То, что Кате ночью был сон, еще утром узнает весь двор – даже самые ленивые и уставшие, убогие и больные, хромые, глухие и обиженные не могут укрыться от ее отчаянного душераздирающего крика. Как ни крути, грамотный пиар многого стоит и в этом мире.
Итак, сначала раздается отчаянное «Нееееееееет», которое сотрясает двор, эхом отражается от стен, прорезает туман – и тонет в нем, поднимая даже полумертвых. А потом начинается само представление.
Катя выползает – медленно, слепо, пошатываясь, хватаясь за стены – во внутренний дворик. Как и полагается страждущим, она бледна, заплакана и одета в черное. Для таких трагических случаев у нее даже есть специальная одежда – длинное платье и кружевная накидка.
Спотыкаясь, Катя добредает до скамейки и умело падает на нее, красиво растекаясь по спинке и сидению. Минуты три спустя – чтобы увидеть и сообщить соседке – к ней начинают сползаться все тетки из их двора: узнать, что случилось, обсмаковать подробности, вынести вердикт.
Когда вся желаемая публика собирается вместе, начинается новая фаза представления.
Оглядев – внимательным, вдумчивым взглядом – всех присутствующих, Катя трагическим громким шепотом сообщает:
- Сегодня мне был сон!
На этом ее силы как бы иссякают – и ее падение – навзничь – на скамейку сопровождается долгим восторженно-удивленным возгласом толпы.
- Или, может быть, вы не верите мне? – силы возвращаются к Кате очень быстро. Она вскакивает со своего места, обходит собравшихся, заглядывает им в глаза, хватает за руки. – Нет, скажите сразу, если не верите, чтобы я не надеялась.
- Мы верим, верим, - единодушно заявляет толпа.
- Сон мой был красив и странен, - мечтательно закатив глаза, продолжает Катя. – Но так удивительно короток.
Толпа опять выдыхает что-то невнятное, Катя прикрывает глаза, словно забывая, где она и с кем, возвращаясь в свой сон.
- Нет, я не имею права молчать, - словно приняв важное решение, Катя решительно встает. – Пусть это и опасно, пусть у меня и будут проблемы, но… Я расскажу вам вечером, что мне снилось! Давайте же соберемся вечером, как всегда!
И величаво удаляется в свою комнату – записывать увиденный сон.
Эдикт о неразглашении снов (второй после эдикта об их обязательной регистрации и продаже) не исполнялся уже давно – черни благородно позволяли лизнуть от той конфетки, которую потом долго будут смаковать избранные, наделенные правом. Кая всегда думала, что дело тут не в демократичности высшего общества, как повсеместно утверждалось, а в том, что сны стали бесцветны и неинтересны – ничего стоящего, ради чего можно было поставить быдло на причитающееся место.
Но Катя, естественно, не может упустить возможность щегольнуть своим безрассудством и щедростью – учитывая, что ей за это ничего не грозит.
Кая наблюдает за этим театром из окна своей комнаты – из дальнего угла, оставаясь незаметной. Такая грошовая драма – самое мерзкое в ее шкале ценностей, уже за ним идут убийство младенцев и потопление котят. Кая бы и не следила за такими явлениями – но тогда было бы сложнее общаться с соседями.
Тата влетает – легка и грациозна, словно мамонт, – без приглашения и стука – слишком взволнована:
- Мы это... вечером это… ну, того… типа…
- Собираемся?
- Ага.
- Опять Катя сон видела?
- Ага.
- Хорошо, я поняла. Спасибо, что предупредили.
- Угу.
Тата выходит, и Кая вздыхает почти с облегчением – можно сказать, отделалась малой кровью. Когда в прошлый раз пришла Тося, было намного хуже.
Сложно сказать, что было тяжелее – то, что ей приходилось говорить – как никак, она сняла с себя обет молчания только два года назад – или слушать, как говорят они.
Катя появляется на балконе часа два спустя. Она успевает переодеться – теперь на ней серая вязанная кофта поверх серого же платья и сера косынка на голове. Это знак – Катя пишет.
Она выходит, облокачивается на перила и старательно вглядывается вдаль – так, словно есть куда вглядываться, кроме выщербленной серой стены их двора-колодца. Но, да, все это – мелочи, ибо на самом деле Катя творит. Шевелит губами, жестикулирует, вздыхает, трагическим жестом прикладывает руки ко рту – и, нагулявшись, опять уходит в комнату – дописывать.
Иногда Кая злорадно думает – когда это все приестся и Кате, и соседям, придумывает ли она что-то новое и что это будет? Будет ли Катя ломать руки? Стонать? Биться головой о стену? Визжать? Ведь настоящий творец не должен замирать в своем развитии.
Сама Кая сидит в дальнем углу на полу – штопает старье и даже не пытается бороться со злыми мыслями. Больше всего ее интересует вопрос: это случайность или закономерность, что Кате приходят сны, когда у Каи выпадают выходные?
Когда начинает смеркаться, во дворе начинается движение – соседи устанавливают столы, выносят стулья, собирают нехитрую снедь по принципу «кто что может». Кая спускается на улицу предпоследней – последней, естественно, приходит королева праздника, Катя.
Она выходит вся в белом, с вязаным платком на плечах и венком на голове. Усаживается на свое законное место – во главе стола и, дождавшись тишины, начинает читать – громко, красиво, не забывая про трагические паузы в нужных местах.
Катю слушают, затаив дыхание и не сводя глаз. Но Кае это не интересно. Ее мучают вопросы и желание узнать правду – действительно ли они не помнят, что почти такой же сон Катя рассказывала и в прошлый раз? Им действительно интересно это слушать – или для них это просто повод собраться, причина для праздника? Катя на самом деле видит одни те же сны? Или просто рассказывает то, что с удовольствием схавывает пипл, зарабатывая на этом и деньги, и репутацию?
Когда Катя заканчивает читать, все плачут: кто – всхлипывая в голос, кто – молча вытирая слезы. И в Кае поднимается такая смешанная волна чувств, что ей самой хочется зареветь. А еще – рассказать правду. Но внутренние крепы держатся. Пока еще держатся.
Не поднимая глаз, как можно незаметнее, она встает из-за стола и поднимается к себе. Пока она идет – по темному двору, по грязному узкому коридору, не разбирая дороги, пошатываясь, чувствуя, как земля уходит из-под ног – к глазам подступают слезы, а к душе – отчаяние. Кае кажется, что она была неправа, удалившись в высокую башню презрительного молчания, запретив себе писать, придумывать истории, запоминать сны – потому что ограниченные и косноязычные люди не заслуживают, чтобы для них писали. Что в этой ситуации права оказалась Катя, сумевшая подарить людям хоть какую-то надежду.
Наутро эти сомнения уйдут. Но до утра Кае еще придется пережить бессонную ночь, полную сожалений и сомнений.