***
В один день Ласточка сказала, что её крылышко чувствует себя замечательно, и она готова попробовать полетать. Я приоткрыл окно, оттуда пахнуло жаром летнего дня, пылью и легким запахом свежескошенной травы. Отчего-то ее слова меня очень взволновали. Я аккуратно взял Ласточку в руки, погладил слегка встопорщившиеся тёмные пёрышки на маленькой головке и посадил на подоконник. Я знал, что мы не прощаемся с Ласточкой и, попробовав свои силы, она вернётся ко мне. Я знал, как нужен ей этот полёт, эта возможность чувствовать, что она вольна сама распоряжаться своей жизнью и своей свободой. Но отчего-то мне было очень неспокойно. Я боялся сказать об этом Ласточке, но, в то же время, боялся секунды, когда она выпорхнет в окно.
Ласточка прыгнула на край подоконника, кивнула, обернувшись на меня, и с лёгкостью выпорхнула в мир без оград и решёток.
И вдруг стала кружиться, стремительно падая вниз. С её крылышками что-то было не так. Но страшнее всего было рыжее пламя кошачьих лап, устремившихся туда, куда вот-вот должна была упасть Ласточка. Я опрометью бросился прочь из квартиры, снося косяки и перепрыгивая ступени. Сердце так бешено колотилось, что не могло найти себе места в груди. Еще секунда, и оно вырвется наружу. Еще секунда…
Кот крепко вцепился в крыло, из-за проблем с которым Ласточка однажды и оказалась у меня. А Ласточка отчаянно вырывалась. Она трепыхалась как рыба, только что выловленная и брошенная умирать на берег. Рыба, уже увидевшая смерть в лучах горячего солнца, но всё еще надеющаяся на спасение. Бьющаяся за жизнь каждой частичкой своего хрупкого тела, каждый вдох бросающая на то, чтобы победить непобедимое.
Моя Ласточка билась за жизнь. Билась за ещё не увиденные места и несовершённые полёты, за нерассказанные мне уроки мудрости, за невыведенных птенцов, за тех, в чьих сердцах она поселилась и кого впустила в своё сердце.
Я вырвал птицу из кошачьих лап, и она бессильно поникла в моих руках.
- Я знала, что ты придёшь.
Я молчал. Я рыдал. Я был до смерти напуган тем, что не случилось, но было так близко. И только мог шептать: «Ласточка… живая… родная моя… живая…» и снова всхлипывал.
Вечером дядя осмотрел Ласточку и сказал, что отделалась она достаточно легко. А заодно посоветовал мне в следующий раз выпустить её где-нибудь на большой, хорошо просматриваемой поляне.
Картина трепыхающейся Ласточки до сих пор стоит перед моими глазами. Картина едва не оборвавшейся жизни. Картина борьбы со смертью. Наверное, тогда я так остро понял, что такое жизнь, как она ценна, жизнь каждого существа. Тот, кто для одного – просто птица, всегда может быть лучшим другом для кого-то другого.
Стоит ли говорить, что с тех пор я ни разу не был на рыбалке.