Глава 2

Манскова Ольга Витальевна
     К настоящему времени многое из того, о чём сообщил тогда Джону в приватной беседе Виктор, быстро стало сбываться. Странные были новости… Людей, падающих на улице и увозимых "скорой" становилось всё больше и больше. Медики рекомендовали днём совсем не выходить на улицу в связи с усиливающимся излучением нового типа. Жизнь крупных городов перестраивалась на ночное и сумеречное существование. События развивались стремительней, чем предполагали даже самые мрачные прогнозы.
   Сейчас, постояв немного на палубе, Джон уже спустился вниз и прошел в помещение, где временно была «столовая».
  - Подумать только! Вот вы, ученые, что скажете? - вопрошал главный повар судна, Борис Анатольевич, бурно жестикулируя руками. - Сколько веков человечество стремилось к богатству, роскоши, насыщениям... Создавало новые виды пищи - повкуснее, новые витамины и таблетки - чтоб было всё не больненько и сладенько... И во всём остальном - чтобы мягенько, красиво и удобненько всё было обставлено... И вдруг - пшик! Солнышко пригрело - и мир изменился! А мы к этому не готовы. И - что ж, нехорошее, мол, солнышко!
    «Столовая» была также своеобразной «комнатой отдыха» для экипажа, «электронной библиотекой», куда приходили почитать, и дискуссионным клубом.
  - Я, как генетик, могу сказать, что библейский закон "Последние будут первыми, а первые - последними" действительно работает. Но... Лишь на следующих поколениях. Хорошие здоровые дети, а значит, здоровые гены - вот что главное богатство цивилизации! Хороший отец даст именно такое наследство своему сыну. "Последние" же - то есть, люди, испытывающие лишения, голод, неудобства - как ни странно, получают генетическую компенсацию в своём потомстве. А те, кто жили в роскоши и довольстве,  дают потомству генетический изъян, - подключился к беседе Виктор, ненадолго оторвав взгляд от компьютера.
  - Н-да... "Богатыри - не вы"... Всё более "комфортное" человечество в своё время подвело себя к роковой черте... Весь этот "золотой миллиард" угробил бы планету - её спасли гонимые и отверженные, выживающие в страшных условиях и совершенно никому не верящие люди. Ни СМИ, ни телевидению, ни авторитетам. Спасли тем, что выжили, - добавил мрачный лейтенант Корвус, задумчиво ковыряя печеного осьминога на своей тарелке.
  - Помните, у какого-то писателя прошлого века было: "Мне предоставляют свободу вероисповедания. Я могу верить или не верить в Бога... И почему же тогда я обязан по долгу службы верить во врачей и праведность медкомиссии? Но я не верю ни во врачей, ни в нашу медицину. Бог, во всяком случае, никогда не делал мне ничего плохого. Только - люди", - процитировал  Виктор по памяти.
  - Кажется, это в том романе, где главный герой, не помню уже, как его зовут, зараженный врачами для эксперимента новой формой лихорадки, угоняет пассажирский транспортник и летит на Луну. А оттуда – на Марс, вместе с первыми поселенцами. «Основатель колонии», по-моему. Сильная вещь, одна из самых сильных у Йозефа Штайна, - оживился Айсприн. Он любил потолковать о литературе.
  - Ну... Во всём можно перегнуть палку. У неё - два конца. Медицина и прививки – тоже нужны, если только учитывать индивидуальные особенности организма. Нельзя от медицины взять и полностью отказаться. Но то, как вели себя медики прошлого - искусственно создаваемые эпидемии, вырезание органов у здоровых людей для пересадки и прочее - это просто известный кошмар нашей истории, и он не должен повториться, - бурно возразил Саша, судовой механик.
  - Насчет "индивидуального подхода" ты прав. И тут, в этом пункте, на высоте была самая древняя медицина - она гораздо дальше и глубже ушла, чем все последующие. Пожалуй, даже современные медики еще не достигли ее уровня, не говоря уже о той, что была во времена тоталитарных режимов. В древности, китайские врачи могли по одному пальцу, мизинцу, поставить диагноз и назначить лечение - верх такта и профессионализма... А что у нас было пару веков назад? Пациент, разденьтесь, покажите язык, живот, простите, зад - да при таком подходе к пациенту номер такой-то врач по определению будет коновалом! Когда личность, характер, особенности организма – абсолютно не учитываются. Врач не на лицо смотрит и  не на индивидуальность, а... И совершенно беспардонно! И - каждый второй из них получал при этом удовольствие от унижения пациента. Именно поэтому в дальнейшем перешли на медицинскую аппаратуру, так людям хотя бы вреда нет от непосредственного общения с "врачами"... Настоящий врач - это большая внутренняя сила, выдержка, ответственность и чуткость до телепатии. При одном взгляде на которого больному становится легче. Но таких - единицы на миллион. И со времён древности их количество только убывало... Не по направлению к гуманности шло человечество. Только к поглощению в себя и на себя ресурсов природы. Вот и получили - в итоге... Медицинские учреждения тоже, в конце концов, заигрались от полученной над людьми власти… Из наемных убийц по индивидуальным заказам переросли и вовсе в экспериментальные концентрационные лагеря. В закрытые лаборатории... По уничтожению людей. Теперь человечеству и приходится все это разгребать и постепенно разруливать ситуацию, - под конец сорвался Виктор, всё более повышая голос.
  - Ладно тебе, Виктор, не будем! - попросил Айсприн. - Хорошо всё то, что хорошо заканчивается! Не забывайте, у нас на борту – тоже много врачей. Они могут и обидеться.
  - Не обидятся. Они – хорошие, стараются. К тому же – историю нашу, надеюсь, они тоже хорошо помнят. Да, ещё я рад, что теперь снова обязали всех медиков давать клятву Гиппократа, - начальник смягчился.
  - Всё надо помнить - чтобы не повторить. И закончилось, как ты знаешь, совсем не хорошо. И нам просто ещё повезло с планетой - она взбунтовалась, и просто сбросила почти всё "материальное наследие" человечества, с его виллами, дачами на Канарах, личными особняками более ста этажей - всю эту звёздную крутизну, - вмешался Корвус.
   - Ну... Те, у кого была лишь полуразвалившаяся лачуга и туалет на улице - тоже пострадали, - сказал Айсприн.
   - Несомненно. Горя было много - читать об этом тяжело. Но те, кто выжил - принялись отстраивать новые лачуги. А выжившие бывшие миллиардеры – сплошь вешались и топились. Им тяжело чересчур было поутру встать, и понять, что ты – на равных со всеми… Но, в общем и целом, цивилизация вышла из тупика. И это был наилучший сценарий, чем, если бы весь этот "золотой миллиард" процветал дальше, создавая для большинства на планете нечеловеческие и безнравственные условия... Это гниение, когда верхушка представляет собой раковую опухоль, а весь организм общества пронзают миазмы её отправлений,  могло длиться ещё веками. И ничего для жизни на планете не могло быть хуже!
  Джон встал и отошел к окошку раздачи пищи, протянув свой талончик на обед. «А то, я с этими разговорами голодным останусь!» - подумал он. И вовремя,  готовила как раз лучшая повариха, Кэт. Она славилась тем, что замечательно могла приготовить любое блюдо из морепродуктов. Рыбу в её исполнении было невозможно отличить от мяса, а из чего она делала так называемый "морской салат" - Джон и вовсе затруднялся ответить.

               
  Примерно через час  почти весь экипаж высыпал па палубу.
  Вдали, прямо по курсу, возник искусственный плавучий город Гидрион - последний аванпост цивилизации... Там должна состояться встреча с первой экспедицией... А дальше  предстоял путь в полную неизвестность.
  И там, в Гидрионе, он наконец встретится с женой. Со Стеллой. Которая уехала столь внезапно, ничего не объяснив. Впрочем, это было вполне в характере Стеллы. Она даже, когда выходила за него замуж, так сразу и предупредила: есть, мол, у меня такой пунктик: всё время куда-нибудь исчезать. Если сможешь это терпеть и к этому привыкнуть – то мы будем вместе. И они с тех пор старались полностью доверять друг другу.
   Он и сам, хотя и с предупреждениями, пару раз уезжал в дальние экспедиции, один раз – в центр Австралии, к Внутреннему Морю: так теперь называлось это загадочное и необычайное природное явление. Которое появлялось примерно раз в пять лет посреди засушливого края. Превращая обычное огромное озеро, которое теперь наличествовало всегда, в нечто грандиозное, и кардинально меняя всё вокруг. Край преображался; хорошо, что затопление происходило медленно, и все животные успевали покинуть обжитые места. В другой раз, он путешествовал по оживающей пустыне Сахаре, которая постепенно превращалась в благословенный край.
   И Джон, и Стелла были биологами, она изучала экосистемы, а он - мутации организмов. А подобные исследования требовали постоянных путешествий.
    Но, Стелла могла уехать не только в научную командировку, но и просто так. И такое уже бывало…
    Так, в прошлый раз она внезапно уехала на «Дальние Острова»: в один из самых больших заповедников. Туда пускают не всех, но Стелла - биолог, и у нее, как и у всех биологов, есть пропуск, позволяющий посещать любую закрытую природную зону мира. Таких, самых крупных, заповедников  на планете лишь пять. Но, к счастью, есть ещё множество, тысячи мелких, где разрешено отдохнуть любому, кто соблюдает правила поведения на территории.
    И раньше она хотя бы звонила, через пару дней… И объяснила, что уехала просто потому, что не выносит постоянной жизни в городе, ей очень часто хочется побыть среди совершенно дикой природы. В особенности, в состоянии стресса. В тот раз стресс был вызван новостями из ближайшего к городу заповедника, где она часто бывала. И где неожиданно похозяйничали браконьеры; погибло много животных.
    Стелла отдыхала всегда только вне городов. И не была человеком домашним. Даже познакомилась с Джоном, можно сказать, на природе: в большом городском парке Сиднея. Молодой кандидат наук пошел туда, чтобы немного развеяться после работы. Бродил, наблюдая за колибри, попугаями и летучими мышами, висящими на цветущих деревьях, как маленькие мешочки. Так вышло, что в парке он помог незнакомой девушке поймать больную летучую мышь: она висела слишком высоко для её роста, а когда он попытался её снять, упала в траву. Джон и Стелла, вместе, долго искали несчастную зверюшку. После чего, вместе с девушкой (ну и ещё, с этой самой мышью) Джон пошел к ней на работу, чтобы отнести животное на лечение: тут и обнаружилось, что Стелла работает в том же институте. С тех пор, они стали часто встречаться. А вскоре, уже почти не расставались…
    Почти.
    Вот и опять: почти четыре месяца назад, он встал и обнаружил лишь записку на столе. Маленький листик из записной книжки, на котором было написано:
   «Прости, любимый! Мне нужно срочно уехать. На работу не звони: я отпросилась».
    И - больше ничего.
    Он не звонил… Хорошо хоть, позвонили ему; хотя бы, не объясняя, куда – но сообщили, что выехала по очень важному делу… Бывает.

    А потом… Потом был тот самый день, того разговора с Виктором… Когда он проснулся со странным ощущением. Будто непременно должно произойти что-то такое... Чего просто не может быть никогда, ни при каких обстоятельствах. Нечто неожиданное, непредсказуемое, переворачивающее мир с ног на голову. И удивительно захватывающее…
   Проснулся, машинально пошарил по кровати рядом с собой.
   Стелла...
   Её нет рядом, и некому теперь рассказать свой сон… Они всегда пересказывали друг другу свои сны, если в них было нечто интересное.
   Проснувшись, Джон подумал, что следует ещё раз прокрутить еще свежие образы его странного сна, зафиксировать его в памяти. Порою так трудно уловить моментально ускользающее сновидение, размотать его тонкую нить, в попытке зацепиться хоть за маленькую деталь, намек, полутон… А иногда, сны бывают настолько явными, что помнятся всю жизнь: просто из-за отчетливости,  необычно осязаемой реальности. Но, такие сны приходят чрезвычайно редко. Один из них, например, приснился Джону за несколько дней до встречи со Стеллой. В нем не было почти ничего особо фантастического. Кроме, пожалуй, необычайной осязаемости происходящего. Снилась гроза, крупный теплый дождь. Там, во сне, он бежал по улице, подставляя лицо под капли и наблюдая, как они приближаются, будто в замедленной съемке. И как появляется радуга, над льющимся сверху и переливающимся потоком воды. Огромная радуга через все небо. Он поднялся в воздух и полетел к этой радуге и к свету. И люди вокруг тоже начали летать. И, пролетая мимо, радовались и смеялись, и все взвились единой группкой над землей, а человек, летящий впереди, показывал им с высоты весь город. Как на экскурсии.
    И новый сон был из числа тех, что запомнятся надолго. Там, во сне, он был заключен в глубокие зеленые воды и всплывал из глубины навстречу солнцу, которое пробивалось сквозь толщу воды, похожую на монолитное стекло. А рядом, выплывая из дальней глубины, его обогнали странные существа, крупные и гладкие голубые ящеры с длинными шеями, чьи головы вытягивались вверх и заканчивались чем-то, напоминающим клюв. Ящеры имели только две конечности - ласты на конце своего туловища. И были разумны. Они, мысленно, сообщили, что населяли раньше эту планету. Только, в те времена, когда она была полностью покрыта водой. А потом, достигнув совершенства, улетели к далеким звездам. Существа убеждали его, что летать так же легко, как и плавать. Надо только почувствовать, осознать свою легкость и войти в струящиеся сверху потоки. И потом он, там, во сне –  долго  то ли летел, то ли всплывал наверх сквозь зеленый, вязкий воздух…  Навстречу свету. В захватывающем, невообразимом полете.
    Эти два сна были разными, но общим в них было ощущение полного отдохновения. И ожидание чего-то неожиданного и необычного, что должно произойти.
    Вскоре он уже созерцал из больших окон полупустого троллейбуса проносящийся мимо утренний город. Вышел на остановке «Институт», поднялся на эскалаторе на свой этаж и направился к лаборатории… И столкнулся с Виктором. 


   Джон видел Гидрион не впервые. Издали этот плавучий город был похож на плавающий муравейник из стекла и бетона, или, скорее, на плавающее на воде осиное гнездо, с окнами-сотами. Он знал, что этот город уходит и вниз, на большую глубину подводных этажей, где располагаются бассейны, плантации подводных растений и рыбопитомники. Гидрион был известен  множеством музеев морских животных и подводного мира, а также одной из самых крупных научных библиотек. Джон вместе со Стеллой два раза бывал там, и каждый раз его поражал огромный искусственный мир, созданный в центре Гидриона, мега-аквариум из прочного стекла, спиралью вокруг которого вились этажи со смотровыми площадками. С них для зрителя открывался мир китообразных, касаток, дельфинов и разнообразных более мелких видов морских животных. Выныривающие и дразнящиеся дельфины на самой верхней смотровой площадке всегда приводили Стеллу в неописуемый восторг. Потом они долго разглядывали кораллы, медуз, раковины и прочие причудливые организмы так называемого "Подводного Космоса" - самого крупного в мире музея, где были представлены жители морских глубин. И Джона всегда здесь поражали гигантские глубоководные рыбы и огромные кальмары нижних ярусов, а также жители тех миров, где под ещё более громадной толщей воды обитали такие странные, ни на что не похожие, обитатели.

   - Здравствуй! Прости, что ничего не сообщила тебе, ушла, не прощаясь, - первое, что сказала ему Стелла на пристани Гидриона. - Экспедиция держалась в секрете. Но вот, теперь и ты…, - Джон зажал ей рот поцелуем. Они долго стояли и целовались здесь, на сильном ветру, и Гидрион казался Джону маленькой щепкой посреди огромного океана.
   - Я буду проситься с вами. Пошли к Виктору, - сказала Стелла.
  - Это – опасно. Гораздо опаснее даже, чем…
  - Я знаю: в отличие от нашей экспедиции, вы выходите на берег. Но я останусь на «Арго-2». Не буду десантироваться. И – наверное, вовсе не буду включена в состав экспедиции: поеду, как частное лицо… Просто, я хочу быть с тобой.
   Разрешит ли Виктор подняться на борт Стелле?   
   Джон, как вполне адекватный парень, давно понимал, что, если начальник не слишком сильно похож на очковую змею – то это хороший начальник. Например, его собственный научный руководитель, Василий Денисович, лишь самую малость походил на мудрого, спокойного, но… змея. То, вроде бы, благодушного и доброжелательного, но иногда… Мог вызвать «на ковер» и протокольным голосом спросить:
    - До меня дошли сведения, что вы – сектант. Это – так?
    Откуда дошли, этого не сообщалось: понятно, что за такие «сообщения» морду бьют… А потом, красней, распинайся, доказывай, что ты – не верблюд, не питаешься колючками и не имеешь горб.
    В общем, обычно начальство обнаруживает ту или иную придурь и любит, чтобы перед ним трепетали. К счастью, бывают счастливые исключения из общего правила. Изредка в научных кругах, оказывается, попадаются начальники необычные: то есть более, чем просто хорошие. К последним и относился заведующий соседней кафедры и начальник лаборатории генетики, Виктор Михайлович Анзаров. Он и вовсе выпадал из представлений Джона о начальниках вообще. А также, о руководителях научных отделов, профессорах и заведующих кафедрой. У Анзарова не было представительного животика, он не носил галстук и портфель, здоровался со всеми коллегами, включая знакомых ему только лишь в лицо – в лифте или в коридоре. А не воротил гордый нос в сторону. Иногда его можно было застукать в фойе этажа, когда Виктор Михайлович собственноручно поливал редкий и прихотливый вид гибискуса, растущий в кадке, который притащила  лаборантка Мирра, поскольку её домашний цветок превысил пределы отведенного ему комнатного пространства, и продолжал разрастаться.
    За столь необычный, подтянутый и моложавый вид этого профессора, которому и реально было менее сорока лет, при том, что он выглядел ещё моложе, Виктора Михайловича почти никогда не звали по имени-отчеству, кроме как на конференциях или научных собраниях: а так, просто Виктор, и всё тут.
   А еще, его называли «человек – вулкан» и «наш загадочный коллега»; он запросто наживал себе врагов или заводил друзей, и равнодушных к нему в институте практически не было: Виктора или любили, или ненавидели. Он зачастую говорил отрывисто, рублеными фразами. Любил ставить людей в тупик или озадачивать проблемами. А в иные дни, носился по зданию как угорелый, искал кого-нибудь или же «срочно опаздывал».
   Джон поначалу, как только попал в институт и был ещё лаборантом, не часто пересекался с Виктором. Только лишь, слушал его выступления на конференциях, забегал в их отдел по делам и перекидывался парой фраз. Но потом, постепенно, Михайлович стал играть в жизни Джона всё более и более значительную роль. Поскольку, он всё чаще натыкался на Виктора Михайловича в коридоре или буфете, а тот всякий раз его приветствовал – то, рано или поздно, молодой человек на вопрос коллеги: «Как ваши дела?», - действительно поведал о неприятностях и поделился проблемами. С тех пор, Виктор всегда при встречах его подбадривал, давал ему советы и научные рекомендации, указывал, как и чему уделить внимание при работе над диссертацией. В итоге, он практически являлся его вторым научным руководителем.
   В общем, новый его начальник – человек необычный; и Стелле стоило рискнуть – и напроситься в экспедицию.
 

    В то время, пока они шли к судну и поднимались на палубу, погода резко испортилась. Волны за бортом становились всё выше, низкие тёмные тучи нависли над водою, солёные брызги долетали до любого конца палубы и даже били в окна-иллюминаторы.
  Виктор был у себя. Сидел у компьютера, изучая последние, только что переданные ему, материалы первой экспедиции. Молча, жестом, он предложил  им присесть.
  - Всё это, только не в сопровождении столь подробного фотоматериала, я уже видел... М-да… А нам нужно теперь будет… добыть подобные экземпляры... Этих чудовищ.
  - А что нам расскажет их генный материал? Есть предположения? - спросил Джон, остановившись взглядом на таком «образце №…», который явно холодил душу и был похож на клубок змей, имеющий единое тело.
  - Предположений нет. Кроме того, что материал может оказаться... Скажем так: несколько необычным. Знаешь ли, пару веков тому назад, во время самого пика загрязнённости воздуха и земли, времени начала катаклизмов, изменения природы, аномалий и перестройки планеты, на землю - в разное время и в разных местах – стал проливаться дождь кроваво-красного цвета, а также реки и озёра часто приобретали красноватые оттенки... На эту тему было выдумано множество легенд и пророчеств, красный дождь казался зловещим предупреждением. Но действительность оказалась еще более странной. Был сделан анализ красной жидкости, падающей с неба. И было выяснено, что это действительно кровь, а не вода, содержащая примеси соединений железа, как полагали ученые. Индусы, к тому же, выяснили, что эта кровь - то есть, органика, имеет не земное, а космическое (как сказали, метеоритное) происхождение. И, после исследования индусскими учеными-генетиками красных капель "дождя" были сделаны весьма странные открытия… Клетки, идентичные клеткам крови, но - без хромосом: вот из чего состоял "красный дождь". И тогда он был назван "кровью ангелов" - ведь только ангелы не имеют кармы, а карма - это наследственная информация. Наследственную информацию содержат гены. Свойства "крови ангелов" оказались уникальными. Она очищает окружающее пространство и ликвидирует негативную энергию. И является той питательной средой Космоса, из которой ускоренно произрастают новые организмы и рождается жизнь на тех планетах, где ранее её не было.
  - Это очень интересно. Но… Какое отношение это имеет к тем существам, которых ты сейчас рассматриваешь? – спросил Джон. - Ты думаешь, что у них тоже нет хромосом?
  - Нет, я веду разговор к тому, что, если существует "кровь ангелов", то, быть может, существуют и чудища преисподней... С которыми сражались и которых победили боги - судя по мифам многих народов.
  - Это ты - серьёзно?
  - Вполне...
  - Виктор, мы, впрочем, пришли по другому делу, - вмешалась в разговор Стелла.
  - Понял. Не маленький. Могу тебя взять, но только – кладовщицей. Как раз нам не хватает, как выяснилось, еще одного кладовщика, - вздохнул Виктор.
 - Идет! – обрадовалась Стелла. – Спасибо, Виктор...
 - Вещей – немного? Заселяйся в каюту мужа. На Гидрионе мы долго не задержимся, выдвигаемся с утра. Надо спешить, - коротко оборвал начальник еще и не начавшийся поток благодарности.