Тебе больно - ты живой

Сергей Одзелашвили
Татьяне  Усмановой  -  посвящается.               


               

                Тебе  больно — ты  ЖИВОЙ.



Сколько  лет  он  потратил  на  поиски  Беловодья  и  что?!  Чего  он  добился.  Только  исковерканная  личная  жизнь:  потеря  родителей,  детей,  жены,  карьерного  роста.

Он  сидел  на  закате,  на  одном  из  южных  склонов  горы  Бе­луха.
Потрясающий  вид  захода  Солнца,  отодвинул  его  грустные  мысли,  и  он  весь  ушёл  в  созерцание  изменчивой  и  потому,  такой  живой  красоты  гор. 

Три  тысячи  метров  над  уровнем  моря,  облака  застыли  под  ногами,  в  ущелье,  верхушки  облаков  окрасились  золотисто-розовым  цветом,  а  ниже,  из  светло  серого  переходили  почти  в  чернильный  цвет.  И  вер­шины  гор, - в  тени  тёмно-синие,  освещённые  заходящим  Солнцем,  багровели  и  золотистые  сполохи  ледников  контрастируя  уже  с  потемневшим  небом. 

Господи,  как  красиво!
Ветер  почти  утих,  чуть  шевеля  полы  его  куртки  и  полог  па­латки. 
Он  заночует  и  это  будет  его  последней  ночью.  Завтра  он  спустится,  не  он  первый  и  не  он  последний,  Шамбала  не  откры­лась  ему.  Наверно  он  её  недостоин.

Солнце  тихо  кануло  в  будущий  день,  ночь  легла  разом  на  горы,  и  только  вершина  Белухи  отсвечивала  сполохами  ушедших  На­дежд.
Застегнув  полог  палатки, забравшись  в  спальный  мешок,  он  всё  ворочался,  сон  игнорировал  его.  Заложив  ладони  за  голову  - задумался.

Он  же  уже  не  мальчик,  пятьдесят  три  года,  что  его  толкает  каждый  год  мотаться  сюда,  на  Алтай,  за  призрачной  надеждой  отыскать Беловодье,  она  же  Шангрила,  она  же  Шамбала.

Ни  Рерихи,  ни  Блаватская,  ни  переводы  монахов  с  Тибета  и  Гималаев  ни  на  йоту  не  приблизили  к  Учителям  и  их  таинствен­ному  прибежищу.  Он  не  Посвящённый,  а  кто  Посвятит,  кто?!
Почему  сейчас  к  нему  пришло  сомнение,  что  так?

Обломилось,  а  впереди  ничего,  или  это  осознание  утерян­ной  жизни?  Нет-нет,  он  же  конечно  живёт,  но  в  чём  смысл  его  жиз­ни.
В  этих  походах  он  потерял  сына  и  дочь,  и  своего  отца. 
Они  ехали  с  дачи  и  попали  в  аварию.  Его не  было,  когда  их  хоронили.
Его  не  было,  а  был  бы,  что  изменилось  бы,  что?!

Но  жена  не  простила  его  отсутствие  и  ушла.  Собрала  вещи  и  ушла.  И  мать  не  простила  и  тоже  ушла  к  отцу  и  внукам.
А  он  так  и  мотается  по  этим  горам  убегая  от  боли,  ища  святое  место  - Шамбалу.  Он  верил  своим  снам,  которые  были  так  целенаправленны.  Он  просыпался  от  этих  видений,  которые  не  да­вали  ему  спать,  жить  спокойно  в  том  мире,  из  которого  он  каждый  год  убегает. 

Эти  Голоса,  смутные  Лики  и  святящиеся  туннели. 
Может  он  болен,  раньше  он  об  этом  не  задумывался.  И  только  сейчас,  здесь,  на  высоте  три тысячи  метров,  впервые  ему  пришли  сомнения  в  правильности  избранного  Пути.

Дикая  невыразимая  боль  скрутила  его,  нет  не  физическая,  духовная. 
Ему  было  так  плохо.  Шестой  десяток  лет,  он  физиче­ски  крепок,  фору  даст  любому  молодому.  И  все  эти  годы  тридцать  лет  ходит  один,  ни  разу  не  сорвался,  никакого  экстрима.  Всё  чётко,  вы­верено,  ни  разу  не  усомнился  в  своих  поисках.
Почему  сейчас,  почему?

Боже,  как  больно,  пульс  участился,  сердце  колотилось.
На  кой  чёрт  ему  сдалась  Шамбала,  ну  найди  он  её,  чтобы  в  его  жизни  изменилось?  Вернул  бы  своих  детей,  отца  и  мать,  или  жену,  которую  до  сих  пор  помнит,  и  так  и  живёт  бобылём.
Всё,  это  его  последняя  экспедиция.

Проснулся  разом,  палатка  просвечивала  утренним  рассве­том,  но  он  всё  еще  ощущал  Голос,  который  его  звал.  И  слово.  Господи,  он  забыл  это  слово,  очень  важное  слово.

                ***

Через  четыре  дня  он  вышел  на  приток  реки  Катунь. 
Рыбак  довёз  его  до  небольшого  поселения.  Заночевал  и  тут  его  скрутило  так,  что  он  не  мог  даже  дышать.  Лоб  покрыла  крупная  испарина,  всё  тело  выгнуло  и  он  забился  в  диком  вопле.

Очнулся,  рядом  сидела  старая  хакаска  с  закрытыми  глаза­ми.  Она  держала  его  руку  ладонью  вверх  и  что-то  бубнила. И  въедливый  сизый  дым  окружал  её  голову,  и  странным  образом,  из  это  клуба  дыма,  воронкой  устремилась  к  нему,  закручиваясь,  полоса  дыма.  Потрясённый  смотрел,  как  в  его  открытый  рот  дым  устремил­ся  в  глотку.  А  он  дышал,  как  ни  в  чём  не  бывало.

Неожиданно  старуха  открыла  глаза.  Они  были  почти  чёрные,  да  и  света  в  комнатушке  было  немного. 
Она  по-чмокала  усохшими,  узкими  губами. И  выпалила.
-Тебе  больно -  ты  ЖИВОЙ!!!

Она  это  произнесла  так  яростно  на  чистом  русском,  при­внося  в  последнее  слово  особый  смысл.  И  он  понял,  он  не  просто  живёт — он  ЖИВОЙ.  И  тут  же  вспомнил  то  слово,  там  на  склоне  горы  Белухи.  В  голове  как  озарилось.
-Ты  Посвящённый.

Боже  мой,  всё  встало  на  свои  места.  Его  метания,  его  оди­ночество,  безмерная  боль  по  родным,  по  этому  такому  несовершен­ному  Миру. 
Он  увидел  своё  Беловодье,  свою  Шамбалу.  Пред  ним  открылись  врата,  полные  радужного  сияния.  И  там,  в  этом  сверкаю­щем  свете,  виднелись  высокие  тела  в  белых  одеждах.  Просветлён­ные  ждали  его.

Последнее,  что  он  увидел,  отшатнувшуюся  старую  шаманку,  с  испугом  и  благоговением  смотрящую  на  светящиеся  открытые  врата  Шамбалы.
Он  шагнул...

27  января  2015