Как темно, МАМА.
Как темно...
Ты здесь? Я не чувствую твоей руки, мама!
Мне так холодно...
Я знаю, ты здесь. Но здесь так темно! Так темно...
Это плохая темнота, мама. Чёрная, страшная. Она тянет, как будто жилы вынимают.
Это плохая темнота, мама...
Мама, я знаю, вот это горячее, родное, что бьётся в груди слева, оно горит…
Оно не отдаёт меня темноте, мама.
Но оно горит без огня.
Нет света.
Мама, нет света!
Это так больно, мама, так больно...
Они умеют делать больно.
Но я всё вынес. Я всё вынес, мама!
Но это так больно...
Дай мне руку, мама!
Дай мне руку...
Я не чувствую тебя.
Я тебя не вижу, мама!
Ты здесь?
Я знаю, ты здесь.
Я чувствую.
Это горячее слева в груди, оно бьётся, бьётся...
Как птица в клетке.
Ему тяжело. Очень тяжело, мама…
Так тяжело...
Оно всё помнит.
Небо в дыму. Синее бездонное небо.
Жёлтая рожь…
И эта девочка...
Помнишь?
Она махала нам букетом васильков.
Бежала, бежала... А машина быстрее.
Машины возят больших людей с ружьями.
А она была такая маленькая, мама, такая маленькая…
У неё слеза текла по щеке.
А волосы светлые и глаза голубые.
А потом мина.
Раз и всё.
Она негромко взорвалась, мина.
Маленькая такая ямка на асфальте.
И васильки рассыпанные на дороге.
Мама, мне так холодно, мама...
Дай мне руку.
Здесь так холодно и так темно…
Это плохая темнота, мама...
Она тянет меня.
Мама...
Мама!
Две уставшие женщины в белых халатах остановились и подозвали хирурга.
Тот откинул простыню.
- Боже!
Где это его так?!
- С той стороны. Наши отбили. Они бросили его в придорожной канаве.
- За что ж они его так …
- Он плюнул в лицо офицеру.
Врач положил руку на шею парня.
Посветил фонариком в зрачки.
- Ну, я тут уже не нужен.
Он повернулся и, устало ссутулившись, пошёл принимать больных.
«Эк его раскромсало...» - мелькнуло на секунду в его голове…
Две уставшие женщины покатили тележку по страшному, облезлому коридору.
Она скрипела и подпрыгивала на выбитых из пола плитках.