленные, они даже перестали жевать попкорн. Но ненадолго, всего на несколько секунд. Замешательство прошло, тут и там раздался нервный смех, который снова превратил его из человека в лишенное чувств и нервных окончаний насекомое. Они смеялись, не веря, что все это по-настоящему, и Джин бы смеялся вместе с ними, но с криком в него вошла боль - хлынула лавиной ощущений, о которых он раньше не имел представления.
Джинджер вырос в мире, где ее не существовало, он был лучшим учеником и давно усвоил эту истину общества. Только лишив свой мир боли, люди правящего класса смогли построить идеальную цивилизацию: нет боли - нет страхов, сомнений, тормозящей прогресс морали. Но теперь мир Джина разрывало на части внезапным осознанием - от боли их всех защищала всего лишь стеклянная стена. А стоит оказаться по другую сторону, будь то кварталы других классов или арена - боль хлынет со всех сторон, наполнит собой, пока не начнешь кричать, сгорая в агонии.
Джина рвануло вверх, плечи едва не выскочили из суставов, и натянутые связки пронзило огнем. Пред глазами все плыло, зубастая щель пенилась радужной слизью и казалась почти красивой. Медуза подняла к нему еще несколько щупалец, став похожей на готовый сомкнуться бутон. Джин подумал, что вряд ли получит свои деньги. И что Крисси его не обманывал, когда уговаривал вылетать со второго или хотя бы третьего раунда. Там можно было уйти достойно и почти не покалечиться, а в последнем живых не бывает. Но ему слишком легко давались победы! Черных лоснящихся псов на первом уровне он раскидал, как щенков. Да так быстро, что дети не успели еще разойтись по своим местам. Второй раунд тоже закончился быстрее, чем ожидалось - Джин слишком хорошо разбирался в роботах, чтобы промахнуться. Да и денег вышло бы мало, а он не мог упустить такой шанс - корабль уходил раз в три года. Но сдаться в третьем раунде он просто не смог. Его противником был заколоченный в доспехи мутант, мусор, который выставляли на посмешище в кунсткамерах. Для такого класса в обществе даже не было назначено буквы, и Джин с отвращением уничтожил мерзкое создание, не задумываясь о том, что его ждет дальше. Возможно, знай он, что медуза в четвертом раунде как мух проглотит его пули, сожрет лазерные шарики и не поморщится, а острое лезвие, которым можно вскрыть стальной пол, даже не поцарапает ее шкуру, он сдался бы еще во втором. Да, еще три года до отправления следующего корабля, но у него хотя был шанс... Вместо боли, к которой он оказался не готов.
Джин зажмурился, когда пасть оказалась совсем близко. Два ряда длинных тонких зубов расступились, выпуская алую мякоть, похожую на выползающего из раковины моллюска. Она двигалась к нему волнами, готовая вот-вот жадно заглотить его кожу. Джин, несмотря на агонию пытки, почти смирившийся с болью в онемевших ногах, с ужасом ждал жгучего прикосновения, но по животу прошлось теплое дыхание, а потом что-то скользнуло, и алая, блестящая от слизи плоть лизнула его грудь, оставляя жирный след, горячо прильнула к животу и паху и стала засасывать его набедренную повязку. Джину показалось, что его жрут заживо. Не чувствуя вывернутых рук, словно получив заряд сил от шока, он начал дергаться, но волнообразные края мякоти уже содрали и проглотили символическую тряпку и горячо втянули в себя его член.
Джин заорал. Он не боялся смерти, но на арене всегда убивали мгновенно. Даже когда он сам был учеником, ни на одном зачете борьбы с эмоциями и страхом боли, ни разу такого не было. Да, все они смотрели, как режут, выпускают кишки, сжигают или засовывают в побежденного лазерные шары, но это длилось не дольше нескольких минут. Разве что какой-нибудь слабохарактерный ученик не нажмет красную кнопку, обрекая себя на пересдачу, а проигравшего - на продолжение мучений вне арены и жалкое существование инвалида вместо желанной смерти.
Ужас не отступил вместе с криком, но стало легче. На какое-то мгновение Джин даже потерял сознание и не помнил, как оказался лежащим на стальном полу. Холод студил горящую кожу, но пот продолжал струиться с него, очищая кровь от зашкаливающего адреналина.
Джин вдруг догадался, что кто-то нажал кнопку и почти с облегчением приоткрыл глаза, но потолок оставался белым. И снова вокруг была тишина. Он посмотрел на стекла - дети, все без исключения, смотрели на него со странной смесью интереса, отвращения и почти что жалости.
Слева что-то булькнуло, и Джин обреченно закрыл глаза. Но просто так он не сдастся. Если медузе не нравится его крик, он будет орать до последнего и тянуть время, - это единственное, что может ему помочь. Они же всего лишь дети, еще немного и жалость пересилит, тогда все будет кончено.
Как только его ноги коснулось упругое щупальце, Джин набрал побольше воздуха в грудь. Пусть подойдет поближе, решил он, если это его последнее оружие, медуза получит сполна. Другая конечность твари проползла по груди, обнимая, протиснулась ему под спину, мягко делая виток вокруг живота. Джин был напряжен до предела, по обеим ногам тоже вились щупальца, вот они уже на бедрах, обманчиво нежные, способные мгновенно превратиться в стальные жгуты и разорвать его на части. Он повернул голову, когда сбоку подобралась тень, и снова заглянул в трепещущее алое нутро. Вот сейчас!..
Он захлебнулся своим криком, а толстое щупальце плотно залепило рот, наполнило его до гортани, мягкое, будто чужой огромный язык. Его было так много и глубоко, что горло свело спазмами. Джин вцепился в него руками, вдохнул носом, когда удалось чуть освободить горло, но оно снова лезло внутрь, до боли раздвигая челюсти. Задыхаясь, Джин не сразу понял, что все его тело снова оплетено живыми жгутами, они стянули шею, руки, сковали ноги; медуза не спешила выпускать на него моллюска из пузырящейся пасти, она будто решила задушить его ласкающими щупальцами. Сдавить шею, вывернуть руки, пройтись мягким кожаным кончиком по подмышкам, надавить в пупок, приподнять его член и болезненно протиснуться между сжатых ног, превращаясь в покрытый кожей камень при сопротивлении. Снова начиная задыхаться, Джин едва не отключился, но хватка на шее ослабла, а щупальце немного освободило горло - ровно на один вдох, и снова полезло внутрь, на этот раз еще дальше. Он уже не мог пошевелиться, все оплетающие его кольца напряглись, сжимая тело, растягивая, потом конец одного из щупалец добрался до промежности, продавил мышцы и вошел внутрь, пульсирующими толчками наполняя зад острой болью.
Джина душило изнутри и снаружи - щупальце во рту залезло в пищевод, прожигая мягкими чешуйками горло, другое шевелилось глубоко внутри, к нему влезло еще одно и устремилось вглубь, протыкая его и будто насаживая его на огромный живой вертел. Перекручиваясь и извиваясь, они растягивали и рвали, одновременно пуская разряды тока и огня по нервным окончаниям. Утонув в боли и теряя сознание от асфиксии, Джин уже не заметил, когда горячая пасть заглотила его член. Но что-то провернулось внутри огромным комом, и тело начало реагировать - жутко, противоестественно, будто выворачивая его наизнанку. Все вокруг превратилось в удары его пульса, оглушительные и неотвратимые: разрывающие толчки внутри, глотки пьющей его пах твари и яркий красный свет, бьющий с потолка слепящими ударами.
Потом это слилось в одну полосу - свет перестал мигать, залив белую арену кровью, вибрации щупалец превратились в одну сплошную волну, горящие легкие сдавило в невыносимом спазме, и на пике агонии Джину показалось, что его тело рассыпается на атомы, уходя сверкающими осколками в жадную воронку заглатывающей медузы. Он не мог сопротивляться избавлению и поддался. Тело тут же обмякло, только вместо облегчения и спасительной отключки свобода жестоко оставила его в сознании. Легкие наполнились огненным воздухом, мир вокруг - тысячью звуков - хлюпаньем сытой твари, блюющими непереваренным попкорном детьми, какими-то криками, сигнализацией, ударами ломающих дверь арены спасателей... Джин тонул в красном зареве, чувствуя как невесомые осколки, в которые перевоплотилось его тело, не успев испариться, вязнут в липкой радужной слизи, и против его воли собираются в одну грязную лужу из крови, пузырей и вывернутых наружу внутренностей...
* * *
Первое, что он увидел перед собой, когда приоткрыл глаза, была довольная рожа Пола Крисси. Он не сразу заметил, что Джинджер пришел в сознание и продолжал жадно разглядывать его, но потом перевел взгляд на лицо и вместо мечтательной улыбки состроил приторное выражение фальшивого сочувствия.
- О, привет, Джин. Какие дела? Как тебе новые кишочки, лучше натуральных, правда? Стоили кучу денег, зато проработают еще сотню-другую циклов, я бы тоже не отказался, хе-хе. Да и пластик хороший, уж точно выносливей прежних твоих... Что? Ты хочешь что-то сказать?
Джин попробовал сделать глубокий вдох и прикрыл глаза. Крисси снова глянул ему в ноги.
- Кое-что тебе родное оставили, по кускам собрали, но я смотрю, отлично прижилось. Дороговато, конечно, страховка впритык ушла. На всякие мелочи я даже свои кредиты добавил, но, - он отмахнулся, - не переживай, потом отдашь.
- Мой... гонорар? - Хрипло отозвался Джинджер неразработанными пластиковыми связками.
- Что? А! Да... Тут такое дело. Весь класс провалил зачет, и родители подали на тебя жалобы, но мы это уладим, конечно. А пока денег не будет.
От взгляда Джина Полли едва не попятился, но остался на месте, перестав улыбаться.
- Я все понимаю! Не переживай, Джин, ты был на высоте. Как один из спонсоров, я прослежу, чтобы проблем не было, просто потребуется время. Да и о деньгах пока можешь не думать. После такого выступления тебя захочет взять каждая арена, кроме, пожалуй, школьных! Так что всего лишь подпиши контракт, любой, - Крисси оглянулся на дверь, - и спи спокойно. Кстати...
Джинджер тоже посмотрел на белую стену за его спиной, но она оставалась непрозрачной.
- Руки-то уже работают? Оценил новые суставы? - Пол потряс пухлой ладошкой перед его лицом, привлекая внимание, потом сунул под нос планшет. - Можешь подписать сейчас, и не придется ждать аванса, всего пять зачетов до трех раундов, для тебя это полная ерунда, правда? Впрочем, с такой гофрой тебе и четвертый нипочем, - он нервно подмигнул.
Джинджер почувствовал прохладное перо в пальцах, Пол тут же аккуратно подложил планшет ему под руку и снова оглянулся.
- Времени в обрез, - оправдался он. - Ну, Джин, хоть галочку давай...
На мгновение ему показалось, что он все еще лежит на арене. И останется там еще надолго, в холодном белом свете под жадными взглядами зрителей, у каждого из которых было лицо Пола Крисси. А внутри него будут шевелиться толстые змеи, скатываясь в клубки и пытаясь вырваться из новых жестких внутренностей, пока службы арены добивают очередную медузу. Но это будет потом... Чуть позже того, как он рассыплется сверкающим прахом над алой воронкой из пузырей и слизи после того, как боль сожжет его дотла.
Он ткнул в планшет в болезненном предвкушении, не думая о ловушке, в которую только что прыгнул по своей воле. И пусть Крисси наврал про долги и кредиты, он никогда не умел врать, пусть сейчас он не верит тому, как легко заполучил Джина в свои гладиаторы, пусть теперь, не стесняясь, разглядывает его тело и сгорает от желания провести по его коже влажной от волнения ладонью - зато он всю жизнь так и проживет за толстым стеклом с красной кнопкой под рукой.